Анжела, уходя утром на свою многотрудную работу, оставила ему ключи. Он вышел из дома, поёжился. Светило солнце, но ветер дул пронизывающий, холодный.

На вылазку в город Гурвич шёл, как в атаку на укреплённые районы противника. Ему все время казалось, что на него все смотрят. И кто-то сейчас крикнет: «Это беглец. Мочи его!»

Никто не крикнул. Мир не проявил к нему ровным счётом никакого интереса. Каждый последующий шаг давался ему легче. Через пару сотен шагов, когда он вынырнул из арки и добрался до дороги, успел чуток успокоиться. Нет, чувство опасности не притупилось, просто сердце перестало отчаянно барабанить в груди.

Он встал около автобусной остановки, оглянувшись на опостылевший ему ещё из окна стандартный пейзаж с девяти — и двенадцатиэтажными зданиями, парой заводских труб вдалеке и длинным «Универсамом». На часах было двенадцать двадцать. Через сорок минут Толя выйдет в кафе поблизости от своего офиса на Тверской. Там неторопливо, со вкусом пообедает. Он живёт по распорядку. Утром — зарядка, вечером — фитнес. По Толику можно сверять часы.

От мысли о том, чтобы ехать на автобусе и метро, программиста замутило. Решив спустить последнюю наличность, взмахнул рукой. Рядом, едва не окатив его смешанной со снегом водой из лужи, затормозил старый, покрытый ржавыми царапинами «БМВ». Договорились о цене.

Автомобиль продрался через пробки, поплутал по узким переулкам в центре, вынырнул у мэрии. До Тверской добрались за пятьдесят минут. По логике вещей, Толик уже десять минут должен был предаваться чревоугодию.

— Спасибо, — кивнул Гурвич, кинул на сиденье купюру и пошёл по направлению к кафе, приютившемуся на первом этаже серого сталинского дома, увешанного мемориальными досками.

Гурвич прошёл мимо гардеробщика-охранника, вошёл в зал. Посетителей было немного, отпугивали цены. Толя сидел на своём любимом месте около окна и, сосредоточенно работая челюстями, поглощал второе блюдо. Программист приземлился рядом с ним.

— Столиков мало? — не поднимая глаза от тарелки, осведомился Толик.

— Здорово, Толян, — произнёс Гурвич. Толик поднял глаза от тарелки, удивлённо посмотрел на него. И произнёс равнодушно:

— Привет. Ты как из-под земли вынырнул.

— Так оно и есть…

Гурвич быстро, напряжённо огляделся, стараясь казаться непринуждённым, как шпионы в фильмах, — это был единственный его источник познания о конспиративной деятельности.

— Ты чего мельтешишь? — поинтересовался Толик, начиная пилить ножом отбивную. Нервное поведение приятеля не скрылось от него. — Случилось чего?

Веко у Гурвича дёрнулось. Нервный тик, черт его побери! Ему по-прежнему казалось, что люди вокруг — не те, за кого себя выдают. Вон вошёл в зал тип в тёмном костюме — вовсе он и не бизнесмен, каким кажется, а боевик. Сейчас подаст сигнал, и беглому еврею-программисту скрутят руки прямо за столом. Или та девица, по виду продавщица ларьковая, на самом деле агент наружного наблюдения. И подаст сигнал… Или вон тот пацан… Стоп, это уже мания преследования…

— Толик, у меня проблемы, — программист попытался расслабиться. — Мне срочно нужны деньги…

— Заходи завтра в офис. — Нож в руке Толика располосовал отбивную и с противным скрежетом прошёлся по фарфору тарелки. — Я тебе под роспись выдам…

— Ты не понял. Они мне нужны сейчас!

— Где я тебе сейчас возьму? У меня нет при себе штуки.

— Сколько есть…

— Что за дурацкий разговор… Пошли в офис…

— Не пойду… Не могу…

— Лёша, что с тобой?

— Неважно… Сколько у тебя с собой?

Толик посмотрел на своего приятеля, как на законченного психа, вытащил из кармана четыре стодолларовых бумажки.

— Сойдёт, — Гурвич вырвал у него из пальцев доллары.

— А расписка?! — возмутился Толик.

У официанта выпросили чистый лист бумаги. Гурвич размашисто написал расписку, поставил малочитаемую подпись и число, протянул приятелю со словами:

— Доволен?

— Это ты должен быть довольным, — пожал плечами Толик.

— Я доволен. Пока. — Программист поднялся со стула.

— А есть не будешь?

Гурвич только усмехнулся.

— Отсутствие аппетита — дурной симптом, — такими словами проводил его Толик.

Гурвич пошёл не к выходу, а направился в служебные помещения, где был чёрный выход.

— Псих, — вздохнул Толик. Он со своим купленным по дешёвке дипломом экономиста считал всех учёных психами, и в лице Гурвича постоянно находил этой мысли яркое подтверждение.

Вернувшись с обеда, он сделал в блокноте отметку, списав со счета своего приятеля четыре сотни. Чужие проблемы его занимали меньше всего на свете…

В уличном обменнике Гурвич разменял деньги — часть на рубли, часть на мелкие долларовые купюры. В ларьке около метро купил комплект сотовой связи, назвав от фонаря чужую фамилию и чужой адрес. И вернулся в тесную однокомнатную Анжелину квартиру. Нырнул в неё, как солдат ныряет в бомбоубежище при бомбёжке.

На кухне он взял бутылку боржоми. Выхлебал её. Упал на диван, глядя в потолок. Поразмыслив о своей вылазке, он пришёл к выводу, что все было не так уж и страшно. Шанс наткнуться на охотников, шатаясь по двенадцатимиллионному городу, исчезающе мал. Главное, не маячить вблизи мест своего прошлого обитания.

Очухавшись, Гурвич принялся за дела. Поставил новую сим-карту в мобильный телефон. Старый номер уже, наверное, взяли под контроль. Черт, зачем он тогда звонил Алле? В детективных сериалах людей отлавливают по соединениям с мобильника. Ладно, что сделано, то сделано. Сейчас у него новый номер, который пока никому не известен. С него можно звонить.

Алка, эта владычица мазей и духов, нужна ему позарез. Пусть вопрос с деньгами снялся на несколько дней. Но остальные проблемы остались. И нельзя затягивать с их решением. Долго он на этой хате не проживёт…

С нового телефона он позвонил в офис:

— Мне Аллу Владимировну.

— Назовитесь, пожалуйста, — послышался до тошноты предупредительный молодой женский голос. Секретарши у Алки всегда были вышколенные.

— Борис Николаевич, — буркнул Гурвич.

— Алла Владимировна прилетает завтра. На работе будет в четырнадцать часов.

— Понял…

У Алки дурацкая привычка. Приезжая, двигает не домой, а в офис. Нетерпение её сжигает, боится, как бы за время отсутствия хозяйки фирму по миру не пустили.

Завтра… Остаётся ждать. Завтра она приедет. Он завалится к ней домой. Возьмёт диски с информацией. Отправится в Интернет-клуб. Там загонит информацию в Сеть, разбросает по адресатам. Отсидится несколько дней. Повторит сброс информации. И тогда можно будет выбираться на белый свет. Больше он никому не будет нужен.

Гурвич сел в кресло, взял пульт телевизора. Хотел нажать на кнопку, но тут в прихожей послышался шум.

Программист похолодел… Но это оказалась всего лишь пьяная Анжела, открывшая дверь и смахнувшая со стойки на пол фарфоровую вазу.

— Гадина, — обозвала она разбившуюся вазу. Сняла меховую коротенькую куртку, сбросила сапожки, покачиваясь, прошла в комнату. — Как, мальчишечка, не соскучился?

«Почему я должен по тебе соскучиться?» — раздражённо подумал Гурвич, но вслух, понятно, ничего не сказал.

Она чмокнула его в щеку. От неё разило вином.

— Устала, — сообщила она. — Ото всех устала.

И завалилась на кровать. Лёжа — умудриться надо — стянула платье и заснула.

Хорошо. Не будет пустых разговоров…

Всю ночь Гурвич ворочался в постели, обдумывая разные варианты. Заснул под утро, не слышал, как Анжела упорхнула.

Он дождался четырнадцати часов. На прямой телефон Алке звонить не стал. Позвонил одной из её сотрудниц.

— Не могу дозвониться Алле Владимировне, — сообщил он. — Скажите, что «медвежонок» человека пришлёт за вещами. Это срочно…

— Передам, — в голосе сотрудницы сквозило недоумение.

Она посчитала его за чокнутого. Но это неважно. Он знал, что какую бы чушь ни сказал, сотрудница передаст Алке его слова. Персонал хозяйка держит жёстко. Вольностей не прощает. За любую провинность — штраф или пинком под зад. Мегера, одним словом…