И теперь он строил дом, чтобы, уйдя от активных дел, можно было отдыхать на природе. Ему никогда не приходило в голову, что на него могут жаловаться по поводу того, что он на свою маршальскую зарплату будет строить дом в Подмосковье.
День был по-осеннему прохладным. Хмуро задумалось небо и с утра плакало снежно-дождевыми слезами. Дворники на ветровом стекле машины едва успевали убирать осеннюю слякоть. На улицах деревень в усталой позе иногда попадались живые души, пахло гнилью, за заборами дворов качались на ветру красные гроздья рябины.
Булганин сидел на заднем сиденье левее Рокоссовского и угрюмо молчал. Его спокойное лицо с тонкими чертами, с маленькими седеющими усами и бородкой, не выражало никаких эмоций. Рокоссовский открыл окно машины, завозился и, пошуршав в кармане, закурил папиросу.
- Я думал, закончится война и появится возможность отдохнуть, - сказал он. - Все оказалось не так, снова приходится вертеться, как белке в колесе. Жизнь моя по-прежнему похожа на фронтовую - то лечу на самолете, то плывуна корабле, то еду на машине. Так и не знаю, когда я доеду до места.
- Может, это и хорошо, - сказал Булганин. - Каждый человек всю свою жизнь должен ворочать свой каМ^нь, и если он его докатит до последней точки и поставит на место, то на этом, видимо, и закончится его жизнь.
- Да, с этим нельзя не согласиться. Но все-таки хочется пожить на даче, собраться с мыслями, может, даже кое-что написать.
- Рано еще, Константин Константинович, мечтать об отдыхе, - произнес Булганин и, порывшись в портфеле, достал лист бумаги. - Почитай, что пишут люди насчет дачи.
Рокоссовский, выбросив в окно потушенный окурок, вгляделся в текст.
«В Центральный Комитет КПСС. Жалоба.
, Мы, жители села Салтыковка, отдаем все силы для того, чтобы в нашей родной стране был как можно скорее построен самый справедливый строй на земле - социализм. Вот уже много лет мы получаем мизерную плату за трудодень. Почти все нашими руками заработанное идет в общий котел - государству. Мы не в обиде на это, так как хорошо понимаем, что чем лучше мы будем трудиться, тем скорее наступит для нашего народа счастливое будущее.
В то время когда у нас нет средств для ремонта крыши дома, когда наши дети не всегда имеют кусок хлеба, рядом с нашим селом строится дворец-дача.
Мы пришли к выводу, что не все понимают задачи, стоящие перед страной* так, как мы их понимаем, и думают не о благополучии всего народа, а заботятся только о себе. ^
Мы очень удивились, когда узнали, что строящаяся дача принадлежит прославленному полководцу Великой Отечественной войны маршалу Рокоссовскому. Очень жаль, что коммунист Рокоссовский теряет классовую бдительность и превращается в простого обывателя. Он так может совсем оторваться от народных масс и уплыть назад к капитализму на своем буржуазном корабле, который называется дачей.
Пока не поздно, просим принять к члену партии Рокоссовскому строгие меры и остановить строительство этого поместья.
Группа ветеранов партии села Салтыковка».
Булганин погладил свою профессорскую бородку и, повернувшись к Рокоссовскому, спросил:
- Ну и как?
- Все это смешно и грустно.
- Смешно не-Лйешно, а приказано разобраться.
- А кто возражает, пожалуйста.
Вскоре машина остановилась на окраине леса.
- Красивое место, - произнес Булганин, подходя к строителям, прибивавшим штакетник. Он надел плащ, натянул на голову капюшон.
- Да, красивое. Этот пейзаж достоин кисти Шишкина.
Над деревней висели косматые облака. Из низко плававшей
тучи сыпалась то водяная пыль, то мелкая снежная крупа; тихо шумели сосны и ели, лениво помахивая ветвями.
Двухэтажная дача из бруса примыкала к лесу. На первом этаже было четыре комнаты, на втором - две.
Когда Булганин и Рокоссовский поднялись на второй этаж, они застали там двух строителей, которые сидели на полу за бутылкой водки.
- Это с какой радости вы тут пируете? - спросил Рокоссовский. - Вроде рабочий день не кончился.
- Продрогли и решили малость погреться, - ответил низкорослый мужчина, оказавшийся бригадиром.
- Откройте окно, пусть выйдут винные пары, - сказал Булганин, — а то здесь дышать нечем.
Бригадир распахнул окно и, повернувшись к Рокоссовскому, сказал:
- Константин Константинович, через пару дней мы готовы представить итоги нашей работы на ваш суд.
- Хорошо, я обязательно подъеду.
Булганин то ходил по комнатам, то присаживался на крыльце на табуретку, то снова поднимался и, вдыхая острый смолистый воздух, ходил по двору.
Под конец осмотра он подошел к Рокоссовскому, стоявшему у хозблока, посмотрел на его озабоченное лицо и сказал: .
.. - Константин Константинович, у меня есть дельное предложение.
- Готов выслушать.
- Но сначала скажи, зачем тебе приспичило строить за свой счет дачу?
- А у меня что, маленькая зарплата?
< - Да мы тебе построим дачу за государственный счет в два раза лучше.
- За это спасибо, но я хочу построить ее сам. Средства у меня на это есть.
- У нас отбою нет от желающих, а ты отказываешься. Зря, Костя, зря.
- Мне этот вариант не подходит.
- Я бы тебе не советовал связываться с «группой членов партии».
- Я что-нибудь делаю противозаконное?
-Да нет, - улыбнулся Булганин. - Но они от тебя не отстанут.
- Не думаю, что я буду им костью в горле. Попишут и успокоятся, - произнес Рокоссовский, прикуривая. - Главное, чтобы те, кому поручено разбираться по этой анонимке, не показали жалобщикам, что они им сочувствуют.
- Выходит, ты отказываешься от моего предложения?
- Выходит, отказываюсь, - улыбнулся Рокоссовский.
- Ну что ж, дело хозяйское.
Когда Рокоссовский проводил Булганина, в городе уже было темно. Он сидел в машине и курил. Такое случалось с ним почти всегда, когда надо было принимать какое-нибудь ответственное решение. Пока машина плутала по освещенным улицам, стояла на перекрестках у светофоров, у него напряженно работала мысль: дочь Наденьку, которой уже исполнилось пять лет, он еще не видел. Его воображение много раз рисовало эту встречу, но она так и не состоялась. И в этом он повинен сам.
Он почувствовал такое сильное желание увидеть дочь, что, заметив цветочный киоск, тут же остановил машину, купил букет алых роз и дал команду водителю:
-Вунивермаг «Детскиймир».
Вскоре, облепленный пакетами, коробками, будто Дед Мороз в новогоднюю ночь, Рокоссовский на лифте поднялся на пятый этаж, нашел 401 номер квартиры и, покраснев, нажал на кнопку звонка.
- Костя? - в проеме двери стояла Валентина. Она смотрела на него во все глаза.
- Да, как видишь, - смущенно произнес он.
- Проходи, - сказала она, застегивая на груди халат.
Он зашел в прихожую, взглянул на Валентину, более изумленную, чем обрадованную, и протянул цветы.
-Спасибо.
- Кто там, мама? - послышался детский голос из комнаты.
- Это знакомый дядя, доченька j - ответила мать. - Мы встречались с ним на фронте. Я его лечила.
В легком светлом платьице подошла девочка и, прижавшись светлой головкой к маме, подняла на незнакомца голубые глаза.
- Ну, что смотришь, как тебя звать? — растерявшись от прон
зительного взгляда дочери, он пытался придать своему голосу шутливый тон. -
- Меня зовут Наденька, - насупившись ответила девочка.
- А меня... меня зовут... дядя Костя, - выдавил Рокоссовский, не зная, как представиться малышке.
- Раздевайся, - сказала Валентина. - Вешалка рядом.
Она зашла с дочерью в спальню и вскоре появилась перед маршалом в темном платье с беленьким воротничком. Она была стройна и красива, он на миг увидел прежнюю Валентину Круглову, с которой он познакомился в 37-м году в Кремле, а затем
память его перенесла в лето на Брянщине, когда он, увидев ее у зеркала, потерял голову...
- В ногах правды нет, - повела бровями Валентина. - Садись, пожалуйста. -