Мысль о всемогуществе МГБ вызвала глубокое чувство тревоги. Он знал, что уже после войны оказался в тюрьме бывший член Военного Совета фронта К.Ф. Телегин, с которым он не разлучался от Сталинграда до Варшавы. Командир кавалерийского корпуса В.В. Крюков, мужественно воевавший в составе его фронта, тоже арестован вместе со своей женой Руслановой. Говорят, что они замешаны в каких-то барахольных дедах. Может, и правда, они в чем-то виноваты? Неужели тогда, когда он пытался разыскать в Берлине Телегина, чтобы поздравить его с Победой, он и впрямь занимался какими-то непотребными делами, выполняя поручение Жукова? Ходят же упорные слухи об этом, а, как известно, дыма без огня не бывает.

Теперь его пугали аресты, которые имели место: в Москве 23 апреля 1946 года под стражу был взят Главком ВВС маршал А.А. Новиков - главный маршал авиации, дважды Герой Советского Союза.

Он восстановил в памяти тот злополучный день 2 июня 1946 года, когда состоялось заседание Высшего Военного совета, в котором он тоже принимал участие. Оно так поразило его воображение, что он несколько дней не мог прийти в себя. Он несколько раз восстанавливал в памяти весь ход того Совета и помнил его до мельчайших подробностей.

Заседание было экстренным, и о повестке дня не было сказано ни слова. Как человека, многое испытавшего в жизни, его охватило тогда мрачное предчувствие, что над кем-то из присутствующих навис дамоклов меч.

В небольшой комнатушке всего лишь с одним окном, где собрались военные, было светло от маршальских звезд на погонах и от многочисленных орденов. Никто почему-то не хотел высказываться по поводу предстоящего совета, хотя чувствовалось по поведению каждого, что таинственная неизвестность сидела занозой под сердцем.

В назначенное время их пригласили в зал заседания. Тихо, без излишней суеты, но с душевным трепетом все. заняли свои места. В отдалении находился стол секретаря Совета. Его занял генерал Штеменко.

Вскоре вошли Маленков, Молотов, Каганович и другие члены Политбюро.

Через несколько минут, в довоенном френче, с видавшей виды папкой, с хмурым, потемневшим лицом появился Сталии. Все участники заседания, как подсолнухи на свет, повернули в его сторону головы. Ему, Рокоссовскому, показалось, что этот Сталин был очень похож на того, каким он видел его в 37-м году в Кремлевском дворце. Разница лишь заключалась в том, что этот был старше и с более злобным лицом.

Сталин медленно подошел к Штеменко, повернулся, окинул взглядом военных. Как ему показалось, он дольше всех задер* жал взгляд на Жукове.

Сталин молча положил папку йа стол и с грузинским акцентом произнес:

- Товарищ Штеменко, прочитайте эти документы.

Его ошарашило то, что читал генерал, необычность этих документов, их сходство с тем, что он встречал на допросах и суде. Он запомнил их почти слово в слово.

Новиков признавался, что залез в грязь преступлений, лично присваивал фронтовое имущество. Он возомнил себя большим человеком, которого знают не только у нас, но и во всем мире. В разговоре со своей женой называл себя выдающейся личностью. В своем заявлении он каялся, что допускал вражеские выпады против Сталина.

Новиков сообщал, что он был связан с Жуковым и вел с ним вредные разговоры в период войны и до последнего времени. Он призывал положить конец карьере Жукова, ибо это может привести к пагубным последствиям.

Новиков характеризовал Жукова как человека самовлюбленного и властолюбивого, не терпящего возражений, любящего славу, почет и угодничество. Вместо того чтобы сплачивать командный состав вокруг Верховного Главнокомандующего, он пытается умалить его роль в войне и в то же время выпячивает свою роль, заявляя, что все военные операции разработаны им лично.

Далее Штеменко читал о том, что Жуков считает, что его недооценивает Сталин и, если бы не он, не было бы ни Сталинграда, ни Ленинграда, ни Курска, ни других побед.

Как же ему, Рокоссовскому, все это было знакомо. Он помнил зловещую тишину, повисшую в зале поел? того, как Штеменко закончил читать.

После продолжительного молчания Сталин предложйлири-сутствующим высказаться по поводу услышанного.

Первым говорил о виновности Жукова Маленков, дважды держал слово Молотов и оба раза приводил факты, говорившие о бонапартистских замашках Жукова.

‘ И если бы не военные, неизвестно, уехал бы Жуков командовать Одесским военным округом или же подался бы к Крюкову в Тайшет. Была критика в выступлениях Конева; Соколовского, Рыбалко, Василевского и других. Отметил грубость и властолюбие, которыми обладал Жуков, и он,' Рокоссовский. Но все маршалы не допускали и мысли, что Жуков способен на предательство и забвение интересов Родины. Они в один голос поддержали своего товарища. Единственный, кто пытался опозорить маршала, был генерал Ф.И. Голиков.

Рокоссовский так увлекся воспоминаниями, что не заметил, как время приближалось к 11 часам. Он быстро поднялся, подошел к санаторию, сел в машину и уехал.

Он не обращал внимания на визг шин на крутых поворотах, на скрип тормозов. Его занимала одна мысль: видимо, не зря он вспомнил Абакумова и неспроста пришло на память заседание Высшего Военного Совета. С такими тревожными мыслями он подъезжал к даче Сталина, расположенной в живописном ущелье недалеко от берега моря.

У входа в санаторий Рокоссовского встретил Поскребышев. Почтительно поздоровавшись, он провел его через проходную и любезно проговорил:

- Поворачивайте направо и идите по по дорожке, Иосиф Виссарионович вас ждет.

А между тем навстречу Рокоссовскому, в светлом полувоенном костюме, поседевший, еще больше осунувшийся, с букетом красных роз в руке шел Сталин.

Рокоссовский, справившись с волнением, ускорил шаги.

После коротких приветствий Сталин протянул маршалу букет:

- Мне кто-то из военных говорил, кажется Воронов, что вы обожаете розы?

- Так точно, товарищ Сталин, за мной водится такая слабость, - покраснев, произнес Рокоссовский. - Большое спасибо. - Драматические предчувствия в его душе моментально исчезли. Он заметил, что всемогущий вождь с болезненным лицом и смеющимися глазами настроен к нему доброжелательно. Когда Сталин дарил розы, Рокоссовский заметил на его руке две капли крови. Видимо, хозяин срезал розы сам. Он тут же смахнул кровь носовым платком, взглянул на маршала и кивнул в сторону беседки:

- Прошу вас на чай.

На столе, в оплетенной виноградом беседке, стояли коньяк , вино, боржоми, разнообразные холодные закуски, но чая не было.

- Я пью вино, а вы что будете пить? - спросил Сталин, хитро заглядывая в глаза.

- Не откажусь от рюмки коньяка, - улыбнувшись, ответил маршал.

День был жаркий и легкий, ветерок, поддувавший с гор, приятно освежал собеседников.

- Черчилль хотел посадить на шею полякам правительство в изгнании во главе с Миколайчиком*, - говорил медленно Сталин, раскуривая трубку. - По этому поводу он много раз дурил мне голову, присылал десятки писем. Но народ Польши поступил по-другому - он выбрал себе народную власть. - Сталин взглянул на Рокоссовского. - Как сейчас дела в Польше?

- Когда я видел Польшу во время войны, мне казалось, что на ее восстановление уйдут десятилетия. К счастью, я ошибся. Польша восстает из руин буквально на глазах. Парод трудится с большим энтузиазмом.

- Хорошо, товарищ Рокоссовский, - сказал Сталин, набивая трубку. - Нам надо помогать полякам. В истории наших отношений было много всякого, были и завалы, их надо расчищать. - Сталин прошелся по беседке, раскурил трубку. Потом подошел вплотную к Рокоссовскому, заглянул в глаза. - Скажите, Константин Константинович, как вы относитесь к военачальникам, которые пытаются удовлетворить ничем не обоснованные амбиции?

-Як этому отношусь отрицательно. Каждый человек должен заниматься своим делом в пределах своей компетенции, знаний и способностей, - помолчав, ответил Рокоссовский. Он выдержал взгляд вождя и спокойно добавил: - Смотреть на людей с высоты своего амбициозного величия не пристало даже выдающимся людям.