– Я халат сниму, – сказал Махаон, – а то жарко.

– Снимай, – заржал блондин, – скоро тебе холодно будет.

Мишка приподнялся, стянул халат вместе с пиджаком, выдернул из-за спины ствол.

– На пол, суки!

Лица охранников застыли от ужаса.

– На пол.

– Ты чё, Махаон…

– На пол! – Мишка повел стволом.

Оба амбала легли в проходе. Жорик среагировал мгновенно: профессионально обыскал лежащих и изъял два пистолета Макарова.

На кресле лежала Мишкина сумка с инструментами. Махаон вытащил нож и альпинистский трос. Разрезал его.

– Связать сможешь? – спросил он у Жорика.

– Давай, дорогой, я им «ласточку» заделаю не хуже, чем в ментовке.

Жорик работал умело. Через несколько минут оба амбала лежали на животе, одна нога была прикручена к связанным рукам.

– Куда вы нас везете, суки? – Жорик ударил одного под ребра.

– В старый карьер, – со стоном ответил амбал.

– Погоди, Жорик. – Мишка сел, закурил сигарету. – На кого работаете, бакланы?

– Мы при фабрике, в Балашихе.

– Значит, бомбардиры. Долги выбиваете, левый товар конвоируете. Так?

– Так.

– Кто хозяин?

– Зельдин Семен Борисович.

– Адресок его дай.

– Зачем?

– За беспокойство получить.

– Нижняя Масловка, дом 5, квартира 40.

– Значит, вас Ястреб нанял?

– Да.

– Что ж он покруче людей не взял?

– Подъезжаем, – перебил его Жорик.

Машина начала притормаживать у обрыва и остановилась. Мишка и Жорик с пистолетами в руках выскочили из салона.

– Руки за голову, суки. Из кабины. Медленно! – рявкнул Жорик.

Один из бомбардиров замешкался.

– Пулю захотел? – почти ласково спросил Мишка.

Их обыскали. Вытащили двоих из салона.

– Слушайте меня, бакланы. Вы, волки позорные, шныри опущенные, подняли руку на воров. За это закон карает смертью.

– Не надо… не надо… – заплакал один из амбалов.

– Мы вас, шестерки трахнутые в рот, мочить не будем. Но запомните: еще раз поднимете руку на воров – наш закон страшнее ментовского.

Жорик и Мишка влезли в кабину «рафика».

– Куда? – спросил Мишка.

– В Баку. – Жорик повернул ключ.

Они не знали, что трое подсобников, забыв о страхе перед Жориком, забыв о воровском братстве, вытягивали из пролома третий мешок денег. Шестерки видели тугие пачки зеленых пятидесятирублевок и не хотели знать больше ничего. С такими деньгами они становились смелее и выше всех, потому что на них могли купить «коронацию» в воров в законе, нанять любых бойцов и приобрести все голоса на воровском сходняке.

Жорик, Мишка и Ястреб узнают об этом только через три дня.

Москва. Март 1982 года

Сегодня он чувствовал себя хорошо. И день мартовский выдался теплым и солнечным. Из окон был виден почти рождественский снег, отливающий на солнце старым серебром. Незнакомый ему человек из обслуги водил деревянной лопатой по и без того чистой дорожке. Он не знал его, а каждое новое лицо внушало неосознанное подозрение. Слишком долго он возглавлял КГБ, чтобы верить в случайные совпадения. Это растревожило. Андропов ждал человека, встречу с которым афишировать не хотел.

Он подошел к столу, нажал на кнопку звонка. В дверях появился прикрепленный офицер, которого он знал давно и практически верил ему.

– Слушаю, Юрий Владимирович.

– Сережа, что это за таинственный незнакомец убирает дорожки?

– Не беспокойтесь, Юрий Владимирович, это наш парень.

– Кто?

– Валера Сургучев, лейтенант, я его сам выбрал.

– Вот как…

– Так точно.

– А почему он с лопатой?

Прикрепленный замялся.

– Почему? – мягко переспросил Андропов.

– Попросился ближе к дому, хотел на вас посмотреть.

Андропов усмехнулся. И вспомнил, что когда он учился в речном техникуме в Рыбинске, то специально ездил в Ярославль, чтобы увидеть приехавшего туда Шверника.

– Идите, Сережа.

Он снова подошел к окну. Плечистый парень продолжал разметать чистую дорожку, то и дело оглядываясь на окна второго этажа. Теперь он вызывал симпатию председателя. Человек слаб, даже крошечная лесть ему приятна.

Смешной этот эпизод немного отвлек Андропова от неприятных воспоминаний. От последнего разговора с Сусловым. Покойного Андропов не любил давно, справедливо считая, что «серый кардинал» партии вместе со своими присными толкает страну в пропасть.

Мир не просто изменился – он становился совершенно иным. И только одна шестая часть суши по-прежнему держалась за архаические догмы. Ленин, которого так любил цитировать главный идеолог партии, подходил творчески к построению социализма. Он не боялся в один день начать новую экономическую политику, которая уничтожила инфляцию и сделала рыковский золотой рубль дороже доллара.

Мир потрясал экономический кризис, а Советский Союз усиленно формировал многоукладную экономику. Но пришел к власти сусловский идеал – Сталин, – и люди на Украине сотнями тысяч гибли от голода.

Попытки Косыгина изменить экономические рычаги разбились о замшелый консерватизм второго лица партии. Именно Суслов стал отцом дефицита. Именно его глупость и упрямство породили невиданный рост теневой экономики. Неужели он, советуя недалекому Хрущеву уничтожить промкооперацию, не знал, что артельщики займутся подпольным бизнесом? Конечно, знал, партдогмы для него были важнее благосостояния народа и стабильности в государстве.

Ежедневно Андропов читал сводки о настроениях на заводах, в шахтах, колхозах. Читал и понимал, что среди тех, кого они именовали главным классом в стране, растет недовольство. Это был не интеллигентский кухонный шепот, который ежедневно выискивало Пятое управление его конторы. Все эти доморощенные интеллектуалы просто мололи языками.

Он-то хорошо знал, что такое революция. Он был послом в Будапеште, когда на улицах жемчужины Дуная рассыпалась автоматная дробь. Ах, как хорошо он помнит это! Помнит и боится повторения этих событий.

А тот страшный ноябрьский день, когда у посольства бушевала многотысячная толпа? Тогда с ним соединился по спецсвязи председатель КГБ Серов и сказал:

– Не бойся, я пришлю людей.

– Но посольство блокировано.

– У меня всё.

А через полчаса в здании появились неведомо откуда взявшиеся странные военные в пятнистых костюмах, которые он видел только в фильме о военных разведчиках «Звезда». Они поднялись по лестнице на второй этаж. Рослые, широкоплечие, в одинаковых шерстяных пилотках. Старшего он определил только по портупее. Он хорошо запомнил этого офицера. Молодого, светлоглазого, совершенно невозмутимого. Тот сидел в его приемной, курил и тихо отдавал распоряжения. В его поведении сквозили спокойствие и уверенность в собственных силах.

Андропов надолго запомнил этих молчаливых ребят и их командира, курившего сигареты по-фронтовому, в кулак.