Лапша с макаронами
После окончания школы сразу поступил работать на завод. Родители огорчились, они мечтали о сыне инженере. Одноклассники, учителя удивились: учился я довольно неплохо. Причину, почему не пошел учиться дальше, хранил в тайне. Я ее стеснялся. Образование мало волновало. В математике, в химии кое в чем кумекал, и ладно. Целоваться страсть как хотелось! Не знал, с кем и как начинать это сладостное занятие. Пацаны во дворе болтали, что в общаге при заводе есть девчата, за деньги готовые не только целовать научить, но и показать – куда дальше двигаться. Выбора не было – без калабашек в общагу не сунешься.
Первой зарплаты как манны небесной ждал. Дни в календаре зачеркивал. С нужной девчонкой парень из бригады за пузырь свел. В комнату к ней силком заволок. Познакомил и сбежал водяру халкать.
– Ты садись, сейчас ужинать будем. Есть хочешь?
– Ладно, так постою.
– Знаешь, давай без так. Начнем с макарон, потом лапша и компот с черносливом.
– Может, погулять сходим, в кино или еще что?
– И не выдумывай. Макароны почти готовы. Не скучай, мигом на кухню сгоняю, и начнем пир на весь мир.
Я бы смылся, но она, уходя, дверь на ключ закрыла. Кинулся к окну – подоконник ощетинился кактусами, пришлось отступить.
– Ну, вот усаживайся напротив и давай за макароны возьмемся: ты с одной стороны, я с другой. Ну, чего тянешь?
– Мне бы вилку.
– Вот еще что выдумал.
Она вытянула рукой из кастрюльки одну макаронину, обдула, один конец сунула в свой рот, другой к моему подставила.
– Может, я куда за вилкой сгоняю?
– Ты в глаза, в глаза гляди и губами ко мне по макаронине двигайся.
– Я не умею без вилки есть.
– Дурачок, макаронина – дорога, мы с тобой губами в гости по ней отправимся. Давай, пока не остыла.
Вспомнил, как в школе, в спортзале, по канату лазил, и пошел, а как встретились, понял: губы вкуснее макарон. Когда очередь дошла до лапши, денег не жалко стало совсем, правда, рукам воли она не позволяла.
– Плати и катись, притомилась я, завтра на смену рано вставать. Ты иди, спать охота.
Заплатил, вывалился из общаги сытым: от макарон, лапши, поцелуев. На улице шел дождь. Мне с ним по пути. Слёз сдержать не мог. Меня становилось всё меньше и меньше, казалось, в следующей луже с головой скроет. Потом, много позднее, дошло, что не всё покупается. В заводской столовке все раздатчицы знали, что с лапшой и макаронами ко мне лучше не соваться.
В комнату прокрался, хотел без света под одеяло юркнуть. Он вспыхнул ослепительно, со всех сторон сразу.
– Ну, где был, сынок, рассказывай.
– Да так, с друганами шлялся.
– А с лица чего спал?
– Дождь на улице сильный идет, а зонта у меня нет.
– Ладно, спи, завтра разберемся.
Все вышли, а бабушка осталась. Разглядывала меня, разглядывала и выдала:
– Ты что, с самой совестью целовался?
Зеркало
Нам было по восемнадцать, когда его забрали на войну. Сейчас мне тридцать шесть. Войны нет, но нет и его. В последнюю нашу ночь, она была и первой, он мне подарил зеркало в ванную комнату. Я смеялась над его подарком, а он обиделся. Последние восемнадцать лет я не люблю мужчин. У меня есть оно. Его зеркало. Светлое и юное, как тот июнь.
Вхожу в ванную комнату, закрываю за собой двери, включаю горячую воду и…
И снимаю халат, и вижу, как оно, как он волнуется, как выступают капельки пота на его теле. Обнажаюсь, довожу его до состояния тумана и…
И ложусь в воду одной волны. Волнуясь, обжигаюсь и тону от его любви ко мне. А потом, как всегда, идет дождь. Мой дождь и его. Из дома выбегаю счастливой, подруги спрашивают:
– Ты опять была с ним?
– Да, всё утро мы были вместе.
– Когда ты наконец познакомишь нас со своим мужчиной?
– И не просите, никогда.
– Почему?
– Он не мужчина, он не может быть им.
– А кто он у тебя?
– Юноша, он даже меня до сих пор стесняется.
Нам было по восемнадцать. Было… Так и осталось навсегда. Завтра опять придет июнь. Спасибо, Господи, что ты не забываешь о нас.
Многократный роман «Данет»
«Я» – редкое однобуквенное слово. Есть ли еще однобуквенные слова, мое «я» сомневается.
У каждого «я» собственный дом. У моего в дому пол мужской. Стены – смысл. Смысл – мы со словом. «Мы» – это мое «я» мычит. Потолка нет. «Я» небо обожает.
Замедли мысль, и увидишь смысл. Замедлил? Сегодня мое «я» расскажет о двух словах: «да» и «нет». Они состоят из пяти букв, что для пяти чувств достаточно. Мужские буквы «а» и «е» – их две. Об этом еще Пифагор знал, Фрейд потом понял. Женских три, они согласные: «д», «н» и «т». Сложно? Попробую попроще. «Да» – два, мужская частица. «Нет» – три, хоть третьего и не дано, а хочется, поэтому она женская.
Думаю, достаточно подготовил к восприятию «да» и «нет». Пора!
Первая глава
Согласие
– Нет?
– Нет!
Он – Адам из тьмы. Она – Ева из света.
Вторая глава
Стресс
– Нет?
– Да!
Свет после тьмы – хуже не придумать.
Третья глава
Свадьба
– Да?
– Да!
Два света – свадьба.
По правилам умножения, согласие и свадьба – явления положительные.
Глава четвертая
Любовь
– Да?
– Нет!
– Да??
– Нет.
– Да???
– Нет…
Любовь и стресс по правилам умножения результат дают отрицательный.
Если взаимодействие «да» и «нет» считать игрой, то в согласии и в стрессе побеждает Она, в свадьбе – ничья, в любви победа за Ним.
С точки зрения поэзии, любовь – эхо. Проза полагает, что согласие, стресс и свадьба – далеко не эхо.
Зато оптики считают, что Ее и во тьме, и наяву в два раза больше, чем Его. Любовь у них из разряда мерцаний.
Всё. Улыбнитесь в два паруса. Хотите причалить к одной из пристаней?
Ее зовут – «Прости». Есть не только имена собственные, но и буквы тоже. «А» и «Е» – собственные буквы моего «я».
Слова – дожди, буквы – капли. «Я» – облако.
Если вы ничего не поняли, значит, под зонтом стояли.
Глава пятая
Нерешительность
Нерешительность
– Да… Нет…
– …?
Пять букв, пять чувств, как и обещал.
Эпилог
Да – День. Нет – Ночь. Встречаются они утром и вечером.
Экант
Правды в три раза меньше, чем кривды.
Пифагор
Когда он появился на свет, родители хотели в честь частицы света Квантом назвать. Да писарь в ратуше букву на пол обронил. Наклонился, но кроме брюк своих и ботинок ничего не обнаружил, да и все остальные буквы запамятовал. Уперся в пол от стыда, произнес: «Э», добавил, что на глаза попалось, и выдал: «Экант!» Так одним махом новорожденного света в имени лишили.
С детства и до глубокой старости было у Эканта три друга: Истина, Добро и Красота. Странные ребята. Добро думало, что оно Истина. Истина себя Красотой считала. Красота, та вообще думать не умела. Дрались, в прятки играли, секретничали, мечтали в один прекрасный день Правду найти. Зачем она им, никто не знал. Взрослые из-за нее в тюрьмы сажали, убивали друг друга. Как подросли, Истина в университет поступила, училась там, потом преподавала. Добро костёл облюбовало, пело, молитвы творило, других неволило. И у Истины, и у Добра языки появились. Истина язык звала наукой, Добро свой святым величало. А у Красоты ни места не было, ни языка. Так молча и жила.
