Снова взялись за Аюпова.

— Мы собираем команду. Это нам очень нужно, — ласково вещал Доктор.

Воля находящегося в трансе Рамазана Аюпова была сломлена. Базовые блоки в сознании заморожены. Сейчас он представлял из себя воск, из которого можно лепить что угодно.

— Общий сбор, — произнёс Актов.

— Обзванивай. — Доктор протянул ему мобильный телефон с первым набранным номером. — Назовёшь следующие место и время сбора…

Через двадцать минут работа была закончена. Руководители троек получили сигнал экстренного сбора…

Прошло все очень просто и мирно. В нужное время группы подтянулись к заброшенному пионерлагерю. Деревня рядом почти вымерла — там осталось несколько дворов, в которых доживали жизнь старики или тянули бессмысленные, в тумане, дни пропащие пропойцы. В целом же здесь была тишина и благодать.

С утра на точку активных действий потянулись машины. Некоторые командиры троек, выбираясь из салона, напряжённо оглядывались. Они понимали, что происходило нечто экстраординарное. Ведь в одном месте были собраны люди, которые вообще не должны были друг друга видеть и знать.

Приехали, естественно, без оружия. Только сумасшедший террорист будет расхаживать в свободное от нелёгкой работы по уничтожению мирного населения время по городу со стволом — лучшего подарка спецслужбам и правоохранительным органам не сделаешь. Террорист без оружия и с правильными документами — это обычный гражданин, который если и вызовет подозрение, то его задержат на пару часиков и отпустят.

Поэтому работа для группы захвата оказалась совсем несложная. По окончании сбора всю команду поставили под стволы. Пара наиболее отчаянных боевиков дёрнулась. С ними не стали устраивать рукопашных боев. Хлопок бесшумного оружия. Стук падающего тела. Кончено. На остальных это подействовало отрезвляюще.

На точку подогнали фуру. Туда кинули пленных, предварительно вкатив им инъекции, — теперь они пролежат брёвнами часов семь.

— Исполнено! — удовлетворённо произнёс Глеб, когда машины начали отваливать от точки.

Дальше работа для «изыскателей» — Доктора и его помощников. Каждого пленного вывернут наизнанку, по капельке выцеживая информацию. Самый незначительный факт, информационный мусор, на который нормальный человек не обратит внимания, попав к аналитику, может оказаться жемчужиной.

А дальше по каждому из задержанных будет принято рациональное решение. Тех, кого можно использовать, используют. Остальных, а это большинство, выведут в расход, спишут со счётов… Работа грязная, но необходимая. Зато можно быть уверенными, что ни один из них не подложит больше бомбу в самолёт и не захватит в заложники детей. Каждая уничтоженная мразь — это десятки спасённых человеческих жизней. Эту арифметику «легионеры» усвоили хорошо…

Настало время, когда Глеб мог перевести дыхание. Активная фаза операции «Полынь» завершилась стопроцентным успехом. Теперь наступала рутинная стадия обработки полученной информации и зачистки «хвостов». Это могло занять несколько месяцев.

Вечером, кинув материалы в портфель-контейнер, служащий для перевозки секретных материалов, — достаточно было нажать на кнопку, чтобы через секунду все его содержимое превратилось в пепел, — Глеб отправился на «точку один» — аккуратненький, скромный двухэтажный дом в ближнем Подмосковье. Там ждал Зевс — Главный оперативный координатор Организации.

— Информация к размышлению, — сказал Глеб, открывая контейнер и извлекая лазерные диски, аудиокассеты и бумаги.

— Поглядим. Покумекаем, — кивнул Зевс — сухощавый мужчина, давненько разменявший полтинник. Сегодня он пребывал в добром расположении духа и не намеревался метать громы и молнии. — А ты здесь отдохни, Глеб. Расслабься после трудов праведных…

— Обязательно, — безрадостно ответил Ратоборец.

— Массажисток предоставить не могу. А вот записи Шуберта и Глинки имеются.

— Вот спасибо…

Это надолго. Глеб знал, что теперь сутки или двое не вылезет отсюда. Зевс будет тщательно знакомиться со всеми материалами, а Ратоборец будет давать пояснения. Тут же под рукой шеф аналитической группы.

Глеб вздохнул. Ему страшно хотелось домой, к семье. Там его мечущаяся душа находила настоящее успокоение. Но его желаний никто не спрашивал.

Ему отвели просторную комнату. Там он провалялся несколько часов на диване, щёлкая пультом телевизора, перескакивая с безрадостных новостей о падениях вертолётов, терактах и новых политических инициативах Европарламента на американские боевики, где горели машины и герои стучали с треском друг друга по мордам. Грязь, боль, дерьмо — в общем, норма. У Глеба возникало немного жутковатое ощущение, что за стеклом экрана живёт иная, зазеркальная реальность, которая просачивается в нашу вселенную и материализуется наяву. Мир, слава господу, пока ещё не такой. Он не должен быть таким.

Глеб выключил телевизор. Врубил музыкальный центр. Подборка дисков была по вкусу Зевса — сплошь классика. Зазвучала божественными аккордами опера Вагнера «Гибель богов». Эта музыка будто вышибала человеческий дух из тесных оков обыденности, возносила его к божественным вершинам, открывала взор на суть вещей. Да, «Хор Валькирий» стоило бы сделать гимном Организации…

Насладиться до конца высоким искусством Глебу не дали. Затренькал внутренний телефон.

— Зайди ко мне, — послышался в трубке многообещающий голос Зевса. — Тут кое-что интересное… Глеб спустился в подвал, где в защищённом от всех видов прослушивания помещении Зевс ознакамливался с материалами.

— Не упускай ничего, — произнёс он, включая видеомагнитофон.

На экране появился Рамазан Актов, из которого Доктор выжимал все самые позорные факты его мерзкой биографии.

« — Отработали заказ… Взорвали лабораторию. Вместе с людьми.

— Дальше.

— Цель была — лаборатория, оборудование. Персонал.

— Чем дело кончилось?

— Мы выполнили заказ. Там был список людей, которых надо ликвидировать обязательно.

— Кто заказчик?

— Платили хорошо… Какой-то Виктор.

— Кто такой Виктор?

— Странный тип… Не из уголовников. Не из идейных…

— Как выглядит? — Голос у Доктора был вкрадчивый.

— В шляпе… Серый какой-то. Средний рост. Среднее телосложение. Весь какой-то средний. Я не помню его лица, — допрашиваемый запнулся. И с отчаянием воскликнул: — Я не могу вспомнить его лица. Не могу. Не могу…

— Спокойно. Тут тихо и безопасно, — голос у Доктора стал как у проповедника, агитирующего туземца принять христианство. — Все нормально. Тут все относятся к тебе хорошо. Тут ничто не угрожает.

— Не поверишь, я его боялся… Я, который никого никогда не боялся…»

Это дала о себе знать базовая матрица личности. Хотя тут Рамазан себе льстил… Когда его привели в себя, вернули ему адекватное сознание, дали прослушать, что он наговорил, это уже был другой человек. Раздавленный. Сломленный. Боящийся смерти. Утративший просветлённое, необходимое для шахида пьянящее состояние абсолютной уверенности в правильности пути.

Последний разговор. На экране появился Атаман.

— Расстрела для тебя мало, но все, что можем… В тот момент Рамазан не выдержал.

— Служить буду! — заголосил он. — Верным псом буду! Жить хочу!

Он окончательно утратил своё лицо. Произошло то, что он, презиравший смерть, ещё несколько часов и помыслить себе не мог.

— Дохлым псом ты будешь, — Атаман ткнул его стволом пистолета в лоб. Погладил пальцем спусковой крючок. И убрал пистолет. Хотя и очень хотел пустить в лоб этому существу пулю.

Зевс выключил видеомагнитофон и покачал головой.

— Мне кажется, у Атамана слишком много личного. Это мешает работе.

— Иногда мешает. Иногда помогает, — сказал Глеб. — У Атамана немало накопилось счётов к этим подонкам. В Наурской боевики вырезали семью его брата-казака… Труп возили по селу, привязав к трактору… Мы не роботы. Когда кончается личное, мы превращаемся в обычных убийц. Должно быть, ощущение справедливости.