Литмир - Электронная Библиотека

- Ну и чего не было в первые дни сражений? - загадочно спросил Жуков.

- В «Военно-историческом журнале» черным по белому записано, что начальник Генштаба Жуков в июне - июле 1941 года лично организовал контрудар по флангам войск генерала Клейста в районе Дубно - Ровно, Броды - Луцк. Завязалось первое в истории крупное танковое сражение. В результате были сорваны планы молниеносного захвата Киева.

-Ну и что?

- А то, - произнес с жаром Рокоссовский, - что, когда проводилась эта спонтанно возникшая операция, у вас не было связи не только с Генштабом, но н с Киевом. Это раз.

- А что два?

- Мой механизированный корпус был укомплектован танками старого образца всего лишь на тридцать процентов, и часть их мы потеряли на марше. Танкового сражения, о котором говорит журнал, вовсе не было. Слишком неравны были силы.

- Но ведь удар по Клейсту был?

- Да, был, но в нем в основном принимали участие пехота и артиллерия, которую мы по указанию свыше не отправили на полигон, где потом бы ее утюжили немецкие танки.

Жуков взял в руки карандаш и, грозно насупившись, начал постукивать по столу.

- Ну а еще о чем ты там говорил?

- Далее я коснулся того, что пишет сам Жуков в своих мемуарах.

- Ну, и что же он там пишет? - министр сжал губы.

- Откровенно говоря, меня огорчает, что Жукову иногда изменяет объективность.

- Так, так. - Голос Жукова звучал спокойно, но в тоне проскальзывали недовольные нотки. - И что же тебя огорчает?

- Так, Жуков пишет, что на Центральном фронте разработка операции проводилась начальником штаба Малининым и им же была представлена в Генеральный штаб. - Рокоссовский отодвинул лежавшую перед ним папку, взглянул на министра обороны. - На самом же деле план операции разрабатывался командованием фронта с привлечением всего коллектива руководящих работников управления и штаба и был представлен в Стайку Военным Советом фронта.

- Так, так, дальше.

- Малинин - порядочный человек, - сохраняя внешнее спокойствие, продолжал Рокоссовский, - и на подобный поступок, который приписывает ему Жуков, он никогда бы не решился. К тому же добавлю, что для окончательной доработки плана обороны войск Центрального фронта я был вызван в Ставку и лично докладывал свои соображения Верховному Главнокомандующему и, после некоторых уточнений, этот план был утвержден.

- Я этого не помню, - министр зло усмехнулся.

- А я хорошо помню, - твердо заявил Рокоссовский. - Жуков утверяедает, что более успешные действия Центрального фронта, чем Воронежского, объясняются тем, что против войск Центрального фронта было значительно меньше сил.

- А что, разве не так?

- Нет, не так. Ударная группировка противника, действовавшая против Воронежского фронта, состояла из 14 дивизий, а против Центрального - из 15 дивизий.

- Но там было больше танков.

- Да, на две дивизии. Но против нас было больше артиллерии, - Рокоссовский наблюдал за тем, как Жуков вышагивал по кабинету.

- Предположим, что так.

- Более удачные действия войск Центрального фронта объясняются вовсе не количеством войск противника, а умелым построением обороны, - Рокоссовский пытался поймать взгляд Жукова. - Хорошо изучив тактику немцев, мы правильно определили, где будет нанесен главный удар, и сосредоточили там основные силы, а Воронежский фронт расположил их равномерно на всем участке.

Они посмотрели друг другу в глаза долгим, пристальным взглядом. Затем Рокоссовский продолжал:

- Теперь о личной работе Жукова на Центральном фронте как представителя Ставки.

- Это уже совсем интересно, - Жуков остановился у окна, не сводя глаз с собеседника.

- В своих воспоминаниях он подробно рассказывает о проведенной у нас работе как в подготовительный период, так и в процессе самой оборонительной и наступательной операции.

- А что не так? - спросил Жуков грубоватым тоном.

- Я вынужден сообщить министру обороны с полной ответственностью, - Рокоссовский улыбнулся горькой улыбкой, - если нужно, это могут подтвердить живые свидетели, что изложенное Жуковым не соответствует действительности. И он об этом хорошо знает.

Жуков надул щеки и снова начал ходить по кабинету. Ему хотелось закончить этот разговор, но, учитывая, что он его затеял сам, пришлось выслушивать до конца.

- Жуков впервые прибыл к нам на КП в Свободу 4 июля и пробыл у нас до 10 - 11 часов 5 июля. Находясь у нас в штабе в ночь перед началом сражения, когда было получено донесение Пухова о захвате вражеских саперов, сообщивших о начале немецкого наступления, Жуков отказался взять на себя ответственность и отдать приказ о начале артиллерийской контрподготовки, заявив: «Ты командующий, ты и решай». А утром с разрешения Сталина уехал к Соколовскому. Теперь же Жуков рассказывает читателю, как он давал команду на открытие артиллерийского огня и как трудно далось ему это решение, но оно было единственно верным, и перед наступлением немцы понесли большие потери в живой силе и технике.

Рокоссовский поднялся, взял свою папку, надел фуражку.

- Искажать истину и приписывать себе то, чего не было?.. Странно,очень странно.

Жуков продолжал ходить по кабинету и молчал.

Говорить дальше не было смысла - Жуков делал над, что в этом разговоре он не нуждается. Рокоссовский, не глядя на маршала, вышел из кабинета.

Поднимая эти вопросы, Рокоссовский преследовал одну-един-ственную цель - сохранение исторической правды о Великой Отечественной войне, пока еще живы ее активные участники.

Видимо, стремление Жукова увенчать себя лаврами единственного стратега в разработке и осуществлении операций в прошедшей войне сильно повлияло на выступление Рокоссовского на октябрьском Пленуме ЦК КПСС 1957 года, когда снимали маршала с поста министра обороны. -Он часто спорил с Жуковым, во к его таланту относился с уважением. Однако на пленуме, вспомнив «трофейные» грехи Жукова, разбор его дела при Сталине, Рокоссовский сказал: «Он тогда! прямо признал, что да, действительно, за ним были такие ошибки. Он, мол, зазнался, у него известная доля тщеславия и честолюбия, и дал слово, что исправит свои ошибки на другом месте работы. Но это были только слова...»

а

3

Шли годы, здоровье маршала начало сдавать - сказались нечеловеческое напряжение в войнах, в которых он участвовал с небольшими перерывами более 15 лет, и тюрьма, угнетавшая его душу и терзавшая тело почти три года. В апреле 1962 года Константин Константинович покинул пост начальника Главной инспекции Вооруженных Сил и остался в составе группы генеральных инспекторов Министерства обороны, которую в армии называли «райской группой». Но, учитывая его неуемную жажду к работе, скромность и добросовестность, райской жизни у него в этой группе не получилось.

Он активно участвовал в работе Советского комитета ветеранов войны, мобилизуя своих старых друзей по оружию на работу среди молодежи по ее воспитанию в духе любви к Родине.

«Сквозь большое окно, - пишет журналист, - в кабинет смотрит сумрачный зимний день. Над столом возвышается крупная фигура в маршальской форме. Кто не видел Рокоссовского с той курской поры, возможно, и найдет в нем перемены: резче обозначились морщины на лице, посеребрились сединой и без того светлые волосы. Но в главном - в поведении, в характере - он тот же. Сколько им пережито, сколько перенесено ран, да и лет уже шестьдесят восемь, но он не поддается недугам, голубоглазый, стройный, ой также бодр, приветлив, улыбчив. На квартире у него я видел на видном месте, как самую ходовую вещь, эспандер - каждое утро зарядка, да и днем нередко подойдет, расправит плечи. Сейчас он то и дело, встает из-за стола, размашисто прохаживается - все та же излюбленная привычка думать на ходу. Часто звонит телефон. Скульптор Э.В. Вучетич хочет проконсультироваться по сооружаемому на Мамаевом кургане монументу героям битвы на Волге. Звонок из Военно-научного управления Генерального штаба: в сборнике «Великая битва на Волге», который редактирует Константин Константинович, надо посмотреть последние статьи».

138
{"b":"236635","o":1}