Насколько я знаю, подобных мер безопасности здесь никогда не предпринималось. И уж точно такие дылды не состоят в штате «Останкино». Тогда кто он? Может, из тех новых приятелей телеведущего, которые не отходят от него ни на шаг?

Студия была просторная, оснащенная по последнему слову техники. Из двухсот миллионов долларов кредита, полученных третьим каналом от государства полгода назад, миллионов пятьдесят, на удивление всем, не уперли, а пустили-таки в дело. Наверху ездили, как стрелы башенных кранов, автоматические видеокамеры — не нужны были даже люди, направлялась техника из режиссерской. Юпитеры жарили так сильно, что вышибали пот и вызывали воспоминания о командировке в Сахару, когда мне приходилось уходить по пустыне от преследователей. Ох, когда это было!… Не так давно, но столько всего после этого произошло, от таких воспоминаний нужно освобождать память. Только память — не винчестер в компьютере, ее просто так не освободишь…

Появление в студии Михаила Зубовина было встречено овациями зала, которые не утихали минут десять.

— Все, хватит церемоний, — сказал он, разваливаясь в глубоком кресле на сцене. — Начнем.

Сверху, как какое-то насекомое, наползла на него автоматическая камера, и ток-шоу началось.

Передача «Стриптиз души» делилась на различные разделы. Сегодня снимался раздел «Герой нашего времени».

Гостем был сутенер, промышлявший долгое время у «Интуриста», затем заведший свою фирму с иностранным долевым участием. После этого он прикупил пекарню и стал печь пирожки. Наконец, создал финансовую компанию, обул вкладчиков и сегодня купается в деньгах. Настоящий русский бизнесмен, которому плевать на свою деловую репутацию и на свой имидж, он готов показать себя всего, вывернуться наизнанку с видом «Кому не нравлюсь, катитесь к такой-то матери». Вообще, Россия избавилась от таких западных мифов, как незапятнанная репутация.

Интересно, что в ходе шоу говорили о сутенере действительно, как о герое. Он обладал всеми доблестями современного героя — оборотистостью, напором, полным отсутствием химер совести и, главное, способностью клещом цепляться за выгодные делишки.

— Кто-то может сказать, что источник состояния нашего гостя не праведен, — разглагольствовал Михаил Зубовин, закинув ногу на ногу, подперев голову рукой. — А я отвечу словами Анны Ахматовой: «Если бы вы знали, из какого сора растут стихи», — тут же переврал Михаил Зубовин и цитату, и авторство. — Если бы вы знали, из какого дерьма делаются деньги. Но стихи стихами остаются. А деньги деньгами. И видеть процесс их производства вредно…

— Совершенно верно, — кивнул сутенер.

— Зачем вам столько денег в нашей стране?

— Понимаете, весь вопрос во внутреннем состоянии человека. Кому-то хватает рубля на день. И человек себя ощущает комфортно. Кому-то не хватает и десяти тысяч баксов в месяц, а если его заставить жить на восемь тысяч — он просто умрет. Это негуманно.

— Каждому свое, — закивал Михаил Зубовин.

— Вот именно. Умные слова, — кивнул сутенер. — Хороший девиз.

— На воротах Освенцима висел, — подали голос из зала.

— Наверное, хорошая фирма, — сказал сутенер.

— Это концлагерь немецкий! — заорали из зала.

— О, — на миг замешался сутенер. — Вот не надо тут этого гнилого базара. Мы привержены демократическим принципам…

С момента появления в студии Михаила Зубовина меня не покидало ощущение какой-то неестественности, Вроде держался он обычно. Но говорил как-то пресно. Будто мысли его заняты совершенно другим. Выглядел он внешне ничего, только чуть бледноват, И как-то путали губы — слишком яркие, слишком алые. Такие, по поверьям, бывают у вампиров.

А что, может, я имею дело всего-навсего с заговором вампиров? Я усмехнулся, представив аршинные заголовки; «Коррумпированные нити от банды вампиров с телевидения тянутся в высшие сферы власти!» Звучит!

Передача, которая длится тридцать пять минут, записывалась четыре часа. То ведущему казалось, что он принял недостаточно вольную позу, то это казалось режиссеру. То подставной из зала не успевал вовремя кинуть нужную реплику. То кто-то влезал не к месту, и приходилось начинать все сначала.

Постепенно ощущение не правильности происходящего усиливалось. Телеведущий вроде вел себя нормально, только слова, которые раньше вызывали восторгу почитателей и отвращение у других, но никого не оставляли равнодушными, будто падали в песок. Словно отсутствовала связующая нить между ним и залом.

Занятие было долгое и утомительное. Мне здесь было скучно, скулы сводило от желания сладко зевнуть. Но когда все закончилось, я, к удивлению своему, увидел выражение досады на большинстве лиц. Те, кто не подсадные, сокрушались, что ток-шоу кончилось так быстро, что они не успели выступить или выступили не так. И вообще им было обидно покидать этот храм массовой информации, из которого можно как по волшебству шагнуть в миллионы домов. В глубине души у любого человека живет такое желание — заявиться в каждый дом и требовать от хозяев выслушивать кажущиеся ему самому мудрыми, а на самом деле вполне идиотские поучения и рассуждения.

— Все, — равнодушно закончил Михаил Зубовин.

Люди начали подниматься с мягких кресел, с которыми уже пообвыклись за несколько часов. А он застыл, положив руку на микрофон. Глаза его тоже застыли.

Потом он огляделся вокруг, на его лице возникло легкое недоумение. Он встал. Невесело, как-то плотоядно улыбнулся. Помахал в пространство рукой. И вышел.

Толкотня в студии началась, как по окончании сеанса в кинотеатре. Доносились возгласы:

— Вы выходите?

— Освободите проход!

— Ну кто мне на ногу наступил, а?

Толстая тетка толкала меня необъятной мягкой грудью к проходу.

— Затопчите, — сказал я.

— А вы быстрей, — огрызнулась она. Быстрей так быстрей.

В коридоре я вытащил из коробки, так смутившей охранника, букет цветов и устремился на подвиги. В принципе идея была не лучшая, но мне почему-то казалось, что эта разведка боем может что-то прояснить.

Коридор направо, теперь поворот налево. Спуститься на десять ступенек вниз, Вот и нужный закуток.