— Никаких «дыхов»! — запретила Лида.
— Лидь Фингенна, расскажите что-нибудь! — вдруг вынырнул из-под кровати встрепанный Миша Николаев.
Не удержавшись, Лида рассмеялась при виде его раскрасневшейся физиономии. Вся палата охотно поддержала.
— Ты под кроватью сочинял это ценное предложение? — спросила Лида.
— Не-е! Юркина ферзиха завалилась, я искал.
Опять этот Косовский других эксплуатирует!
— Ложись. Утром сам найдет, и пускай только попробует опоздать на физзарядку, — строго распорядилась Лида.
И она направилась навестить девочек. Там, кажется, все в порядке.
— Лидь Фингенна! А Наташа плачет!.. «Вот тебе и «в порядке»!» — только и успела подумать Лида и торопливо протиснулась между кроватями.
— Наташенька, что с тобой? Ну, девочка моя...
Наташа плакала горько, безутешно.
— Сюй Фа Чан с ней дружить расхотела, — жалостливым голосом пояснила Надя, и ее круглое, добродушное лицо сморщилось.
Остальные девочки сидели на кроватях и смотрели в угол, где плакала Наташа.
Лида обняла ее, вытерла слезы, уложила на подушку. Потом подошла к кровати Лены.
— Это правда? — тихо спросила она.
— Да!
Глазенки Лены блестели в темноте, а на лице застыла всегдашняя загадочная улыбка.
— Есть причина?
— Просто так...
Лида опустила руки. Как это «просто так»? Разве бывает? Человек не имеет права «просто так» взять и обидеть другого человека. Но как доказать это маленькой девочке, чьи глаза непримиримо, жестоко блестят, а на лице — чувствуется даже в темноте — странная улыбка?..
— Лена... — Лида присела на кровать. — Что ты написала в записке?
— Какой? — почти искренне удивилась Лена.
— На кукольном...
— Так...
— Что «так»? — не отставала Лида. — Я ведь знаю, не обманывай!
— Она... подлиза. Не захотела со всеми сидеть, — упрямым голосом ответила Лена.
— Это неправда! Наташа опоздала из-за воротничка. И ты это отлично знаешь! — горячо сказала Лида.
— Все равно не хочу!.. — Сюй Фа Чан уткнулась в подушку.
Не хочет! Не права — и все же не хочет! Этого Лида не могла понять.
Она встала и перешла к Наташе:
— Не плачь! Не хочет Лена дружить — и не надо ее упрашивать, не нужно слезы лить... Ты хороший человек, вот и жди терпеливо новой подруги. Знаешь, иногда приходится ждать годами... Зато — настоящей подруги, на всю жизнь!
Наташа перестала всхлипывать. Лида уложила девочку поудобнее, поправила подушку, одеяло. «Ну, вот и температура тут как тут! — встревожилась она. — Пойду за градусником».
У мальчишек уже было тихо. Но Лида хорошо знала, что они не спят — не слыхать характерного ровного сопения, как будто закипают чайники.
— Лидь Фингенна, — шепотом позвал Миша Николаев. — У меня живот болит.
Лида склонилась над ним.
— Весь день болит?
— Не-е. Он так, немножко, — лукаво ответил мальчик. — Уже проходит...
Лида ласково погладила его по плечам, по голове. Вздохнула. Миша не помнит матери. Отец болен. Почти каждый вечер Миша придумывал себе какую-нибудь болезнь, чтобы Лида вот так побыла возле него, задержалась, погладила по голове... Такие минуты принадлежали только ему, а не всему классу, и Лида не нарушала этого молчаливого уговора.
— Лидь Фингенна, а у меня голова болит, — раздалось с соседней кровати.
— Спокойной ночи, Миша, — шепнула мальчишке Лида и почувствовала, как он с сожалением выпустил ее руку, послушно повернулся, по всем правилам, на правый бок.
Как и следовало ожидать, у Вити Капустина была нормальная температура. Лида ласково потрепала его за отросшие вихры. «Стричь надо», — подумала она и торопливо пошла вдоль кроватей.
— Спокойной ночи, матросы, — как можно ласковей пожелала она.
— Спокойной ночи! Счастливо дойти домой... — заботливо зашептали с кроватей.
Эти несколько минут перед сном были, пожалуй, самыми тяжкими для Лиды, ибо это было время, когда ребята особенно остро тосковали по дому, по родным...
А дисциплина в лице дежурного воспитателя (на этот раз им оказался толстяк географ, которого Лида старательно избегала) уже наступала на пятки:
— Что вы делаете?! Десять минут после отбоя! Я занесу вас в журнал...
— Заносите. Только... пока я здесь, в мой класс не входите, я занята!
— Скажите пожалуйста! Удаляюсь, но приду через пятнадцать минут, свет должен быть погашен даже в вестибюле.
Пятнадцать минут... Надо уходить. А Лида еще не ко всем подошла. Почему-то ей всегда казалось, что кто-то невеселый остался в темноте. Ни звука — а сам лежит, глотает слезы, один переживает. Ох, эти гордые мальчишки!
Лида взяла в шкафу градусник и отправилась к Наташе. Не повидав ее, она не могла спокойно уйти.
Девочка лежала, обняв подушку. Ее черные аккуратные косы касались пола. Лида осторожно подняла их, пристроила на подушке.
— Градусник, Наташа...
Девочка сунула градусник под мышку.
Лида коротко вздохнула. К любой беде или радости ребят непременно тянется ниточка причинности от взрослых. Вот и сегодня, Мария Степановна хотела, видимо, сделать добро, научить девочку аккуратности, а получилось все по-другому. Да и как предугадать было? Хотя... педагог обязан это уметь.
— Лидия Афиногеновна... Лида наклонилась к Наташе.
Горячие руки девочки вдруг обхватили ее за шею, и Наташа просительно и торопливо зашептала:
— Купите мне, пожалуйста, спички!
Лида так и села.
— Зачем?
— Да нет! — торопясь что-то объяснить, шептала Наташа. — Понимаете, мама никогда не покупала только для меня. У нас не делали подарков... Она шла в магазин, я просила что-нибудь купить. Она обещала и всегда приносила мясо и лапшу... Но это для всех, понимаете? Тогда я сказала, чтобы мне она купила хоть спички... Только чтобы мне! Она иногда покупала...
У Лиды защемило в горле. Она тут же вспомнила, что за все время не подарила Наташе ни одной вещички, ни одной мелочи. Наташа обута, одета. На государственном обеспечении. Ровная, благополучная девчушка. Самая спокойная в классе. И вот на тебе! Оказывается, и она порой чувствует себя одинокой и обиженной. Расстроенная из-за Лены Сюй Фа Чан, она вдруг вспомнила о спичках и поверила Лиде, как своей далекой матери, рассказав тайное.
Лида сжала Наташины плечики, обтянутые фланелевой рубашкой.
— Будут тебе завтра спички, — пообещала она. — А сейчас дай мне, пожалуйста, термометр, я посмотрю...
Наташа протянула Лиде узкую нагретую трубку. Лида погладила девочку по плечам и вышла.
Тридцать семь и две. Нехорошая температура. Завтра нужно проводить Наташу к врачу. Это сделать в первую очередь, с утра.
Смена окончена. Еще одна. Пора уходить. Лида с удовольствием бы осталась возле ребят, слушала бы их сонное дыхание, а потом бы уснула и сама. Но оставаться в школе на ночлег не разрешалось.
Лида вышла из спального корпуса и очутилась во власти ветра и ночи. Запахнувшись поплотнее, побрела по двору.
Проходя мимо фонтана, Лида заметила, что его струи относило ветром далеко в сторону. Вода превращалась в грязь и лужу и была бесполезна, потому что не украшала и не радовала. Лида выключила фонтан.
Из корпуса, где жили малыши, вышел какой-то человек в коротком расстегнутом плаще и тоже направился к фонтану. «Завуч», — узнала Лида.
— А я фонтан выключила, — сообщила Лида, когда он к ней приблизился.
— Ну, ну... — рассеянно откликнулся Богдан Максимович. — Понимаете, Лидия Аф-финогеновна, захожу в третий «Б». ...Тишина. Воспитатель ушел. А две кровати пустые! Я туда-сюда. Ну, думаю, быть конфузу для нашей передовой школы! Хотел тревогу давать. Потом заглянул под кровать, а там два пацана. Мерзнут без одеял, а лежат, стервецы. Волю испытывают! Я их загнал в кровати, не хватало, чтобы они наше усиленное лечение насмарку...
— Так ведь «воля»! — засмеялась Лида.
Завуч не понял:
— Дисциплина плохая!
Лида хотела было поделиться: а у меня, знаете... Но почему-то желание рассказывать пропало. Лида почувствовала, как ветер пробирает ее до костей. «Устала, должно быть», — подумала она и торопливо простилась с завучем.
