- Это ваша советская пропаганда! Это ложь! - вспылила Пеи-кальская.
Рокоссовский молча подошел к сейфу, порылся в бумагах и достал нужную папку.
- Вот что говорится в рапорте от 14 июля 1944 года, - продолжал он, подойдя к столу. - На имя председателя комитета по делам обороны генерала Сосновского одним из руководителей восстания Бур-Комаровским: «Бездеятельность Армии Крайовой с момента вступления на наши-земли Советов может привести к тому, что сторонники встретят их хлебом и солью и не будет никаких препятствий для фальсификации воли народа и создания Советской республики»*. - Рокоссовский глянул на чуть присмиревшую Пенкальскую, положил папку иа стол и продолжал дальше: - Роковую роль, Зосенька, в надвигавшейся драме сыграли жесткая установка руководства Армии Крайовой на максимальное ограничение контактов с командованием Красной Армии, переоценка масштаба возможности помощи со стороны западных союзников и преступная недооценка сил фашистов.
Вероятно, под влиянием доводов маршала на лице Пенкальской появилось внимательное, вдумчивое выражение.
Рокоссовский снова взял в руки документы.
- Вот что говорилось о взаимодействии с Красной Армией. Послушай, что говорится в приказе Главного командования Армии Крайовой от 12 июля 1944 года:
«Командиры АК ведут как можно больше боевых действий против немцев самостоятельно, не прибегая к скорой связи с советскими войсками»*.
- Мне можно папиросу? - вздрагивающими губами спросила Пенкальская.
- Извини, я не догадался, - он подошел к столу, положил перед Зосей пачку папирос и зажигалку.
Она взяла папиросу, прикурила:
- Что ты еще можешь сказать?
- Известный закон войны, - Рокоссовский сел за стол министра, — за головотяпство командиров расплачиваются солдаты.
- Но почему российские войска остановили наступление на Варшаву и дали возможность гитлеровцам уничтожить восставших? - спросила Пенкальская. В ее голосе чувствовалось нетерпение. - Это была воля Сталина? Да? Его приказ?
- Эту ложь подкинуло руководство Армии Крайовой, чтобы оправдать свой авантюризм, - ответил Рокоссовский, устремив взгляд на собеседницу. - Правда же состоите том, что наши войска, неся большие потери, рвались к сражающейся Варшаве. Мы пытались взять город в лоб, но эта попытка оказалась абсолютно безнадежной. Наши войска вынуждены были перейти к обороне.
Пенкальская снова закурила и после некоторого молчания холодно, с чуть заметным оттенком презрения в голосе сказала:
- Повстанцы погибали не только от зверств фашистов, но И от недостатка продовольствия и оружия. Почему вы им не оказали помощь?
- Это еще одна ложь руководства Армии Крайовой, - Рокоссовский показал Пенкальской справку, где были изложены все данные по самолетовылетам 1-го Белорусского фронта и количеству продовольствия и оружия, заброшенных повстанцам.
Пенкальская протянула маршалу документы и, облизывая сухие губы, трагическим взглядом посмотрела ему в глаза.
- Прошло более пяти лет, но, к сожалению, ложь удивительно живуча. - Рокоссовский снова сел напротив Пенкальской. -Мне кажется, Зосенька, что твое горе кто-то использует в своих корыстных целях. Этим людям, в сущности, наплевать на твою жизнь.
Пенкальская замерла, затем, глядя испуганными глазами на Рокоссовского, достала из-под стола пистолет, дрожащими руками положила его на стол и горько заплакала.
Рокоссовский поднялся, взял пистолет, разрядил его и положил в сейф. Он подошел к графину, налил стакан воды.
- Выпей, пожалуйста, тебе станет легче.
Она опорожнила стакан и подняла заплаканные глаза на спокойное лицо Рокоссовского, заглянула в его голубые глаза, и ей на миг показалось, что перед ней все тот же юноша Константы, который уходил из города Груеца в русскую армию. Она до сих пор помнила его слова и прощальный поцелуй. Она смущенно, будто стыдясь того, что она намеревалась сделать, сдавленным голосом проговорила:
- Константы... ведь мы когда-то были молодыми. - В ее глазах стояли слезы, руки, лежавшие на столе, нервно вздрагивали. - Да, Константы, ты помнишь?.. Помнишь?
- Да, Зосенька, помню, мы были с тобой молоды.
Пенкальская тяжело поднялась, вытерла платком слезы,
чуть приободрилась, вышла на середину кабинета и упавшим голосом произнесла:
- Я готова. Звони в полицию.
- Зосенька, никуда я звонить не буду, - подошел к ней Рокоссовский и, ласково улыбнувшись, сказал: - Все это останетг ся между нами во имя нашей первой любви.
- Константы, спасибо... Ты... Ты такой же, как и прежде, -сказала она, глядя на Рокоссовского благодарными глазами.
Маршал проводил Пенкальскую до выхода из здания министерства обороны, как ни в чем не бывало, поцеловал ей руку и вернулся в свой кабинет.
По настоянию Рокоссовского уже через пять дней был решен вопрос об удовлетворении его просьбы об уходе в отставку с поста министра обороны Польши.
Глава шестая 1
Возвратясь в Москву, Рокоссовский получил просторную квартиру в центре столицы на улице Грановского и - не было бы счастья, да несчастье помогло - сумел собрать под одну крышу всю свою семью: жену, дочь, ее мужа и своего любимца - внука Костю, который был теперь для него источником тепла, ласки и душевного отдыха.
Итак, в ноябре 1956 года шестидесятилетний маршал Рокос-ровекий вернулся на службу в ряды Советской Армии, занимая должность заместителя министра обороны СССР, а вскоре - командующего Закавказским военным округом.
Назначение полководца Рокоссовского командующим этим округом в период резкого обострения напряженности на Ближнем Востоке, вызванной англо-французско-израильской агрессией против Египта, было воспринято во всем мире однозначно: подтверждение решительной позиции Советского Союза в этом конфликте и готовность к защите страны, подвергшейся агрессии.
После стабилизации положения в этом регионе маршал был назначен на новую ответственную должность - Главного инспектора Советской Армии.
Оснащение Вооруженных Сил СССР ядерным оружием поставило Главную инспекцию перед лицом многих принципиально новых проблем. Имея громадный опыт управления войсками, Рокоссовский принимал непосредственное участие в решении вопросов в области теории боевой подготовки, оперативно-тактического искусства, в решении проблем военных действий с применением ядерного оружия.
Время возвращения Рокоссовского в Москву совпало со сложным процессом осмысления недавнего прошлого. Шла шумная кампания по борьбе с культом личности Сталина, начатая по инициативе Н.С. Хрущева на Двадцатом съезде партии. И, как всегда, маховик пропаганды, раскрученный партией, с таким же буйством и рвением разоблачал культ личности, с каким его и создавал.
После обеда, в один из выходных дней, когда Рокоссовский сидел в своем кабинете, просматривая газеты и журналы, раздался телефонный звонок. Звонил заведующий отделом ЦК КПСС Пономарев Борис Александрович и просил дать ему аудиенцию. Он в вежливой форме изъявил желание не откладывать встречу в долгий ящик и обещал, если это будет удобно, через полчаса быть у Рокоссовского.
Маршал встретил заведующего отделом ЦК КПСС у подъезда, провел его в дом. Пономарев, пожилой, худощавый, с седеющими щетками-усиками, небольшого роста, был в хорошем расположении духа. Он был крайне вежлив с Рокоссовским, сказал несколько любезных слов жене, четырехлетнего Костю, который поминутно болтал и прыгал по комнатё, как мячик, даже погладил по светлой головке.
- Зачем ты прилепил к носу волосы? - бесцеремонно спросил тот, глянув на незнакомца.
- Ну ты и любопытный, Костя, - рассмеялся Рокоссовский. -Любопытной Варваре нос оторвали.
- Усы гусара украшают, - улыбнулся Пономарев.
- Ты не гусар-р.
- Что, не похож? - спросил Пономарев.
- Нет, не похож, - серьезно ответил малыш и, забравшись к Рокоссовскому на колени, произнес: - Один мой дедушка гусар-р, больше никто.
- Ну ладно, гусар, - поцеловал внука маршал и опустил его на пол. - Иди гуляй.