Он расстегнул пиджак, сдвинув легким движением пальца предохранитель “парабеллума”, засунутого за пояс. Будут играть милицейские оркестры на похоронах, если затеяли в данную минуту что-нибудь граждане сыщики.
Нет, осадил себя, давай без излишей уверенности. Вспомни одного большого мастера карате, которого на уголовщину потянуло. Предчувствовал мастер арест, но хвастался, кичась силой: мол, поглядим, как они меня брать будут. Я их в кисель... в компот... А они защемили пустозвона дверью в метро и повязали, как бобика, - тявкнуть не успел. Так что скромнее, Матерый, утихомирься, ты не ухарь-пижон.
Позвонил в дверь. Глазок - желто-горящий - на секунду потемнел. Затем щелкнул замок, и показалось настороженное лицо Прогонова.
- Один? - спросил Матерый, впиваясь холодным взором в лживые глаза Виктора Вольдемаровича.
- Пока... один.
Матерый прошел в комнату. Положив на обеденный стол кейс, раскрыл его, вытащил несколько пухлых пачек денег, перетянутых резинками.
- Документы, - потребовал кратко.
Прогонов, вкрадчиво улыбаясь, провел ладонью над деньгами, и те исчезли, словно растворились в пространстве.
- Минуточку! - попросил учтиво и скрылся в смежной комнате, вернувшись оттуда с небольшим свертком. - Прошу. - Протянул сверток. Затем сообщил сокрушенно: - Как понимаю, твой последний заказ. Выполнен заказ на совесть, сомнениями не обижай. М-да. Что-то мы все о делах. Может, чаю? Или... хорошее бренди? Отдохнем, а?..
Матерый, не слушая его, сунул сверток в карман пиджака, подошел к окну, вгляделся в темноту, покачал головой, глубокомысленно что-то прикидывая.
- Слышь, Вольдемарыч, - сказал, не оборачиваясь. - Надеюсь, хвоста я за собой не привел, но рисковать не стану. Чую: паленым несет... Гаси свет, открывай окно - тут пожарная лестница вроде рядом...
- У меня там гортензия! - озабоченно всплеснул руками хозяин. - На подоконнике... Ради всего святого - осторожнее... Да, учти, здесь пятый этаж...
- К черту гортензию, -на выходе процедил Матерый. - Свет гаси, сказал же! Отрываться надо. И портфель... а, себе оставь!
Под завывающие причитания Прогонова он встал на подоконник: стараясь, не смотреть вниз, легко прыгнул в темную пустоту, тут же ухватившись руками за перекладину из ржавой арматуры; повис, нащупывая занывшей от удара о железо ногой опору.
Улица освещалась слабо, стена дома терялась в темноте, и это его немало порадовало.
Стараясь не шуметь, спустился вниз. Отер ладонь о ладонь, стряхнув ржавчину и прах старой, облезлой краски.
Затем, скрываясь в кустах шиповника и жасмина, буйно разросшихся на широком газоне, двинулся параллельно улице прочь.
Ну и все. “Волгу” пришлось бросить - плевать! “Волга” ворованная, техпаспорт фальшивый; два года к тому же машине - пусть пойдет на запчасти нуждающимся. Через месяц-два от нее останется лишь остов - народ наблюдателен, точно угадывает бесхозное. А может, и выплывет эта “волга” как довесок к деяниям Анатолия. Ну да от него теперь не убудет, как бы ни прибывало...
Он перевел дыхание, глубоко и радостно ощутив внезапное чувство свободы и раскованности. В воздухе было разлито торжество вступившей в права весны: запахи молодой травы, первых цветов мая, росистая, бодрящая свежесть.
И вспомнилось: когда-то, точно так же, кустами, таясь, он пробирался закоулками портового города к сладостной неизвестности романтического будущего.
Бедный, наскладный волчонок... Обнять бы тебя, утешить... да только кому? Я-то тогда... не был. Это сейчас бросаю всякие машины, как использованные носовые платки, а тогда мечтал о велосипеде как о чем-то недостижимом, почти волшебном.
Он зажмурил глаза, с силой тряхнул головой, как бы отгоняя наваждение.
Не расслабляйся, рано. Четко, целенаправленно и по существу задумайся. Итак. Куда теперь? Ваню навестить? А если засада там? Тогда... хотя бы возле подъезда пройти - вдруг да есть на двери знак какой? Допрыгался!
Зачем вертелся, зачем петлял, следы путая? Чего добивался? Указание Хозяина выполнял? Да к черту все указания! Сваливать надо, вот какое указание диктует тебе сердце и разум! Ты свое отыграл... на конкретном отрезке времени. Какие возможности отрезок тебе предоставил, такие и реализованы. Половил в мутной воде рыбешку и вместе с осевшим илом - на дно золотое. Сиди там и пузыри не пускай. Отгородись от мира, спешащего по новым путям своим к неясному будущему, стеной из денег и наблюдай из-за нее осторожненько за дальнейшей свистопляской, обмениваясь репликами с Машей на пляже или огороде. Сочинения философов приобрести, позволь такую роскошь, дабы и духовно вырасти. Только бы смыться, только бы!.. В Болшево остановиться недельки на три у хирурга, преобразовать лицо до неузнаваемости, наклеить фотографии в документы и - прости-прощай Прогонов, Хозяин, прошлая жизнь и набравший опасные обороты подпольный механизм, остановить который предоставь попытку органам. Пусть, пусть попытаются.
Он перебрался через железнодорожную насыпь, поблуждал переулками какого-то незнакомого района, поймав наконец левака.
- В центр, - сказал коротко.
- Центр большой, - последовал ответ.
- Москва, Кремль, - сказал Матерый. - Двигай.
У Манежа действительно стояла дежурная расходная машинка, - одна из самых первых криминальных халтур Толи; старенькая, но надежная. Вот на ней он и уедет на дачу. А дачу он не провалил: очень правильно себя вел, не терял головы.
И снова мелькнуло: заехать к Ивану? Нанести последний визит? Вещички кое-какие добрать, но вещички ладно, чепуха, основное - то, что так безвинно, так на виду стоит на подоконнике...
Из рапорта
...Оставив машину у подъезда дома, где проживает Прогонов В.В., объект - Монин А.М. - поднялся в квартиру последнего, откуда скрылся в неизвестном направлении по пожарной лестнице.
В целях восстановления наблюдения за объектом необходимо усилить контроль за квартирой гр. Лямзина И. З., где находятся вещи, принадлежащие гр. Монину.
ЯРОСЛАВЦЕВ
В комнате за номером шесть, куда, руководствуясь повесткой из отделения, Ярославцев зашел, сидел молодой человек в легкой спортивной куртке и джинсах и оживленно разговаривал по телефону. Узрев посетителя, человек столь же оживленно и спешно завершил разговор и представился оперативным уполномоченным Курылевым.
- Тэк-с, - начал он, скорбно изучив протянутую повестку. - Ярославцев... Неприятности у вас, товарищ... - И устремил скучающий взгляд куда-то в окно. Продолжил: - Навещали ли вы три дня назад известного вам гражданина Докукина?
- То есть? - не понял Ярославцев.
- Заходили ли вы три дня назад к гражданину Докукину домой? - внятно и медленно, будто диктант диктовал, произнес Курылев.
Ярославцев вспомнил... Действительно, существовал среди его окружения работник мясокомбината Докукин, с кем связывали его деловые отношения по мелочам быта. И три дня назад действительно заехал он к этому Докукину за своим компьютером-ноутбук, одолженным тем на время. Дверь в квартире оказалась незапертой, Ярославцев вошел, кликнул хозяина, но тот неотозвался. Компьютер между тем стоял на виду, в нише стенки. Проскучав минут пять, Ярославцев, куда-то торопившийся, решил написать записку хозяину: мол, все в порядке, технику я забрал, а дверь зря открытой держишь. И отправился восвояси, далее дожидаться Докукина не собираясь. Ну, вышел, вероятно, человек к соседям, задержался там... Уже через час Ярославцев и думать забыл об этом эпизоде. И вот...
- Ваша записочка? - Курылев вытащил из папки, лежавшей на столе, клочок бумаги.
- Моя.
- Когда, при каких обстоятельствах...
Ярославцев рассказал.
- Значит, об ограблении вам ничего не известно? - выслушав, спросил Курылев. - Квартирку-то потрясли, - сообщил он грустно. - Вот так вот. Потому и дверь открыта была. А украли ценную картину. Целенаправленно, значит.
