Но вот трюмные механики открыли все кингстоны и забортные клапаны. Вода начала врываться внутрь крейсера. На последней шлюпке они покинули тонувший корабль. На ней был отправлен часовой у флага боцманмат Петр Оленин, находившийся с начала до конца боя на посту у грот-мачты и готовый каждую минуту сменить флаг на гафеле, если бы он оказался сбитым. Все обмундирование на Оленине было изорвано осколками, приклад его винтовки разбит, разорван левый сапог и ранена нога. Он совершенно оглох от грохота, но ни на минуту не покинул поста. Оленин не спускал глаз с флага н дважды заменил его во время сражения. Когда боцман приказал ему идти к последней шлюпке, часовой-герой заявил, что снять с поста его может только командир. Рудневу доложили об этом. Он подошел к Оленину, снял с поста, а затем обнял героя-матроса.

Затем Руднев в сопровождении боцмана еще раз проверил, не остался ли кто-нибудь на крейсере, и спустился на катер, бережно прижимая к груди изорванный осколками кормовой флаг «Варяга».

Этот флаг хранится в Центральном военно-морском музее в Ленинграде среди множества других реликвий — свидетелей героических подвигов русских моряков.

«Варяг» погружался. Трудно было Рудневу и сопровождающим его морякам спускаться по наклонному трапу правого борта. Голова нестерпимо болела и кружилась, в ушах еще отзывалось тысячами разноголосых звуков только что закончившееся сражение. Держась рукой за погнутую леерную стойку, командир прижался к ней бледными губами, отдавая последнюю дань любви и уважения своему кораблю. Не любивший услуг, на этот раз Руднев повиновался боцману Харьковскому и вестовому Войцеховскому, бережно поддерживавшим его под руки.

В этот момент с крейсера донесся лай собачки Кирюшки, почти два года плававшей на «Варяге» н ставшей общей любимицей команды. Кличку собачка получила от матросов «в честь» великого князя Кирилла Романова, офицера штаба эскадры, речь которого напоминала лай собаки, великого пьяницы, драчуна н сквернослова.

Руднев, обернувшись к Войцеховскому, сказал:

. — Нельзя ли спасти собаку?

Тот мигом бросился на крейсер и нашел Кирюшку в одном из помещений, примыкавших к лазарету. Собака металась и громким лаем как бы звала людей на помощь, а сама в это время не спускала глаз с ванны, частично заваленной санитарным материалом. Быстро разбросав кучу белья, Войцеховский к своему удивлению обнаружил в ванне тяжелораненого машиниста Степана Давыдовича Крылова. Видимо, санитары забыли про него в суматохе. Кирюшка был вне себя от радости: визжал, прыгал, стараясь лизнуть Войцехов-ского в лицо. Доложив с борта Рудневу о случившемся, Войцеховский вместе с Харьковским осторожно снесли по трапу Крылова, а за ним и верного Кирюшку, терпеливо ожидавшего своей очереди.

В 3 часа 55 минут катер отвалил от борта «Варяга» и направился к крейсеру «Паскаль».

У Руднева, кроме флага, казенных денег, денежной отчетности, шканечного .журнала н других важных судовых документов, ничего больше не было. Многие матросы, равняясь на своего командира, так поскром-ничали, что даже не взяли запасного обмундирования. По пути на родину они настолько обносились, что пришлось воспользоваться любезностью гостеприимных спасителен и переодеться во французскую форму.

Иностранцы, наконец, успокоились: опасность миновала. «Варяг» погружался, все более креня стройные мачты и белый корпус на левый борт, как бы прощаясь с командой, не спускавшей с него затуманенных слезами глаз.

В 6 часов 10 минут крейсер скрылся левым бортом под водой и пошел в морскую пучину. Русские люди с честью выполнили свой долг, до последнего предела исчерпав все возможности обороны и жестоко отплатив коварному врагу.

11

Японские корабли в этот день на рейде не появлялись, оставаясь за островом Иодольмн. Зимняя ночь спустилась над рейдом, закрыв трагическую картину последних минут жизни «Варяга».

Русские моряки разместились хорошо. Заботливо и сердечно отнеслись к ним зарубежные товарищи, но редко кто из экипажа «Варяга» спал в эту ночь. Тяжелораненые бредили. Не сомкнул глаз и Руднев в предоставленной ему командирской каюте. Сильно болела голова, так как осколки задели череп. Но особенно беспокоило, как будет воспринят его поступок в России. Умудренный горьким опытом службы в царском флоте, Руднев мало интересовался мнением начальства, зная, что оно может быть таким же несуразным, как приказы наместника и Старка, погубившие «Варяг» и «Кореец». Мелькнула мысль: а ведь он отчасти нарушил приказ, выйдя из Чемульпо! Правда, это спасло людей и крейсер от бесславного расстрела со стороны японской эскадры, но как посмотрит на это тупоголовое командование? Руднев за ночь раза два принимался писать желчный рапорт наместнику, но голова шла кругом, буквы сливались в какой-то хаос.

А как народ России встретит его действия? Оправдает ли он его?

Но успокаивала мысль: «Варяг» поддержал честь русского флота, лишил врага победы, нанес ему значительный ущерб, спас оставшихся в живых людей от позорного и мучительного плена!

12

Раннее утро застало Урну на адмиральском мостике. На крейсере «Нанива» только что спустили сигнал с пожеланием счастливого плавания крейсерам «Асама», «Чнода» и «Такачихо», уходившим в Сасебо на ремонт. Самурай нервно ходил по мостику, не замечая услужливых офицеров штаба эскадры. «Что скажет командующий флотом адмирал Того?» Этот вопрос занимал его мысли. Он хорошо знал адмирала! Облик Того стоял перед глазами: тощее, в мелких морщинках, застывшее в каменном спокойствии лицо, маленькие сощуренные глаза, не раз вызывавшие у него. Урну, холодок в спине. Как посмотрит теперь на него Того? Как оценит его действия? А отвечать придется за многое: выведены из строя три крейсера, потоплен миноносец, искалечен вверенный ему «Асама», гордость флота микадо! И все это в схватке с одним «Варягом»...

Эту ночь японская эскадра провела в беспокойстве. Ей еще не было известно о событиях на рейде Чемульпо, и японцы готовились к ночному выходу «Варяга». Уриу, узнавший, как умеют драться русские, принял меры предосторожности.

По диспозиции японского командования миноносцы стояли мористее, а крейсеры были выдвинуты вперед, ближе к рейду.

В предрассветной темноте к крейсеру «Нанива» осторожно подошел катер, мигая огнями позывных. Японский офицер-разведчик доложил о том, что произошло на рейде. Уриу пришел в бешенство. Потрясая маленькими кулачками, он кричал:

— Немедленный ультиматум всем командирам, принявшим русских моряков! Потребовать их немедленной выдачи, как военнопленных!

Флаг-офицер был удивлен, но, взглянув в глаза адмирала, поспешил выполнить приказание.

«Кто же этот Руднев?—думал Урну.— И жив ли он? Нет. нет, видимо, он погиб. Но бессмертие ему обеспечено...»

Только через три дня иностранные командиры получили документ Урну, ставший известным от Сэнеса и Рудневу.

Об удовлетворении требования японского адмирала о выдаче безоружных русских моряков как военнопленных не могло быть и речи, поскольку сами японцы грубо нарушили международные законы. Урну не являлся победителем, русские не были им пленены в сражении и законно приняты иностранными судами без оружия, как спасенные от кораблекрушения по сигналу Руднева «Терплю бедствие»...

Нельзя не сказать о поведении в эти дни высшего командования Порт-Артура. Алексеева ничуть не беспокоило отсутствие с 12 января всяких сведений из Чемульпо. Только в день нападения японцев на порт-артурскую эскадру, 27 января, он телеграфировал консулу в Чифу: «Воина началась. Сообщите об этом, если сможете, в Чемульпо стационерам через германского или французского консула. Ожидаю ответа».

Наибольшее количество раненых разместилось на «Паскале». В течение нескольких дней восемь из них умерло, а у многих других появилась гангрена. Сэнес забеспокоился, опасаясь эпидемических заболеваний. Гангрена наблюдалась н на других кораблях.