Я сел в углу и написал приказ по батальону.

Незадолго до 20.00 посыльные отправились в роты. У них был ясный приказ: по выполнении задания вернуться ко мне. Я должен был убедиться, что командиры рот получили приказ.

Линия фронта была освещена неясным светом. Над полем боя висели осветительные ракеты. В разные стороны летели очереди трассирующих пуль.

16 января

В 2.00 комаудир отправился в роты. Сплошной линии фронта больше не было.

4.30. Я стоял над блиндажом и смотрел через гребень высоты, прикрывавшей командный пункт. Вдруг в 500 метрах передо мной началась сильная стрельба — батальон пошел в атаку. Теперь я уже слышал

JL

ПГ

взрывы ручных гранат. Значит, начался ближний бой. Еще было темно и не видно, что происходит на позиции впереди. Я спустился в блиндаж и взялся за телефон. Связь с 1 -й и 3-й ротами прервана. Мне посчастливилось связаться со 2-й ротой. Доложил ефрейтор. Обстановку он знал плохо. Бой был в разгаре. Выстрелы слышались в телефоне. Я спросил ефрейтора о потерях.

— Здесь вся траншея полна убитых и раненых. Русские ответили атакой на атаку.

В этой обстановке давать каких-либо указаний не приходилось. Санитары работали и без них.

Русские отреагировали. Они поставили заградительный огонь между передним краем и нашим командным пунктом. Грохот боя был адский. Блиндаж качался, пламя свечи передо мной плясало. В 5.20 огонь стал слабее, а потом смолк. Я вышел наружу. Навстречу мне шел капитан Вольф.

— Кноблаух! У нас не получилось! Без тяжелого вооружения с «Иванами» ничего не сделать. В ротах большие потери, и они с большим трудом удерживают рубежи, на которые отошли. Отправьте немедленно посыльного в 4-ю роту в Гирнен с новой обстановкой, пусть они огнем 81 -мм минометов сдержат атаки русских! Штагун должен сам принять решение, когда ему открывать огонь. Телефонная связь перебита!

Артиллерийский огонь заставил нас укрыться в блиндаже. С 4-м полком слева от нас связи больше не было. Последний разведывательный дозор вернулся ни с чем.

8.10. На лестнице в блиндаж стоит ефрейтор: на левом фланге прорвались танки!

Капитан Вольф и я выскочили наружу. Действительно, в 500 метрах слева от нас стояли три «Т-34». Стволы их орудий были направлены в сторону Гусаренберга

(высота 121,8). Предпринять мы ничего не могли. Мы даже были не в состоянии проинформировать соседей, так как не знали, где они сейчас находятся. У меня сложилось впечатление, что наш левый фланг открыт. Если русские повернут на нас, то мы окажемся в «мешке». Но они не повернули.

Пауза дала нам возможность вынести раненых. Вся рота снабжения была задействована, чтобы отвезти их на перевязочный пункт за Гирнен. У доктора Наума-на и его санитаров работы было по горло.

В середине дня поступили донесения из рот. Численность пугающе упала. Потери составили более 50 процентов.

Снова стемнело. Шум боя стих. Русские не атаковали. Их потери тоже велики. На правом фланге батальона стало заметно тише. Меня вызвал командир:

— Кноблаух, установите, где находится правофланговая рота. Вот уже час, как оттуда не слышно ни выстрела!

«Т-34», подбитый под Гусаренбергом. Октябрь 1944 г.

Я вышел с тремя посыльными и двумя связистами. Под прикрытием складки местности, прикрывавшей командный пункт, в колонну по одному мы отправились на юг. Шел снег. Видимость не превышала 20 метров. Я хорошо запомнил карту, поскольку рассматривать ее в такую метель было бессмысленно.

Пройдя 250 метров, мы наткнулись на амбар. Мы медленно приблизились и прислушались. Снег глушил

все звуки. Вокруг нас стояла тревожная тишина. Я осторожно заглянул за южный угол амбара. Вдруг мы услышали обрывки речи. Вдали были видны контуры людей. Снегопад был такой густой, что нельзя было понять, русские это или немцы.

В 20 метрах от нас кто-то шел по полевой дороге на север. Я держал палец на спусковом крючке автомата. Один из моих сопровождающих подошел ко мне:

— Открыть огонь?

Я отрицательно покачал головой. Мысль о том, что можно попасть по своим, была для меня невыносимой.

Тени растворились в снегу. Я не принял никакого решения и был собой недоволен!

Осторожно мы продолжили пробираться дальше сквозь метель, пересекли полевую дорогу и через пару сотен метров подошли к двору, располагавшемуся между Гирненом и Брюкенталем.

Нам повезло, и мы встретились с остатками фланговой роты. Командир роты мне доложил:

— Русские в 150 метрах от нас в овраге. Ночью они два раза пытались нас захватить. Но пока у нас есть боеприпасы, мы можем обороняться. Численность роты составляет 49 человек!

Четыре дня назад она насчитывала 120 солдат. Я попрощался с ним, пообещав позаботиться о боеприпасах и продовольствии, насколько это будет в моей власти.

От попытки установить связь с правым соседом я отказался на дороге Гирнен — Брюкенталь.

18 января

6.15. Внезапно начавшийся артиллерийский огонь поставил нас на ноги. Используя огромное количество боеприпасов, русские пытаются разрушить наши позиции. Участок местности между ротами и командным пунктом шириной всего 200 метров находится под непрерывным огнем тяжелой артиллерии.

После 7.00 огонь артиллерии ослабел. С нашей стороны отстреливаются только несколько пулеметов. В атаку пошла русская пехота. Командир вышел наружу и наблюдает происходящее на поле боя в бинокль.

Резервов у нас нет. Я понял, что капитан Вольф своим присутствием хочет укрепить фузилеров. Больше сделать он ничего не мог!

Тем временем начали прибывать раненые с передовой. Некоторые лежали в моем блиндаже. Моя забота состояла в том, чтобы не допустить прорыва русских через нас, прежде чем не будут эвакуированы раненые.

13.00. Роты отразили три атаки силами до батальона. Наши потери высоки. Раненых уже невозможно вынести с поля боя. Это явный признак того, что наш фронт стал «мягким».

19 января

С восходом солнца снова начался сильный артиллерийский огонь. Командир сидит на ящике и задумчиво смотрит на лист карты перед собой. Снаружи бьют снаряды советских залповых орудий. Вошел командир 1-й роты. Небритое утомленное лицо командира вдруг становится бодрым:

— 1де ваша рота, капитан Пройс?

— Большая часть полегла. Остальные отходят. Больше держаться мы не можем!

Командир тяжело вздохнул:

— Пройс, что тогда вы тут стоите?

Не говоря ни слова, капитан Пройс вышел. Командир молча посмотрел на меня.

Сейчас здесь у опытного ротного на какой-то момент сдали нервы. Кто может утверждать, что с ним

такого никогда не случится? На меня этот случай оказал большее действие, чем мне это показалось сначала.

Чуть позже командир отправился к боевым группам на правый фланг батальона.

Обстрел орудиями залпового огня усилился.

9.30. Посыльный 1-й роты, задыхаясь, вбежал на командный пункт:

— Около ста «Иванов» в наших окопах. Капитан Пройс погиб во время контратаки!

Я усадил совершенно измученного человека на ящик с боеприпасами и спросил:

— Можете сказать, где сейчас находится 1 -я рота?

— Точно не скажу. На прежней позиции никого не осталось. Я думаю, что мы сейчас на рубеже батальонного командного пункта.

Я схватил автомат, чтобы разузнать обстановку. Но тут пришел капитан Вольф. Я доложил ему о гибели капитана Пройса и об обстановке в 1 -й роте.

Командир постарался скрыть внутреннее потрясение от смерти капитана Пройса и распорядился:

— Останетесь на командном пункте, постарайтесь держать нити управления в своих руках. Я сейчас с посыльным 1 -й роты пойду посмотреть, что происходит в 1 -й роте.