Я наблюдал за ним в бинокль и убедился, что все всё поняли. Солдаты, пролежавшие словно мертвые несколько часов на открытой местности, начали осторожно шевелиться.

Посыльный возвратился:

— Ваше приказание выполнено!

Без посыльного в бою ничего не выйдет! Это знает каждый. Я поблагодарил и спросил:

— У вас есть впечатление, что товарищи там, внизу, поняли замысел?

— Думаю, да, господин лейтенант.

Прошло пять минут. Я обратился к главному фельдфебелю:

— Пора! Сейчас все спрыгиваем вниз, в русло ручья. Встаем — и пошли!

Одной перебежкой я оказался на обратном склоне. Люди шли сразу за мной. В русле ручья мы укрылись и стали ждать. Я смотрел в северном направлении. Из лощины показались первые головы. Их становилось все больше. Вот, кажется, собрались все. Я подождал еще несколько минут и спросил унтер-офицера:

— Как вы думаете, здесь рота в полном составе или, может быть, кто-то не заметил, что мы отходим?

— Это исключено. Люди, оставшиеся на позициях, мертвы!

В русле ручья вокруг меня залегли остатки 2-й роты. Я сосчитал: 26 человек!

— Слушайте все! Отходим в Шварценау. Один за другим, дистанция 20 метров. Как только выйдем из укрытия, каждый действует самостоятельно. Вперед!

Первые подошли к полевой дороге, ведущей в Шварценау. У Дакена и Петерстапя слышался шум боя. Мы растянулись по склону, который хорошо виден русским от имперской дороги. И тут опять началось. Винтовочный огонь усилился. По отходящим одновременно ударили несколько пулеметов. Шедший во главе, в 100 метрах впереди меня, залег. Я крикнул:

— Не лежать! Дальше!

Цепочка людей впереди меня снова пришла в движение. Огонь усилился. Я начал задыхаться. Мое ранение в легкие, полученное 13 месяцев назад, снова давало о себе знать. Сил больше не было. Я залег. Но

JL

ПГ

здесь оставаться было нельзя. Я вскочил и поспешил дальше.

Открыла огонь противотанковая пушка. Русские стреляли по стволам фруктовых деревьев, росших вдоль дороги. Осколки свистели в воздухе.

Я прошел еще 100 метров. Силы быстро уходили. Мне снова надо было залечь. Передо мной лежал кто-то из наших. Я подполз к нему и позвал. Ответа не было. Я осторожно толкнул: он был мертв.

Я снова вскочил и с кругами в глазах проковылял последние 50 метров. Наконец-то я добрался до обратного склона. За мной пришли еще четверо. Мы подошли к первым домам Шварценау. Ко мне подошел капитан Тойзен. Я доложил. На какой-то момент я закрыл глаза. Я так устал, что вынужден был опереться о стену дома.

Командир разъяснил мне обстановку и дал новый боевой приказ:

— Наступление на Роминте после начального успеха восточнее Петерсталя потерпело неудачу на всем участке. Вам с ротой оборонять Шварценау, а с наступлением темноты отойти на прежние позиции к юговостоку отсюда. Когда стемнеет, подвезут боеприпасы и продовольствие. Еще вопросы?

Вопросов у меня не было. О пополнении я даже не спрашивал, потому что на него можно было и не рассчитывать.

В роте осталось 24 человека. Двое погибли при отходе. Я спросил:

— Кто ранен?

Одиннадцать подняли руки.

— Кто считает, что из-за ранения должен покинуть роту?

Все опустили руки, кроме одного. Я посмотрел на рану. Головка снаряда перебила плечо. Кровь еще не

JL

ПГ

остановилась. Я отправил раненого на перевязочный пункт.

— Всем слушать меня! Сейчас занимаем восточную окраину Шварценау фронтом на восток и на север. Как стемнеет, пойдем обратно в наши старые окопы. Я каждому укажу место. Оба пулемета сначала прикрывают северное направление. Обстановка между Шварценау и Петерсталем не ясная. Кто не будет стоять в дозоре — ложится и спит. Я буду в подвале того дома. Разойдись!

Люди устало поплелись на позиции. Больше здесь уже говорить было нечего. Каждый знал, что надо делать. С управлением роты я спустился в подвал. Сутки назад здесь я принял командование ротой от лейтенанта фон Майера. Неужели прошло только 24 часа?

Вернувшись с проверки позиции в подвал, я взял в руки дневник и в тусклом свете «ле+учей мыши» коротко записал последние события.

В момент относительного затишья мне стали ясны размеры потерь. За сутки погибло шесть моих солдат. Я мрачно подсчитал: если каждый день будут гибнуть по два человека, 2-й роты не будет через двенадцать дней! Если обстановка не изменится, а она не изменится, к 8 ноября нас всех накроет земля Восточной Пруссии.

Я погнал от себя эти мрачные мысли и спросил, как могут сейчас обстоять дела на фронтах во Франции и в Италии? Никакие новости до нас не доходили.

Стемнело. На улице послышался шум моторов. Я поднялся по подвальной лестнице. Под прикрытием стены стоял открытый вездеход. Из него выпрыгнул унтер-офицер и развязно заявил:

— У нас боеприпасы и еда для вас. Немного, правда. Но и вас тоже немного осталось.

Я приказал посыльному разгрузить машину.

JL "IГ

Солнце зашло. Я снял пулеметы с северной окраины деревни и перевел людей в окопы юго-восточнее Шварценау. Пулеметы я поставил на правом фланге. Если русские атакуют населенный пункт с фронта, то пулемет ударит им во фланг.

Перед нашей позицией заметно стихло. Попытаюсь отоспаться. Посыльным приказал меня разбудить, как только что-нибудь произойдет.

21.00. Темная ночь. Обхожу позицию. Солдаты ничего особенного не наблюдали. В каждом окопе по два солдата. Один спит, другой дежурит. Расстояние между окопами более 50 метров. При такой темноте просачивание русских не исключено. Надо быть начеку.

28 октября

Ночь прошла. Ничего не произошло. У меня впечатление, что русские занимались своими делами.

10.00. По Шварценау сильный артиллерийский

огонь. С потолка подвала сыплется штукатурка. В перерыв между огневыми налетами я выскочил наружу, чтобы осмотреться. Окопы были под минометным обстрелом. То и дело стреляла противотанковая пушка. В окопах никого не было видно. Я возвратился в подвал. Начало смеркаться. Я приготовился обходить позиции. Услышал шаги по подвальной лестнице. В дверях появился ефрейтор: -

— Господин лейтенант, десять минут назад на правом фланге прямым попаданием выведен из строя пулемет с расчетом.

С ефрейтором и посыльным отправился на позиции. Пулеметный окоп выглядел ужасно. Попадание было случайным, однако менее ужасным это его не делало.

Оба номера расчета были разорваны в клочья. Наши усилия найти их жетоны не увенчались успехом.

JL

--ПГ

Я приказал положить погибших на плащ-палатки и отнести их в Шварценау. Требовалось сделать это быстро, потому что на правом фланге никого не оставалось. Однако я считал, что должен погибшим сослужить эту службу. Я думал о тех мертвых товарищах, оставшихся на открытом месте у имперской дороги, и тех, кто не смог отойти в Шварценау. Похоронить их было некому. Когда, где, кто и как их похоронит, теперь было неизвестно.

19.00. Противник открыл по Шварценау сильный огонь. В 20 часов он еще больше усилился, а через десять минут резко прекратился. Я с людьми рванулся в окопы. Это типичная ситуация перед атакой. Мы всматривались в темноту — ничего! Абсолютная тишина перед фронтом всего батальона.

Ночь прошла, «Иваны» оставили нас в покое. Над Марцхаузеном начал светлеть горизонт. Было относительно тихо, и я рискнул отправиться к командиру батальона. С собой я взял посыльного, другой остался на командном пункте. Ему я приказал выпустить белую ракету, если что-то произойдет. До КП батальона было недалеко. Мы прошли мимо домов Шварценау и по лощине и по руслу ручья пошли дальше на юго-запад.

Вдруг посыльный остановился:

— Там впереди лежит убитый!

Мы подошли. В траве лежал «великогерманский гренадер». Куда он был поражен, видно не было. Документов и нижней части жетона при нем не было. Значит, в его подразделении о нем знают.