Напряженный бой не прекращался весь день. К вечеру войска армии Батова вклинились в оборону противника до пяти километров. Чуть меньше обозначился успех на левом фланге 21-й армии Чистякова и 24-й армии Галанина. На остальных участках фронта п|родвижение было незначительным, но они своими действиями сковывали крупице силы противника и облегчали задачу соединениям, наступавшим в направлении главного удара.

Через трое суток боев был полностью ликвидирован западный выступ гитлеровской обороны, а 15 января армии Рокоссовского успешно преодолели средний оборонительный обвод. Смелость и талант командующего фронтом проявились И здесь - он, на ходу изменив план операции, перенес направление главного удара в полосу наступления армии Чистякова. Он был признателен пред* ставителю Ставки Воронову, который, не в пример другим, не вмешивался в компетенцию командующего фронтом, а ограничивался дружескими советами.

В метель, бушевавшую и днем, и ночью, в тридцатиградусный мороз, упорно, шаг за шагом, пробирались вперед войска Донского фронта.

6

Когда вся армия Донского фронта перешла в наступление, рассекая группировку фашистов, 62-я армия Чуйкова двинулась с востока на запад, навстречу наступающим. Особенно кровопролитные бои разгорелись в окрестностях Мамаева кургана. За этот тактически важный опорный пункт сражались четыре дивизии, но злее всех дралась за курган дивизия генерала Батю-ка. Она словно вросла в Мамаев курган, в его расщелины, отроги, и гитлеровцы, как ни пытались ее оттуда выбить, успеха не имели.

С наступлением темноты 21 января гитлеровцы начали очередную контратаку.

Николай Филиппович Батюк находился на КП дивизии и руководил боем по рации.

Это был незавидного роста человек, с темным зеленоватым оттенком лица, который свойствен людям, долго жившим в землянках и измученным усталостью и болезнью. И действительно, у генерала были больные ноги. Порой он не мог передвигаться совсем. На передний край, на свои наблюдательные пункты уходил с палочкой, а возвращался в свою землянку на плечах адъютанта. Причем он это делал только ночью, чтобы, не дай бог, никто не увидел его беспомощности. Этот мужественный боевой генерал скрывал свою болезнь даже тогда, когда совсем не мог передвигаться.

В эту ночь к нему на НП с группой офицеров прибыл командующий армией Чуйков и внезапно явился в землянку.

- Ну что, Николай Филиппович, - спросил он, снимая с мохнатых бровей иней. - Как атака фашистов? '

- Захлебнулась, - едва поднимаясь, ответил Батюк.

- Что случилось? - спросил Чуйков.

- Да ничего, пройдет

-А все-таки?

- Упал на мерзлый окоп и повредил ногу.

- Может, нужна помощь?

- Да нет, товарищ командующий, - нахмурив брови, ответил Батюк. Он боялся, что командарм обнаружит его болезнь.

Генералы сидели за разработкой плана действий на ближайшие три дня до поздней ночи.

- У вас когда-нибудь едят, или вы живете святым духом? -спросил Чуйков, потирая живот. - Уже кишки марш играют.

- Иногда бывает, - усмехнулся Батюк.

Адъютанты достали из вещмешков хлеб, консервы, термосы с чаем. Не успели как следует перекусить - зазвонил телефон.

Пошатываясь, Батюк с трудом поднялся на ноги и, держась одной рукой за стол, склонился над телефоном.

- Здравия желаю, товарищ командующий фронтом. Василий Иванович, вас.

Поздоровавшись, Рокоссовский сказал:

- Наконец-то я вас поймал. Скажите, каковы ваши успехи?

- Хвастаться нечем - идем вперед черепашьим шагом.

- Навстречу вам мы торопим Батова и Чистякова. Ваша самая главная задача - не терять черепашьего темпа и двигаться на запад.

- Это мы выполним.

- Как ведет себя противник?

- Упорно дерется, нередко до последнего патрона, - ответил Чуйков, вертя в руках кусочек сахара. - Вчера дивизия Соколова вышла на западную окраину поселка Красный Октябрь и окружила сильный опорный пункт фашистов.

- Предложите им капитулировать, чтобы не проливать лишней крови.

- Мы начали переговоры на эту тему.

-Ну и что?

- Гитлеровцы попросили у наших солдат хлеба.

- Надо было поделиться.

- Мы так и сделали - передали им пять буханок хлеба.

-А они что?

- Видимо, подкрепились и снова начали стрелять, - сказал

Чуйков. - После этого командир дивизии связался с артиллеристами, те выкатили несколько орудий и прямой наводкой в упор разнесли этот опорный пункт. Когда он был взят, оказалось, что гарнизон состоял из отчаянных головорезов. На груди у каждого были высокие гитлеровские награды.

- Правильно сделали, Василий Иванович, - сказал Рокоссовский на.прощание. - Держись, дорогой, держись. Расстояние до встречи уменьшается с каждым часом.

Под утро командарм покинул дивизию Батюка и вновь направился на КП армии. На рассвете 26 января Чуйков видел в стереотрубу, как гитлеровцы метались в панике - садились в машины, спрыгивали с них, вновь садились. Вдруг показались люди в красноармейской форме и появились наши тяжелые танки. Это гвардейцы дивизии Родимцева и других соединений бежали навстречу друг другу с красным флагом. Метались фигуры людей, прыгавших и кричавших от радости.

Капитан Гущин и рядовой Николай Михайлов передали представителям армии Батова знамя, на полотнище которого было написано: «В знак встречи 26.1.1943 года*. Это долгожданное братание состоялось в 9 часов 20 минут.

У Мамаева кургана вскоре встретились представители подразделений армий Чуйкова, Батова и Чистякова.

Днем с-Чуйковым связался командующий фронтом.

- Василий Иванович, я поздравляю тебя с этой знаменательной встречей. Ты шел к ней дни и ночи на протяжении всей Сталинградской битвы. - Чувствовалось, что у Рокоссовского превосходное настроение.

~ Спасибо, товарищ командующий фронтом, спасибо, - говорил видавший виды воин, генерал Чуйков, слезы радости и гордости за содеянное сверкали у него в глазах под темными и насупленными бровями. Вечером 30 января командарм Чуйков опрашивал в своей землянке, теперь уже просторной и светлой, похожей на жилую комнату, пленных немецких генералов. Видя, что они голодны и нервничают, Чуйков распорядился принести чай и закуску. Все они были одеты в парадную форму и <Н$яи при орденах. Генерал Отто Корфес, взяв дрожащими рука-МЯ стакан чаю и бутерброд, спросил:

•S - Что это, пропаганда?

- - Если генерал считает, что эти чай и закуска содержат про

паганду, — сказал Чуйков, - то мы не будем настаивать на принятии этой пропагандистской пищи.

Эта реплика несколько оживила пленных, и разговор продолжался более часа. Больше других говорил генерал Корфес, а генералы Пфеффер и Зейдлиц отмалчивались, заявив, что в политических вопросах они не разбираются.

Генерал Корфес развивал мысль о том, что современное положение Германии имеет много общего с положением, в котором она оказалась во времена Фридриха Великого и Бисмарка.

Генералы Пфеффер и Зейдлиц, произнося время от времени «Яволь» и «Найн», плакали. В конце концов, немного освоившись, генерал-лейтенант Зейдлиц-Курцбах, подняв глаза на Чуйкова, спросил:

- Командующий Донским фронтом генерал Рокоссовский и командующий армией под Москвой - одно и то же лицо? '

- Да, одно и то же, - ответил Чуйков, усмехнувшись. - Вы наверняка его хорошо запомнили?

Немецкие генералы, не сговариваясь, загалдели:

- Яволь!.. Яволь!.. Яволь!..

После некоторого молчания генерал Пфеффер спросил:

- Где находились вы и ваш штаб, господин генерал, во время боев за город 19 ноября?

- Мой командный пункт и штаб армии находились все время в городе, на правом берегу Волги, - пояснил Чуйков. - Последнее место командного пункта и штаба было здесь, на этом месте.

Генерал Пфеффер, кивнув головой, произнес:

- Жаль, что мы не верили своей разведке. Мы бы вас вместе со штабом могли стереть с лица земли.

- А вот об этом вы могли бы и не говорить, - улыбнулся Чуйков. - Хотя бы ради приличия.