ских и моральных мучений, которые принесла большевистская власть. Горький, Троцкий и Луначарский нередко напоминали Ленину, что большевикам не следует усугублять хозяйственную разруху культурной анемией.
Искусство нуждается в удобствах, даже в роскоши, писал Троцкий в предисловии к «Литературе и революции». Но удобств после трех с половиной лет военного коммунизма не могло быть. Известный литературовед, писатель и журналист Виктор Шкловский так описывал зиму 1920 года в Петрограде: «Я сжег двою мебель, скульптурный станок, книжные полки и книги, книги без числа и меры. Если бы у меня были деревянные руки и ноги, я топил бы ими и оказался бы к весне без конечностей... Все собрались в кухни, в оставленных комнатах развелись сталактиты... Полярный круг стал реальностью и проходил где-то около Невского»
Ленин ненавидел футуризм, но Троцкий, хоть и не считал футуристов революционерами, писал, что они способствуют созданию нового искусства в большей степени, чем представители иных течений. Троцкий сожалел (без особых оснований, между прочим), что годы революции стали «годами почти полного поэтического молчания». В «Литературе и революции» он высказал мнение, свое и Радека, что психоанализ Фрейда, быть может, не противоречит материализму Маркса. Политический раскольник Троцкий тогда все еще был в числе власть имущих и к словам его прислушивались. (В его книге о литературе упоминается Маркс, Энгельс и Аристотель, но отнюдь не Ленин. По-видимому, он считал, что Ленин ничего существенного в этой области не сказал.)
У Горького тоже были свои взгляды на искусство и на [взаимоотношения между революцией и интеллигенцией, в частности — художественной интеллигенцией. Ленин относился к Горькому с трогательным уважением, но редко удовлетворял его просьбы, когда они касались гражданских прав. Луначарский вспоминает, что Горький однажды в его присутствии пожаловался Ленину на аресты и обыски среди петроградской интеллигенции. «У тех самых,— сказал писа- 282 тель,— которые когда-то всем нам — вашим товарищам, и даже вам лично, Владимир Ильич, оказывали услуги, прятали нас в своих квартирах и т. д.».
Ленин, усмехнувшись, ответил: «Да, славные, добрые люди, но именно потому-то и надо делать у них обыски. Именно потому приходится иной раз, скрепя сердце, арестовывать их. Ведь они славные и добрые, ведь их сочувствие всегда с угнетенными, ведь они всегда против преследований. А что сейчас они видят перед собой? Преследователи — это наша ЧК, угнетенные — это кадеты и эсеры, которые от нее бегают. Очевидно, долг, как они его понимают, предписывает им стать их союзниками против нас. А нам надо активных контрреволюционеров ловить и обезвреживать. Остальное ясно». «И Владимир Ильич рассмеялся совершенно беззлобным смехом»,— умиленно припоминает Луначарский282.
В 1921 году Горький принес Ленину пачку книг, изданных им совместно с Гржебиным в Берлине при содействии советского правительства. Ленин перелистал книги, одобрил книгу о паровозах, потом взял в руки сборник древнеиндийских сказок. «По-моему,— сказал он,— это преждевременно».
«Это очень хорошие сказки»,— ответил Горький.
«На это тратятся деньги»,— заметил Ленин.
Горький возразил: «Это же очень дешево».
«Да, но это мы платим золотой валютой. В этом году у нас будет голод».
Описывающий этот разговор А. К. Воронский, первый редактор советского литературного журнала «Красная новь», замечает: «Мне показалось тогда, что столкнулись две правды: один как бы говорил: «Не о хлебе едином жив будет человек», другой отвечал: «А если нет хлеба...»283 284
Через несколько недель после описанного разговора Горький был вынужден просить у американских благотворителей хлеба для миллионов голодающих России.
40
ПАРТИЯ
Голод — характерное явление отсталых стран. Советская Россия в 1921 году была отсталой страной. Промышленность была разрушена, транспорт парализован, война еще не отшумела, крестьяне не хотели собирать урожай для большевистских продотрядов, а Поволжье и Украина были поражены засухой. Максим Горький обратился «ко всем честным людями за помощью. Он просил хлеба и медикаментов. Конференция представителей европейских правительств, встретившаяся в Брюсселе и в Париже, объявила о своей готовности взвесить вопрос о помощи при условии, что Советы признают государственный долг царской России. Герберт Гувер пообещал оказать немедленную помощь от имени АРА (Американской администрации помощи).
Летом 1921 года в одном только Поволжье голодало 25 миллионов человек. АРА начала операции в России в сентябре 1921 года и вела их до июля 1923. Миллионы жизней были спасены этой организацией в Поволжье и на Украине.
Теперь главным политическим вопросом был вопрос экономики. В начале нэпа корреспондент лондонского «Обсервера» Майкл Фарбман спросил Радека, не угрожает ли партии опасность перерождения или преобразования. Радек отвечал: «Конечно, мы с каждым днем преобразуемся. В швейцарской эмиграции мы никакого внимания не обращали на дождь, так были заняты марксистскими дискуссиями. А теперь дождь и засуха занимают нас куда больше, чем Мах и Авенариус. Осинский теперь нарком земледелия, а тогда он переводил Верлена и был совершенно равнодушен к пахоте и севу. Киселев все время думал только о том, как бы досадить буржуазии, а теперь всецело отдался организации трамвайного транспорта в Москве... Раньше мы думали, что буржуй стоит только того, чтобы его в расход вывести, а теперь мы думаем, получится из него хороший директор завода или нет»285.
Пришел век целесообразности, век Ленина. Доктрина была свергнута с престола экономическим бедствием; чтобы достичь хозяйственного успеха, большевики жертвовали идеологией. Большевистская революция была скачком из мировой войны в гражданскую. Следующий скачок был из царства мечты в царство необходимости. Революции угрожало поражение на экономическом фронте, и Ленин прилагал гигантские усилия, чтобы возродить хозяйство России.
В сталинской истории ВКП(б) говорится: «Общая продукция сельского хозяйства в 1920 году составляла лишь около половины довоенной... Выплавка чугуна за весь 1921 год составляла всего лишь 116,3 тысячи тонн, т. е. около 3% довоенного производства чугуна. Не хватало топлива. Транспорт был разрушен. Имевшиеся в стране запасы металла и мануфактуры были почти исчерпаны. В стране был острый недостаток самого необходимого: хлеба, жиров, мяса, обуви, одежды, спичек, соли, керосина, мыла»1.
Социализм как в наше время принято называть государственный капитализм, привлекателен для отсталых стран. Благодаря гражданской войне и интервенции, в 1921 году Россия была более отсталой, чем в 1917. Марксисты решили, что страна нуждается в дополнительном периоде частного капитализма, прежде чем перейти к социализму. Отсталость капитализма позволила большевикам победить. Дальнейшее развитие капитализма должно было теперь помочь им остаться в седле. Предполагалось, что в будущем частный капитализм уступит место тотальному государственному капитализму.
Некоторым коммунистам хотелось большего. Ленин дал им отпор. 19 февраля 1921 года он писал Г. Кржижановскому, руководившему Госпланом: «О плане Милютин пишет вздор... Мы нищие. Голодные, разоренные нищие. Целый, цельный, настоящий план для нас теперь = «бюрократическая утопия». Не гоняйтесь за ней. Тотчас, не медля ни дня ни часа, по кусочкам выделить важнейшее, минимум предприятий, и их поставить»286 287. В том же духе Ленин писал в «Правде» от 21 февраля 1921 года: «Суть дела в том, что у нас не умеют ставить вопросов и живую работу заменяют интеллигентским и бюрократическим прожектерством... мы должны научиться Россией управлять... Поменьше интеллигентского и бюрократического самомнения...»1
