Через год подобного времяпрепровождения в судьбе «подающей надежды молодой актрисы» возник человек в сером костюме, плохо скрывающем офицерскую выправку. Иван Иванович не стал долго ходить вокруг да около, а сразу предложил Наташе оказывать помощь органам государственной безопасности в борьбе с тлетворным влиянием Запада, которое основательно пустило корни в кругу ее друзей и приятелей. А чтобы она особо не сомневалась, предложил на выбор две возможности. Либо отправиться на гастроли в дружескую Болгарию, либо поднимать культурный уровень жителей Нижнего Урюпинска, буквально жаждавших увидеть столичную знаменитость.
Наташа не колебалась ни минуты. И через полгода, произнеся на сцене сакральное «кушать подано», наслаждалась теплым морем и пляжами братской республики. Вернулась в Москву, представила Ивану Ивановичу написанный твердым неженским почерком отчет о поездке и выявленных фактах неблагонадежности отдельных членов советской делегации. После чего стала ждать новых интересных командировок. Однако у Родины в лице Ивана Ивановича на нее были другие виды. И через другие полгода она вступила в летучий отряд «Ласточка», занимавшийся интимным обслуживанием иностранных дипломатов и прочих представителей демократического мира, исполняющих свои должностные обязанности в суровой советской действительности.
В принципе, в ее жизни ничего кардинальным образом не изменилось, лишь резко увеличилось количество знакомых иностранцев, что само по себе было довольно интересно и открывало новые, недоступные ранее перспективы. Через год такой жизни Наташа активно засобиралась замуж за корреспондента серьезной английской газеты, со всеми вытекающими отсюда последствиями, вплоть до выезда на родину жениха. Эти начинания были основательно поддержаны Комитетом, чьи представители заставили ее серьезно заниматься языком и освободили от сопровождения представителей африканского социализма.
Лондон ее поразил, что называется, «до глубины души», а счастью не было предела. Но едва она успела познакомиться с родителями жениха, почувствовать себя настоящей леди и выбрать красивейшее свадебное платье, как ее избранник разбился в автомобильной катастрофе. Выходить замуж за покойников было не принято, а несостоявшаяся английская родня указала «русской пигмалионше» на дверь.
Вот так Наташа с десятью фунтами, лежащими в эксклюзивной дамской сумочке из крокодиловой кожи, оказалась практически на улице, без каких-либо серьезных средств к существованию. Начинать жизнь с нуля в капиталистическом раю она не захотела и примчалась в советское посольство, где и отдалась полностью своему горю, ожидая отправки в Союз.
Горе было большим. Она прилагала просто огромные усилия, чтобы не думать о нем и о том, что она потеряла, но бившаяся под сердцем новая жизнь напоминала об этом с каждым днем все отчетливей. Но ее ангел-хранитель из поля зрения не упустил ничего, и там же в посольстве она познакомилась с «одним московским товарищем» по фамилии Егоров, который находился в Великобритании по каким-то торговым делам. Был он человеком серьезным, в возрасте и не женатым. Все время, пока Наташа оставалась в посольстве, он старался окружить ее отеческой заботой и ненавязчивым вниманием. Ей было с ним хорошо и уютно, но не больше. Поэтому, когда уже в Москве, он появился с цветами в квартире подруги, где она собирала чемоданы перед отъездом на малую родину (из театра перед предполагаемым замужеством, естественно, ушла, из общежития, соответственно, выписали), и сходу предложил выйти за него замуж, она растерялась, расплакалась и согласилась. В слезах рассказала ему и про КГБ и про беременность, ожидая в ответ услышать что-нибудь про «конторскую подстилку, беременную империалистическим ублюдком», но Павел Емельянович утер ей слезы благоухающим носовым платком и поставил лишь одно условие. Ребенок будет носить его фамилию и никогда не узнает, кто действительно был его отцом. Так они и поженились.
Жили хорошо и дружно. Товарищи с Лубянки о себе никогда не напоминали. Оксанка росла на радость родителям здоровенькой, умненькой и красивой, а других детей у них не было.
Муж был старым партийцем, скромным и непритязательным. Никогда не кичился своим постом и возможностями. Скрепя сердце, пользовался пайками, а в ведомственные дома отдыха и санатории никогда не ездил, объясняя молодой жене, что благами Родины в первую очередь должны пользоваться те, кому они действительно необходимы. Поэтому отдыхать они ездили исключительно в небольшой приморский городок, где когда-то жили его родители. Но Наташа никогда не протестовала, ценя подаренную судьбой спокойную и благополучную жизнь. Затем рухнул Союз, и внезапно повзрослела дочь. Выросла в красивую статную девицу и стала пропадать вечерами, объясняя это дополнительными занятиями в институте. Сдав за дочку сессию, Павел Емельянович неожиданно выдал ее замуж. Пришел с работы и просто сказал, что у него есть друг, а у друга – сын. Сын – «далеко пойдет», и «семья хорошая». Она не спорила. Странно, но не спорила и Оксана.
Когда Паша умер, ее образ жизни практически не изменился, но ушло из нее что-то большое, родное и теплое. Мир не перевернулся, но Наталья Васильевна осталась действительно одна. Еще не старая, но абсолютно одинокая. Дочь жила своей жизнью, и о себе напоминала исключительно по праздникам. Жить стало грустно и скучно. Затем, неожиданно даже для себя, она во второй раз вышла замуж. Самое смешное, что новым мужем оказался ее старый знакомец по «совместной» работе в органах госбезопасности, незабвенный Иван Иванович. Звали его Сергей Васильевич Иванов, был он, естественно, в отставке. Но, чтобы на пенсии не было скучно, стал президентом крупного фонда, созданного на непонятные деньги. Оксанка вдруг, словно за компанию, оказалась женой новорусского миллионера, и они начали друг другу дарить дорогие подарки, изредка встречаясь на модных курортах.
Призрак нищеты и нестабильности исчез, не успев даже замаячить поблизости. Смерть второго мужа и разводы Оксаны уже никак не могли повлиять на сложившийся уклад и приобретенные привычки.
Когда в России стало абсолютно скучно, Наталья Васильевна, с подачи нелюбимого зятя, переехала в Европу, откуда пыталась повлиять на неразумную дочь, вдруг решившую поселиться в родном городе Павла Емельяныча. Когда же она неожиданно приехала, – грустная, тихая и, наконец-то, беременная, - Наталья Васильевна окончательно почувствовала себя счастливым человеком. Внук, дочь, достаток, обширные приятные знакомства и необременительный образ жизни светской львицы. Оставалось лишь одно – удачно выдать Оксанку замуж, желательно за какого-нибудь лорда (очень манил английский берег).
Вот в этот благостный момент и случился выпавший из парижского окна, неизвестный ей ранее отец Егора и по совместительству – сотрудник российской спецслужбы. Наталья Васильевна напряглась, собралась и стала ждать неприятностей, которые и появились в образе подруги дочери с редким именем Арлетта.
Вошедшая в их сад молодая женщина фотомодельной внешности своими грациозными движениями напоминала пантеру. А от взгляда, который она бросила на садовника (не столько садовника, сколько бывшего спецназовца, недавно нанятого предусмотрительной бабушкой исключительно для охраны), неподготовленный человек просто обратился бы в бегство. Но Оксанка вся светилась от счастья, и Наталье Васильевне ничего не оставалось, как войти следом за нежданной гостьей в их милый уютный домик, бросая злые и настороженные взгляды на обнимающихся подружек.
Х
Оксана была взволнована, встревожена и обрадована одновременно. Ее жизнь менялась. Все, от чего она пряталась, пришло сразу, одним широким и резким шагом, прорвав блокаду, которая бережно поддерживалась последние два года. Появление Арлетты вернуло ей уверенность в себя и принесло осознание чего-то большого, нового, с которым она раньше была знакома, но старалась о нем не думать и не вспоминать, уж очень это было странно и необычно. Однажды, уже во Франции, она зашла в православный храм и, не удержавшись, исповедалась имевшемуся там отцу Тимофею, рассказав ему об Арлетте, Алексее, рождении сына и обо всем остальном, что с этим было связано. Грехи ей служитель культа отпустил, но провожал искренно печальным взглядом, в котором явственно читалось сожаление о помутнении рассудка у такой красавицы. После исповеди ей стало легче, но взгляд батюшки запомнился и внес свою лепту в зарождавшееся недоверие к самой себе. Спас Оксану сын, который своим спокойным «агуканьем» недвусмысленно заявил, что раз он живет на белом свете, значит отец у него был, а если был отец, то и все остальное не померещилось. И она перестала угнетать себя пустыми размышлениями, целиком посвятив всю себя воспитанию Егора, здраво рассудив, что ее судьба мимо не пройдет.