- Покажите эти опилки.
- Они у меня в столе.
- Принесите.
Алексея, во время беседы и пока он ходил к себе и обратно, не покидало легкое беспокойство. Что-то было не так, что именно он не понимал, поэтому начал нервничать.
Генерал долго разглядывал содержимое пакета в лупу, потом отложил ее в сторону, выдохнул: «Интересно». И обратился к нему.
- Садитесь и пишите новый рапорт, в котором изложите истинные причины утраты оружия. Как приложение укажите этот пакет.
Он сделал что приказали, и стал ждать продолжения. Оно последовало незамедлительно.
- Поскольку иы один из опытнейших сотрудников подразделения, что сегодня еще раз наглядно доказали, мы считаем, что сможете применить свои способности в более серьезной обстановке. По моему мнению, вы сможете себя достойно показать в зоне КТО. А к моменту возвращения, я уверен, наука сможет объяснить причину этого, – генерал кивнул в сторону кулечка. – Что скажете?
Все становилось на свои места. Кто-то явно не хотел ехать в командировку, и этот кто-то обладал высокопоставленными родителями или другими значительными родственниками.
- Куда ехать? На какую должность?
- Должность такая же, как и у вас. Работать будете в сводном рейдовом подразделении.
- Когда отправка?
- В центре подготовки нужно быть через восемь дней. Я правильно понял, что вы согласны.
- Так точно. Разрешите взять отпуск до отъезда, много не завершенных семейных дел.
- С учетом сегодняшних событий – согласен. Я думаю, у начальника отдела также нет возражений.
- Спасибо. Разрешите забрать первый рапорт?
- Не стоит. Он побудет у меня до вашего отъезда. Надеюсь, по возвращении, увижу приказ о присвоении вам очередного звания. Можете идти.
Он вышел из кабинета. Жизнь опять резко меняла свое направление, а вот насколько сильно, Алексей Сергеевич Егоров, к своему счастью, не знал.
24
Эти пять дней прошли в суете. Получение формы, оружия. Медкомиссия, прививки, дактилоскопия и прочая необходимая ерунда. Он мотался между областным центром и своим городком, разрываясь между незавершенными семейными делами, которых действительно было очень много, и служебными вопросами. Отпуск ему, конечно, дали, но за оставшееся время решили выжать по полной. Леший покрутился, покрутился, но потом плюнул и начал заниматься только собой. Постоянно звонили друзья и просили заехать, посидеть на дорожку. Объявилась пара комерсов, которым он когда-то помог, и предложили финансовую поддержку. Он отказался, но попросил взять на работу жену, чтобы одна дома не сидела, на людях и разлука проще. Заехал в охотничий магазин, где купил себе хороший нож и немецкие десантные ботинки с титановыми вставками. Те, что получил на складе, отдал какому-то бомжу, пусть наслаждается армейским ширпотребом. Разок заехал к Оксане. Та встретила его с детским восторгом, накормила всякими вкусностями и долго выпытывала о его участии в аресте террористов (об этом вовсю трубили местные и центральные каналы). Он на месте выдумал страшную шпионскую историю, которую она выслушала с широко открытыми глазами, и потащил ее в кровать. Проснувшись рано утром, поцеловал спящую красавицу и, поняв, что принял решение, поехал к себе.
Основных проблем было две. Куда девать меч, и разговор с женой. Но если последнего избежать было нельзя и начало разговора стремительно приближалось, то что делать со «Старым», он решил только сейчас. Замотав меч в одеяло, он сел в машину и нажал на газ.
Алексей ехал в деревню. В деревню, где когда-то жили его дедушка и бабушка, а теперь стоял пустой заколоченный, но все еще крепкий дом родителей его мамы.
Деревня стояла на берегу морского залива и была крепкой и зажиточной. Она всегда была такой, невзирая на все перетряски и волнения общественной мысли. Жили в ней люди хозяйственные и не очень разговорчивые. Мужская половина рыбачила, рыбачила серьезно и активно. Рыбу ловили при всех властях и за ее счет и жили. Она спасала в оккупацию и в послевоенный голод, позволила стать колхозом-миллионером в советское время, а потом не дала мужикам спиться в перестройку. Власти, конечно, с незаконным выловом боролись, но поделать особо ничего не могли, хотя особо и не старались. Рыба – это деньги, а деньги – нужны всем. Потом, охрану рыбных угодий, по какой-то неизвестной причине, поручили созданному казачьему войску, но жители деревни тут же в это войско вступили, и начали охранять рыбные богатства от самих себя. В общем, жизнь шла как обычно. Неторопливо и основательно.
На краю деревни, дальнем от моря, стоял дом его деда. Дед Саня был человеком уважаемым – почетным колхозником, членом партии, но смотрел на происходящее с позиции здорового деревенского консерватизма. В шестнадцать лет ушел на фронт. Воевал в родных местах, в кубанских плавнях. Отвоевал полгода, получил тяжелое ранение, долго маялся по госпиталям, но выкарабкался и вернулся в родной дом с негнущейся ногой, орденом «Славы» и почетной солдатской медалью «За отвагу». А потом работал и работал. Поднял свое хозяйство, повыдавал замуж младших сестренок, женился сам, воспитал своих детей и, стесняясь своего счастья, радовался успехам подрастающих внуков. Он и умер, работая, легко и тихо, словно боясь причинить беспокойство своим близким.
Алексей, не заезжая в деревню, свернул к кладбищу и около часа сидел у могил деда и бабушки. Потом навел там небольшой порядок, оставил бутылку водки, кулек с пирожками и поехал к дому.
Во дворе этой небольшой крестьянской усадьбы когда-то давно стояла кузня. Хозяином этого старого горна и наковальни был дед его деда. Звали его Иваном, был он георгиевским кавалером и первым парнем на деревне. Сложил он голову в германскую, а навыки никому из детей передать не успел. Так и осталась кузница без хозяина, а потом из нее сделали сарай, в котором держали уголь и дрова на зиму. Будучи мальчишкой, Алексей, приезжая в деревню на летние каникулы, очень любил ковыряться в сваленном хламе, отыскивая старые подковы, кованые гвозди и прочую, необходимую пацанам дребедень. Так он его и нашел. Камень, большой и гладкий, практически весь ушедший в жирный кубанский чернозем. Каким чудом эта глыба оказалась в приморских степях, где ни гор, ни даже холмов никогда не водилось, было абсолютно непонятно. Дед Саня, узнав о его находке, с серьезным видом сообщил внуку, что под этим камнем спрятан чугунок с золотом, и маленький Лешка, никогда еще не сталкивавшийся со взрослыми шутками, неделю настойчиво копал землю в сарае. Ничего, естественно, не нашел, потом получил нагоняй от бабушки за устроенный беспорядок, до слез обиделся на деда и усвоил первый урок недоверия. А вторым и главным знанием уже для взрослого Алексея Егорова было то, что, проводя свои детские раскопки, он узнал пусть приблизительные, но близкие к реальным, размеры камня. Его нельзя было поднять и унести, а это было сейчас главным.
Он разворошил аккуратно сложенную поленицу, откинул немного земли с пола, дошел до камня, тщательно очистил его от грязи, тяжело на него плюхнулся и долго сидел, спрятав лицо в ладони. То, что он собирался сделать, очень походило на предательство, и от этого на душе было очень муторно.
Леший вернулся к автомобилю, достал меч, и с любовью провел по клинку трясущимися пальцами. Тот откликнулся, заискрился изумрудными отблесками, а в голове раздался легкий красивый звон колокольчиков. Леший скорчился и, плюнув на все, резко взмахнул мечом. Они танцевали долго, наполнив воздух тихим свистом и зеленым пламенем. Им было хорошо вместе, они знали и понимали друг друга. Они чувствовали, как их сила, опыт и знания сливаются, перемешиваются, становятся общими. Меч и человек становились единым целым и были счастливы, счастливы оттого, что счастлив другой. И вот, когда это счастье достигло своего пика, Алексей остановился. Он, стараясь ни о чем не думать, быстрым шагом зашел в бывшую кузницу и резко всадил клинок в камень. Тот легко, словно в масло, вошел во вросшую в землю глыбу, и все вокруг замерло и остановилось. В его голове раздался страшный крик боли, от которого Леший упал на землю и заплакал. Сколько он лежал и сколько длился крик, ему было неизвестно. Ему показалось, что он просто потерял сознание, а когда пришел в себя и решил встать, вокруг стояла тишина. Не было ни пения птиц, ни стрекотания кузнечиков. Казалось, что утих даже шелест листьев на старых абрикосах, рядком стоявших в старом садике.