Резюмируя содержащиеся в решениях конференций характеристики и оценки обстановки в Сибири за пер-иые десять месяцев со дня установления власти интер-ihmitob и белогвардейцев, следует констатировать:
а) подпольные партийные организации численно слабы, связь между ними установлена, главным образом, только в Западной Сибири, острый недостаток опытных работников, нехватка денег, часты провалы. Но, несмотря на все многочисленные недостатки и трудности, авторитет и влияние большевиков в массах огромны и растут 260;
б) рабочий класс численно слаб; ведущий отряд его (железнодорожники) разбросан вдоль всей железнодорожной магистрали; другой сильный отряд — горняки — сконцентрирован в добывающей промышленности вдали от городов и к тому же разбросан по отдельным копям, рудникам. Не вся еще миллионная масса трудящихся освободилась из-под влияния соцсоглашателей и решительно еще не встала на позиции диктатуры пролетариата;
в) масса непролетарских трудящихся города и деревни, и прежде всего трудовое крестьянство в лице середняка, еще не изжила иллюзии демократии и Учредительного собрания; отталкиваемая крупной буржуазией и антинародной политикой военной диктатуры, она еще не пришла в лагерь сил социалистической революции и местами ведет вооруженную борьбу с белогвардейской властью за свои местные интересы и по своему собственному разумению.
Невольно возникают вопросы: чем же реально располагали подпольные организации большевиков и какие вообще возможны были в той обстановке решения о путях, средствах и приемах борьбы за восстановление Советов? Пытаясь дать ответ, мы должны исходить не из того, что нам сегодня известно по рассматриваемой теме и чего не знали тогда ни участники конференций, ни в своей массе подпольные организации партии на местах. Равно мы не имеем права судить и оценивать решения и действия конференций исходя из наших сегодняшних знаний и умения организовать революционные массы и руководить ими.
Установление в Сибири власти белогвардейцев летом 1918 г. не было результатом изменения соотношения классовых сил, а прямым результатом вероломного нападения интервентов. Основная масса сибирского крестьянства— середняк — не выступала прямо в роли врагов Советов и никогда не была (как пишут некоторые авторы) «социальной базой Колчака». Это такой же выдуманный некоторыми исследователями миф, как то, что «кулак повел за собою середняка в лагерь контрреволюции», и как то, что омское правительство опасалось призывать в армию бывших фронтовиков.
Основной и главный недостаток решений всех конференций состоит в том, что положение в сибирской деревне освещалось односторонне. Полностью игнорируется героическая работа оставшихся на местах (после захвата врагами власти) и ушедших в подполье членов партии и советских работников. Сибирская деревня рассматривается без разделения крестьянства на основные социальные группы, как того требует учение марксизма-ленинизма. Ничего абсолютно не сказано о классовой борьбе в самой деревне. Все вопросы о сибирском крестьянстве рассматриваются и решаются исключительно под одним углом зрения — использования его после отхода от буржуазии для проведения вооруженных восстаний, в которых могут участвовать все, кто им сочувствует.
Много внимания уделяется в документах конференций рабочему классу261. Так, 2-я конференция особо констатировала «слабость сибирского пролетариата и слабость организованности его» 262, но отметила наступление перелома в его настроении как результат изжития им иллюзий демократии содсоглашателей и понимания им неизбежности восстаний. Аналогичные мысли высказаны м решениях 3-й конференции 263. Повторяя тезисы предыдущей конференции о слабости и немногочисленности пролетариата, о слабой населенности Сибири при громадном пространстве, об отсутствии промышленности, конференция констатировала, что сибирский пролетариат, лишившись своих организаций, союзов, печати, ннолне изжил социал-патриотические иллюзии, потерял окончательно веру в демократизм и в Учредительное собрание и «стал уже активной революцион-и ой силой в борьбе за возврат пролетарской дикта-|уры».
К сожалению, до сих пор вопрос о борьбе проле-триата Сибири и Дальнего Востока и о роли его в повстанческом и партизанском движении не получил надлежащего освещения. В некоторых исследованиях рабочему классу колчакии уделяется мало внимания и решающая роль отводится крестьянству. В других, наоборот, сторонники «чистоты схемы» даже не считают нужным разобраться в том, что в действительности происходило в тылу врагов. Они утверждают, что в Сибири действовал в полной мере общий закон: гегемоном революции являлся рабочий класс, а поэтому борьба сибирского крестьянства не могла не возглавляться прямо и непосредственно сибирским рабочим классом. Классовая борьба в сибирской деревне и вне городов только способствовала борьбе с контрреволюционерами, которую вели рабочие Сибири.
Первая мировая война создала большой спрос на сибирские уголь, руду, золото и другие горные богатства. Началась хищническая эксплуатация их. Резкий рост добычи не привел к такому же значительному росту рабочих, так как капиталисты добились права на жеплуатацию дешевого труда военнопленных, числен ность которых здесь превышала несколько сот тысяч человек.
Если не считать китайских и корейских сезонных ра бочих (около 200 тыс. человек в год) и военнопленных.
то общая численность рабочих (включая и железнодорожников) достигала максимально 300—350 тыс. человек. Численность населения рассматриваемой окраины не превышала 8—9 млн. человек (из них мужчин около 48%), а это значит, что по своей численности рабочий класс Сибири был не так уж безнадежно слаб.
Однако к 1918 г. в рабочей массе произошли большие изменения. Отлив мужчин на войну привел к деформации рабочей силы вследствие привлечения труда женщин и подростков. К тому же крупнейшие горнопромышленные районы стали убежищем от призыва в армию и посылки на фронт сынков кулаков, чиновников, купцов и т. д. Так, к примеру, на Анжерских копях к 1917 г. было (из 5 тыс. рабочих) кадровиков —старых рабочих — всего 1 тыс. человек, остальные полукрестья-не, не порвавшие еще с деревней 264, и военнопленные. Это весьма важное обстоятельство почему-то упускается из виду историками, когда они пишут об участии рабочего класса в борьбе в тылу врагов.
Разбросанность рабочих по всей огромной территории к востоку от Урала стала, что называется, притчей во языцех. Сплошь и рядом рудники, шахты, прииски находились на десятки, а то и сотни верст друг от друга. Таков факт, но расценивать его только как абсолютно отрицательный фактор обстановки будет неверно. Та же разбросанность была причиной того, что во всех важнейших в военно-экономическом отношении районах Сибири, и прежде всего вдоль всей Сибирской железнодорожной магистрали, были расположены значительные массы (по масштабам Сибири того времени) рабочих. Лучшей дислокации революционного пролетариата для того: а) чтобы постоянно держать
белогвардейские власти и силы пунктов и районов военно-стратегического и экономического значения под угрозой восстания рабочих и захвата ими этих пунктов; б) чтобы вовлечь в борьбу крестьянские массы прилегающих районов и возглавить ее — трудно даже себе представить. Ко времени вероломного нападения чехословаков не было во всей Сибири ни одного рудника, ни одной шахты без профессиональных союзов, как не ныло ни одного горнозаводского района без болыпе-мистской партийной организации.
До падения власти Советов в мае — июле 1918 г. сибирские рабочие вели здесь такую же активную борьбу hi ее укрепление, как их товарищи в Европейской Роении. Они формировали красногвардейские отряды, поступали добровольцами в первые красноармейские полки, в железнодорожную и приисковую милицию, шли в продовольственные отряды по заготовке хлеба и т. д. 265.
Временная утеря власти поставила перед рабочими Сибири трудные и сложные вопросы борьбы за восстановление диктатуры пролетариата и о защите завоеваний Октября. Начались выступления профсоюзных ор-пшизаций, от имени рабочих масс Сибири протестовавших против переворота, требовавших прекращения преследований большевиков и т. д. Понадобилось не так уж много времени, чтобы рабочие Сибири и Дальнего Ьостока убедились в полнейшей безнадежности добиться своих классовых целей с помощью только легальных форм борьбы через профессиональные союзы. Старые связи между рабочими массами и ушедшими в подполье большевиками приняли новые формы, а в изменившихся условиях обстановки надо было указать новые шдачи, пути и методы борьбы. Как уже знает читатель, сибирские подпольные конференции партии стояли в •265том вопросе на одинаковых позициях — все они ставили перед рабочим классом одну задачу: вооруженное восстание как главный и единственный путь восстановления власти Советов. Особенно подробно вопросы организации городских восстаний, руководства повстанческим и партизанским движением, а также органи-шцни других форм борьбы в тылу были разработаны н документах, содержавших решения 3-й подпольной конференции 20—21 марта 1919 г.266. В своей совокупности принятые меры представляют тщательно разработанный организационный план, предусматривавший покрытие всей территории колчакии сетью подпольных штабов, десятков, групп и организаций. Пожалуй, кроме Сибири, нигде такого плана работы в тылу врагов за все годы гражданской войны составлено и принято не было. Можно было бы, конечно, найти в нем недостатки и неточности. Но бесспорно одно: сибирские руководящие подпольные круги партии проделали громадную работу по организационному обеспечению подготовки восстания как в Сибири в целом, так и в отдельных ее районах, не только выработав общие тезисы, но указав местам конкретные меры, как и что, кем и когда должно быть сделано.
