Теперь Рокоссовский предвкушал волнующую встречу с семьей. Прямо из приемной Сталина он переговорил с женой, которая, чувствовалось по голосу, едва сдерживала слезы.

Генералу во что бы то ни стало хотелось найти свои любимые цветы. После длительной разлуки с семьей он не мог явиться в дом без букета роз. Но где их в феврале достать, да еще в такое позднее время?

И он решился на отчаянный поступок. В приемной к нему подошел начальник охраны генерал Власик.

- Константин Константинович, я вас поз'дравляю с успешным завершением операции. Преклоняюсь перед вашим мужеством и талантом.

- Какой тут талант? - Рокоссовский задержал руку генерала. - Полтора года не видел жену, а достать букета роз не могу. За пять роз готов выложить любую сумму, а где купить - не знаю.

- Погодите немножко, - сказал Власик. - Попытаюсь помочь. - Он вышел в соседний кабинет и минут через десять вернулся.

- У вас машина есть? -•

-Есть.

- Езжайте на Арбат, дом 21. У первого подъезда ровно через час вас будет ждать женщина.

- Как ее узнать?

- Ее зовут Анна Аркадьевна. Она будет с букетом роз.

- Николай Сидорович, большое спасибо.

Вскоре Рокоссовский с богатым букетом роз поднимался на четвертый этаж. Он подошел к двери и, затаив дыхание, словно это было его первое свидание, остановился. Затем, поправив воротник полушубка, нажал на кнопку звонка.

- О, господи! Это он! - послышался голос жены.

Открылась дверь. На пороге стояла в праздничном вишневом

платье, с зачесанными набок, коротко подстриженными волосами, его жена. Она мгновение смотрела на мужа, потом бросилась ему на шею и заплакала.

- Ну, чего ты плачешь, Юленька? Как видишь, жив, здоров. - Он вручил ей букет роз и как-то холодно, будто солдата при вручении медали, поцеловал.

- Спасибо, Костя, спасибо, - растерянно говорила она. - Как давно мне не дарили розы! Спасибо тебе, дорогой.

- А где же Ада? - спросил он, снимая верхнюю одежду.

- Ада сегодня дежурит, - ответила Юлия и поставила на стол вазу с цветами. - Она не стала отпрашиваться, сказала, что завтра вечером подъедет.

- Вечером меня уже в Москве не будет, - сказал Рокоссовский, присев на стул . - А мне хочется ее видеть. Но ничего, что-нибудь придумаем.

- Костя, ну как же это так - не успел приехать и снова на фронт? - Она прижалась щекой к его плечу. — Мы же столько не виделись!

- Я бы рад побыть с вами, но не позволяет обстановка.

Жена посмотрела на него печальным взглядом и замолчала. Ей показалось, что муж выглядит таким же усталым и худым, как и тогда, когда вернулся из тюрьмы. Немножко постарел. На лице обозначились новые морщинки, виски стали почти седыми. Но глаза такие же голубые, добрые и насмешливые.

- Не узнаешь? - он обнял жену за плечи.

Она промолчала. Ей казалось, что в нем появилось что-то чужое, далекое и казенное. В голове промелькнул сумбур сомнений и догадок. Она часто слышала от подруг, что многие военачальники на фронте имеют так называемых полевых походных жен. «Нет, нет, мой Костя не такой», - вдруг подумала она и пошла накрывать праздничный стол.

Рокоссовский окинул взглядом комнату: на стене он заметил целую галерею его фотографий, вырезанных из газет и журналов. Он подошел к ним и начал рассматривать: вот он под Вязьмой среди артистов, а тут он позирует фотокорреспонденту во время битвы под Москвой. «Фу, какая сухая физиономия, — подумал он. - Самоуверенный петух. Даже неприятно смотреть. На допросе Паулюса сижу, будто аршин проглотил. Надо поменьше маячить перед камерами и фотоаппаратами. Новый пуп земли объявился».

Но то, что его родные по крупицам собирают сведения о нем, ему, разумеется, было приятно.

Он зашел в кухню.

- Молодцы, помните обо мне.

- Ты наш кумир.

- Я очень тронут. - Он поцеловал жену в щеку.

- Знаешь, Костя, мне не дает покоя Ада, - сказала жена, заваривая чай. ,

- А что такое?

- Не дай бог, она улетит к партизанам в Белоруссию, я сойду с ума. Мне хватает и тебя.

- Люлю, дорогая, не беспокойся, ее туда никто не пошлет.

- Ну да, скажи кому-нибудь другому. Она бредит партизанами и днем, и ночью. Ждет не дождется, когда покинет Москву.

- Скажу тебе по секрету, - Рокоссовский, улыбаясь, нагнулся к её уху. - После того как попал в плен сын Сталина Яков, появилось негласное указание: детей выдающихся личностей не посылать на передовую, чтобы противник, в случае чего, не мог их шантажировать.

- Ой, слава богу, - перекрестилась Юлия и, подумав, спросила: - А ты разве выдающаяся личность?

- Повернись к стене и посмотри на фотографии, - засмеялся Рокоссовский.

Они долго сидели за столом и отвечали друг другу на тысячи вопросов, и все равно обо всем не успели переговорить. После долгой разлуки они снова шли навстречу друг другу. Рокоссовский чувствовал, что даже при коротком сумбурном свидании, которое, видимо, неизбежно в подобных случаях, он по-прежнему любил жену и без нее не представлял себе дальнейшей жизни.

Утром следующего дня он заехал в школу, где училась дочь, которая познакомила своего знаменитого отца с начальством, и вернулся с ней домой. Тут же подвернулся какой-то фотограф, и теперь мы имеем возможность видеть снимок семьи Рокоссовского, датированный февралем 1943 года.

В центре сидит генерал-полковник Рокоссовский. Лицо-его задумчивое, серьезное. Кто знает, о чем он думал в этот миг? Он вновь уезжал на войну, где уже был несколько раз на волосок от смерти. Справа, в темном платье, с обнаженной красивой шеей и пышной прической, влюбленными глазами смотрит на него жена. Кажется, она чувствует твердость и тепло его руки, за которую держится, ощущая желание идти за ним хоть на край света. Обняв обеими руками' за шею, повисла на его левом плече дочь Ада. Она в белой кофточке, с черной шапкой волос, с челкой, почти закрывающей глаза. Она светится радостью. Она так соскучилась по своему отцу, что не желает отходить от него ни на шаг.

Распрощавшись с родными, ровно в одиннадцать часов 5 февраля Рокоссовский уже был в Генеральном штабе.

2

- Донесения, поступающие с фронтов, не особенно утешительные, - начал с ходу Василевский. - Он поправил жесткие седеющие волосы, расчесанные на прямой пробор, и поднял глаза на Рокоссовского. - Это особенно касается Юго-Западного и Воронежского фронтов. Немецкое командование, по всей вероятности, готовит там крупное наступление. - Он помедлил, угостил Рокоссовского папиросой, а сам задымил трубкой. - В Ставке Верховного Главнокомандования созрел план развития наступления на курском направлении. Ради этого и создается новый фронт, который мы назвали Центральным. Я с удовольствием объявляю, что командовать этим важнейшим фронтом поручено вам.

- Спасибо, - улыбнулся Рокоссовский, сидевший напротив Василевского. - Какими силами я буду располагать?

- В состав фронта мы включили три общевойсковые, одну танковую и одну воздушную армии. Эти армии предстоит перебросить из-под Сталинграда. - Начальник Генерального штаба положил дымящуюся -трубку в пепельницу, подошел к висевшей на стене карте. - Войскам нового фронта предстоит развернуться между Брянским и Воронежским фронтами, которые в данное время не очень успешно продолжают наступление на курском и харьковском направлениях. Ваша задача: взаимодействуя с Брянским фронтом, нанести глубокоохватывающий удар в общем направлении на Гомель, Смоленск, во фланг и тыл орловской группировки противника. - Он снова уселся за стол и положил перед собой короткие пухлые руки. - Ну как?

Рокоссовский ничего не ответил, подошел к карте, некоторое время ее изучал и, повернувшись к Василевскому, сказал:

- Замысел красивый, ничего не скажешь.

- Это хорошо, что вам замысел пришелся по душе.

- Срок готовности?

- 15 февраля, - ответил Василевский и, посасывая трубку, ждал мнения командующего фронтом.

- Александр Михайлович, - поведя плечами, произнес Рокоссовский. - В который раз мы наступаем на одни и те же грабли. - Он встал и снова подошел к карте. - Я не могу понять, как это можно перебросить огромное количество войск из-под Сталинграда под Курск за такое ограниченное время. К тому же подготовить их к серьезному наступлению.