Ир Дамис пару раз сделал замечания, но больше для проформы. Раскритиковав стойку Миля, Ир Дамис избавил от внимания Артани, и на тренировке, в отличие от изображающего усердие Данко, граф страдал откровенной фигнёй. Без Сорры ловить представлялось нечего, но живой и общительный эниец пришёлся Роману по душе. Артани страдал от отсутствия друзей и очень сожалел, что не может выбирать напарника.

Данко веселил, сыпал шутками, в ответ на замечания делал страшные глаза, не боясь передразнивать САМОГО Ир Дамиса, и с лица Романа улыбка часа полтора не сходила. Переодеваясь, эниец позвал составить вечером компанию в театре. Они собирались сходить с друзьями, а у них оставался свободный билет - денег никаких не надо.

Данко зашептал на ухо, рассказывая, что у ребят планируются свидания со своими подружками, но одна из девочек остаётся без кавалера. Увы, слова Миля немедленно напомнили графу о собственном свидании, и настроение омрачилось.

Провожая Артани, эниец безапелляционно подтащил графа к стайке веселящихся девушек, перезнакомив официально, и сделал особенный упор на застенчивую темноглазую халийку с курчавыми волосами. Немного плоскую и угловатую на фоне пышных подруг, но в этом таилась своя прелесть. Девушку звали Анна Вереск. Она отчаянно краснела; пожалуй, не менее отчаянно, чем смущённый Роман.

Порой, желая свести вместе двух одинаково замкнутых людей, сводники из благих побуждений совершают грубую бестактность. Сводимые чувствуют себя крайне принужденно, и готовы воспользоваться любым предлогом, чтобы сбежать за угол и, попрощавшись, разойтись в разные стороны. Ни у одного из них не хватает смелости сделать первый шаг, а если хватает, начинается настоящая пытка разговором. Противоположности в этом отношении ориентируются и сходятся куда быстрее, но Роман не был настолько безнадёжен, чтобы не уметь завязать с девушками светской беседы.

Тем не менее, сегодня он не мог принять предложение энийца, ибо не терял надежды встретить Алиссинди. Артани стоило усилий извиниться перед девушками и ответить отказом на любезное приглашение Миля. В другой раз он с удовольствием составит компанию, но на вечер у него свои планы, поэтому граф вынужден попрощаться.

- Прелестный бука - вздохнула одна из девушек, когда господин Артани завернул за угол коридора и, столкнувшись по пути с Алисой ди Бьорк в сопровождении Сидера, не забыл поклониться и отвесить комплимент. Вежливость – черта благородных, а благородство души не зависит от происхождения.

Алиса, имевшая возможность видеть сцену общения, нервно скомкала платочек. Она с прохладной улыбкой ответила на приветствие, церемонно присев перед пролетающим мимо Артани, и досадливо прикусила губку, провожая спину взволнованного графа взглядом.

О, змей ревности, сколь многие сердца ты успел отравить своим ядом. Фрейлине не было дела до дел графа, но ревностное чувство одной девушки по отношению к другой немедленно взыграло самолюбием и одержало верх над разумом. Ди Бьорк плавной павой протекла в центр компании, здороваясь и интересуясь бессмысленными мелочами. Демонстративно повернулась к алеющей Анне спиной - ревновать представлялось не к чему - а фыркающий ди Оран тихо угорал, наблюдая чужие страсти, и подливал масла в огонь.

Барон елейным тоном рассказывал о милейшем графе Артани, чья неприступность сравнима с подводной скалой, топящей хорошенькие корабли, напрасно мечтающие бросить якорь в чужой бухте. Бедняжки не знают, что граф женат на собственной чести. Артани каждое утро сдувает с неё пылинки и проходит щёточкой, чтобы она блестела и бросалась в глаза. Кстати, Сидер знает немало кораблей, разбившихся о графа, и готов развлечь умирающих от любопытства девушек игрой в загадки.

Эниец хохотал, как чёрт. Он немедленно предложил Сидеру свободный билет, но и барон разочаровал, поведав друзьям, что не располагает собой. Корабль Сидера всеми парусами принадлежит Алисе ди Бьорк.

-   Моя вечная любовь! – Сидер галантно поцеловал ручку кипящей от злости фрейлине, стрельнул глазами с очарованием истинного мерзавца, и был немедленно прощён.

- Дамский угодник! – благосклонно сообщила Алиса, трепля заразу за волосы. – Вы совершенно невыносимы, барон.

- А вы меня не выносИте, - важно надув щёки, сообщил ди Оран и комично подмигнул, – Оставьте себе, ласточка.

***

Благодаря стараниям энийца, с тренировки Роман ушёл не только живой, но и практически не уставший, более того - в хорошем настроении. Жизнь стремительно налаживалась. Приняв душ и переодевшись, Артани собрался уходить, но столкнулся в дверях с Алексисом Соррой.

Итаниец выглядел не лучшим образом. Запавшие глаза, осунувшееся землистое лицо и стойкий запах перегара подсказывали, что Артани не один веселился со спиртным. Великолепная коса свисала вялой змеёй, но начищенный ширен переливался холодным блеском стали, неуловимо намекая, что спящие змеи опаснее живых людей. Вышивка на широком отвороте рукава заляпана грязью, мундир помят и, учитывая педантичную аккуратность и чистоплотность Сорры в отношении собственной одежды, где его черти валяли... «Пусть валяют там и дальше, лишь бы Роману жить не мешал».

А он мешал. Остановившись в проходе, Алексис преградил выход, лишая Романа возможности пройти. Серые, отливающие сталью глаза нехорошо прищурены и оценивающе смотрят на ди Валя в размышляющей попытке - двинуть или отпустить с миром. Судя по прищуру, итаниец склонялся в сторону первого варианта.

Роман скрипнул зубами. Затевать драку не в его интересах, но и не затеять представлялось сложным. Худощавый, но широкоплечий Алексис, перевитый канатами стальных мышц, подавлял маленького графа габаритами, не оставляя надежды оттолкнуть или сдвинуть с места.

- Мне нужно пройти, - холодно процедил ди Валь, смутно представляя, сколь остро сейчас Сорре хотелось его ударить. Не избить - ударить по нежному, беспечно-беззаботному лицу. Отвесить унизительную, болезненную оплеуху тыльной стороной ладони. Она не приведёт болвана в чувство, но сможет выразить накипевшее на душе.

«Нагулялся? Маленькая, упрямая дрянь».

Душило. Душило от желания сделать с ним что-то, наказать, заставить заплатить. Сорвать с плеч мундир, швырнуть на кровать, запереть в комнате, сообщив, что он никуда не идёт. Сорра запрещает прогулки по ночам, и пусть бросается на него раненным зверем, требует ключ, ярится. Что он может сделать? Ничего.

«Нет. Роман не поймёт, а Сорра не скажет». Никогда не запрёт, не остановит... Роман - не собака, чтобы ему указывать, сам разберётся. Сорра тоже разберётся с самим собой. Однажды он просто не придёт. Проснётся утром, и поймёт, что здоров. Забудет ди Валя, как бредовый сон, и может тогда перестанет бредить.

- Как твоя рука? - и не думая посторониться, осведомился Алексис, продолжая разрезать сталью глаз.

«Светлые, словно в радужку насыпали прозрачный лёд, а тёмные зрачки высеребрили инем».

- А сам как думаешь? - привычно огрызнулся Роман, переминаясь с ноги на ногу, и добавил, начиная закипать, – Алексис, дай пройти, или тебе хочется мне и вторую руку сломать для симметрии?