Опьяневший не столько от спиртного, сколько от компании, привычных разговоров и песен, Юра вышел на балкон покурить.

– Устал? – К нему подошел Игорь Анохин.

– Нет. Не хочу, чтобы люди уходили. Отвык от них за два года, все наговориться не могу.

– Как с пропиской? – Игорь достал сигарету.

– Вопрос решен, но это между нами.

– О чем ты говоришь. А работа?

– На год пойду тренером в спортивную школу.

– А журналистика?

– Мою же фамилию не пустят на полосы.

– Возьми псевдоним.

– Не хочу. Пока буду писать для себя. Не все этих сук верх будет.

– Это как сказать. Уйдут одни – придут другие, живем-то мы по их законам. Надоело.

– Что делать, Игорек, не мы изобрели этот мир, мы в нем только живем.

– Пусть тебя успокаивает, что жизнь тяжела, но, к счастью, коротка.

– Если это считать утешением.

– Но все равно, Юрка, мы должны стараться стать сильнее обстоятельств…

– Это ты правильно заметил. Но, дружище, они, эти обстоятельства, не всегда добры к нам.

– Юра, я вышел на людей, которые тебя арестовали…

Игорь замолчал, на балкон вышел поддатый Борька Лосев.

– Не помешал, старички?

– Да что ты, Боря, – засмеялся Ельцов, – кто же может помешать в такой день.

– Давайте по лампадке, на свежем воздухе, – предложил Лосев и вышел в комнату.

– Как он тебе? – спросил Анохин.

– Не пойму.

– Знаешь, Борька один из немногих, кто искренне расстроился, когда тебя загребли. Говорил всегда о тебе только хорошее.

– Ну и слава богу, что он пришел, – ответил Ельцов.

Появился Борька с бутылкой коньяка и тремя рюмками. Поставил все на маленький столик на балконе, словно из рукава, вынул куски буженины.

– Давайте, ребята, за счастье.

Они выпили, закусили солоноватой бужениной.

– Как жить думаешь, узник замка Иф?

– Хорошо, Боря, теперь очень хорошо.

– Не все пришли, не все, – Лосев вновь разлил коньяк, – раньше у тебя от знаменитостей не продохнуть было. И где же они? Как ты думаешь?

– А я, Боря, чтобы не думать о них плохо, вообще о них не думаю.

– Весьма афористично, – засмеялся Лосев и поднял рюмку.

Они опять выпили.

– А как с работой? – доедая буженину, спросил Лосев.

– Вот чего не знаю, того не знаю. Сначала надо с пропиской решить, а уж после о службе государевой печься душой, – усмехнулся Ельцов.

– У меня есть шанс помочь тебе, – значительно изрек Лосев.

– Это каким образом? – вмешался Анохин.

– Ребята, я когда-нибудь трепался зря? – спросил Лосев.

– Да что-то не помню, – честно признался Анохин.

– То-то. Я тут, правда, ни фамилий, ни лавки пока называть не буду. Так вот, с главным я перекинулся парой слов. Он мне обязан сильно. Газетка формата многотиражки, но, как ни странно, гонорар платят.

– Ну и что сказал главный? – продолжал допрос Анохин.

– А сказал он вот что. Может он Юрку взять. На должность учетчика писем, а на самом деле он будет спецкором.

– Значит, опять под псевдонимом прятаться? – Ельцов щелчком отправил сигарету в темноту.

– А это как договоришься.

– Спасибо, Боря.

– Да что ты, Юрка.

– А он знает, что я судим и из партии исключен?

– Он все знает.

– Уж больно смелый мужик. – Ельцов снова закурил.

– Жди звонка.

На балкон вышла Женька:

– Юра, Игорь, Боря, вы зачем нас бросили? К столу, мальчики, к столу.

Разошлись ближе к полуночи.

Юра и Игорь Дмитриевич убирали со стола, мыли посуду.

– Ты иди, отдохни, – сказал дядька. Он был в фартуке, посуду мыл стремительно и аккуратно. – Иди, я один справлюсь.

Юра пошел в комнату, начал раздеваться.

Зазвонил телефон.

– Да.

В мембране слышался непонятный шум и треск. Он положил трубку. И вдруг Ельцов подумал, что, возможно, сигнал этот был послан сюда много лет назад. Может быть, номер набрала его первая, уже забытая любовь. Сигнал запутался среди проводов, сопротивлений и конденсаторов и много лет пробивался сквозь пульты АТС и, наконец, добрался до цели. Он даже представил себе зрительно этот заблудившийся импульс. И ему почему-то стало спокойно и радостно, и сон пришел невесомый и звенящий, как в детстве.

– Не хочу домой, – капризно сказала Женька, садясь в машину. – Поехали в Архангельское.

– Я же поддатый, – попробовал воззвать к ее разуму Игорь.

– Ну и что? Кто тебя остановит? Ты же любимец московской милиции. Удостоверение с собой?

– Конечно.

– Тогда едем. Что у нас с деньгами? – деловито осведомилась Женька.

– С деньгами нормально.

– Тем более. Погулять хочется. Толик споет нам.

– Ну что делать! Я же слабый мужик. – Анохин повернул ключ зажигания.

Ночное Архангельское. Вернее, ресторан «Архангельское». Место, привлекавшее всю гуляющую Москву. Ночью, когда закрывались рестораны, «Архангельское» тоже закрывало двери. Открывали их только для своих. Богатых и знаменитых и, конечно, для иностранцев, потому что только ради них и был устроен этот полулегальный кабак.

Здесь разбросал свои силки КГБ, здесь были специальные столы, толкались дамы, приятные во всех отношениях, здесь подводили их к иностранцам. Это была тайная, закрытая от всех жизнь. Но для ее существования ресторан открывал свои двери для светской московской публики. Дочери и сыновья, зятья и невестки секретарей ЦК и членов Политбюро… Даже сама Галина Брежнева приезжала сюда со своей свитой. Веселое это было место. Остров развлечений в аскетической Москве.

Игорь вел машину аккуратно, до ресторана доехали без происшествий. Швейцар узнал их и немедленно пропустил.

С порога они услышали голос Толика, он пел пастернаковское «Мело, мело по всей земле…». Мэтр, старинный приятель Игоря, повел их к столику на две персоны у стеклянной стены. И Толик их увидел и помахал рукой. Народу было не так много, половину зала, как всегда, занимали иностранцы.

Официант принес шампанское и холодные закуски. В самом углу мэтр руководил сервировкой большого, человек на двадцать, стола.

– Кто-то крупно гулять собрался. – Игорь разлил шампанское.

– Давай поспорим, что я точно скажу кто, – засмеялась Женька.

Она курила и, прищурив свои зеленые ведьмины глаза, поглядывала на зал. Мужики за столиками сворачивали шеи, пялясь на нее. Оркестр замолчал. Толик, спрыгнув с эстрады в зал, пошел к их столу. Взял свободный стул, присел.

– Какая же ты красивая, Женька, – весело сказал он, – поглядишь, и сердце радуется. Вообще, вы классная пара.

– Ты будешь шампанское? – спросил Анохин.

– Нет, я сейчас кофе попрошу.

– Устал?

– А как ты думаешь? Каждый день по десять часов глотку рвать. Но надо, бабки нужны. Машина разваливается, чинить пора.

У Толика была старенькая «вольво»-седан, которую он купил по случаю, дешево. Он очень любил ее. Ремонт такой машины, несмотря на громадные связи ее хозяина – как-никак, а весь московский автосервис гулял в «Архангельском», – стоил весьма дорого.

– Вы откуда приехали? – Толик сделал себе бутерброд с икрой.

– Ты сначала прожуй, – засмеялась Женька, – а то, не дай господь, подавишься.

– Жую, – с полным ртом промычал Толя. – Откуда?

– У Юры Ельцова гуляли.

Толя и впрямь подавился, закашлялся, выпил налитый Игорем боржом.

– Вот это да! Вернулся. Налей мне шампанского, я за это выпью. Он где живет-то?

– У дядьки.

– На Грузинском Валу? Рядом со мной?

– Да.

– А эта мочалка его с квартирой кинула?

– Именно.

– Кстати, Толик, стол не для нее накрывают? – прищурилась Женька.

– Целая кодла во главе с Шориным.

– Ну что я говорила? – Женька так и не закончила фразу, в зал вошла большая веселая компания.

– Ну вот, – усмехнулся Игорь, – те же, знакомые до слез, лица.

К их столу подошел, радушно улыбаясь, Шорин:

– Ребята, я рад вас видеть. Почему не приехали на шашлык?