щавшее хорошую погоду, уже поднялось над кромкой, леса. — Вижу я, осень будет

не слишком дождливой, а зима холодной и снежной. Наш скот благополучно до-

тянет до весны, но поработать нам придется много и тяжело. Татары явятся в Ка-

барду не так скоро, зато собственные уорки будут грабить усердно и чужими рука-

ми крапиву рвать...

Тутук насмешливо фыркнул:

— Видали, какой провидец! Нартшу, который случайно услышал слова Що-

та, подошел поближе и сказал:

— Ты хорошо гадаешь, удалец-шао, но мой единственный глаз заметил то,

что укрылось от твоих двух. Дай-ка сюда. — Он взял кость, посмотрел сквозь нее

на солнце и коротко объявил:

— Сейчас мы будем пить то, что пьют пши, — бросил лопатку, вернулся к

своим молодцам, стал с ними о чем-то шушукаться.

Двое парней проворно вскочили с лежащих на земле седел и бесшумно ка-

нули в заросли кустарника. Скоро они вернулись с пузатым коашином величиной

с бычью ляжку. Из горловины вылетел пхамыф, и дивный запах распространился

на двадцать шагов в окружности.

— Хмельной мед! — радостно взревел Шот. — Чтоб мой нос мыши отгрызли,

если это не хмельной мед!

— Да, он самый, — подтвердил Нартшу. — Высокогорный, пастбищный. Мы

его с княжеского пира... одолжили.

Это был крепкий пьянящий мед из цветов рододендрона и азалии.

* * *

Сведения о Шогенукове князь Кургоко получил самым неожиданным обра-

зом. К нему привели трясущегося от ужаса пленного кадия и писаря-грамотея с

ожогами на лице.

Когда кадий узнал, что ему как особе духовного звания бояться нечего (да-

же обещают отпустить с миром), он осмелел, хлебнул меда и стал выступать с бла-

гочестивыми увещеваниями:

— Воистину преуспевают лишь боящиеся аллаха! — изрек он.

Боялся ли аллаха Каплан-Гирей, спросили у него.

Старик находчиво ответил, что еще не пришел день, когда «небо поколеб-

лется, а горы начнут двигаться», и крымцы еще вернутся, ибо «кровь пролитая

вопиет о крови», и возмездие неизбежно. И еще он напомнил изречение из Кора-

на: «...дурной человек будет кусать тыл руки своей и скажет: «О, если бы аллаху

было угодно, чтобы я последовал по пути вместе с пророком!»

У него спросили, чем же виноват этот дурной человек, если аллаху не было

угодно направить его по истинному пути?

Тут кадий немного смутился, но все-таки вспомнил подходящий аят:

— В четвертой суре сказано: «Все хорошее, что случается с тобой, исходит от

аллаха. Все же злое — от самого тебя».

Джабаги приник к уху Кубати, что-то спросил у него. Канболет услышал,

как юноша отрывисто прошептал: «Это в девяносто первой».

Казаноков обратился к священнику:

— А как же быть с девяносто первой сурой, где сказано:

«Клянусь... душой и тем, кто образовал ее, и тем, кто вдохнул в нее злобу и

благочестие...» Сказано ясно: и злобу вдохнул, и благочестие!

Кадий с пьяной укоризной погрозил пальцем:

— А я слышал о тебе. Ты — Казаноков, известный безбожник и друг урусов.

Нет, не с урусами черкесам надо дружить, а с нами, с Крымом и Блистательной

Портой, подлинными оплотами правоверных! Вот как дружит с нами ваш Алиго-

ко-паша. Хотя он, если разобраться, вдвойне предатель. То преподносит лунопо-

добному священный панцирь, то коварно выкрадывает его снова...

Вся свита Хатажукова изумленно ахнула и заволновалась.

— Где же сейчас Алигоко? — с ледяным спокойствием спросил князь.

— Ускакал. С ним еще тот, похожий на одичавшего буйвола...

— Куда ускакал?

— Не знаю. Только не с ханскими людьми. Теперь это для него опасный

путь.

— Вы прочли надпись на панцире?

— Нет. — Кадий поискал глазами своего грамотея. — Вот этот... Дайте еще

меда... Вот этот сын греха и внук навозного осла, — старик уже начал заговари-

ваться, — курева наанашился и... У вас есть плети? Дайте ему плетей! Сам Каплан-

Гирей соизволил повелеть...

— Нет! — отрезал Кургоко. — Кабардинцы могут убивать, но никогда не

применяли пыток. Истязать людей мы не умеем.

— П’очему? — удивленно икнул кадий.

— Не каждому это дано понять, — сказал Джабаги.

— Ты, уважаемый, и твой абыз побудете нашими гостями, пока мы не най-

дем Алигоко, — решил Хатажуков. — Хорошо?

— Хорошо! — согласился кадий. — Мед еще есть? Мед еще был. И еще долго

пили, произнося хохи в честь присутствующих и поминая заклятым словом хана

Каплан-Гирея: «Ему без урожая быть, с виду безобразным, чтоб у него под саклей

лягушки водились; да высохнет он, как лошадиная шкура, да вытекут у него глаза,

как у слепой лошади; летом ему без молока быть, а зимой без шубы; нам же счаст-

ливыми быть, чтоб даже собаки наши сеном кормились, а хану — несчастливым,

чтоб даже его невестки в его доме добро разворовывали!»

— Так чья же голова хорошо работает? — спросил Хатажуков у Джабаги. —

Ты обещал сказать, кто придумал это ночное нападение с вязанками сена горяще-

го.

— Теперь скажу. Теперь нашим благородным пши поздно будет возмущать-

ся тем, что, дескать, желторотый юнец их учит, — с тихим смешком произнес

Джабаги. — Твой сын это придумал. Кубати.

Слово созерцателя

Безотрадным было зрелище ханского бегства. Понуро тащились

измученные лошади, оставляя подковы в липкой грязи раскисших до-

рог. Голодные и обозленные всадники постоянно должны были осте-

регаться черкесских пуль и стрел, неожиданно вылетавших из кустар-

никовых чащ, отставшие неминуемо подвергались нападению не-

больших отрядов, скачущих по следам тех, кто шел по шерсть, а воз-

вращался стриженым. Были убийственными и холодные ночлеги в ма-

лодоступных болотисто-лесистых местах. Охали больные, стонали ра-

неные. Если кто-то не мог продолжать путь, его просто бросали на до-

роге, и бедняге оставалось лишь уповать на аллаха, который не был

намерен расточать свою милость до бесконечности.

За рекой Кумой у крымчаков начался повальный падеж лошадей,

а среди войска вспыхнула эпидемия. Лихорадка и кровавый понос со-

брали такую обильную жатву, о какой трудно было мечтать защитни-

кам адыгской земли.

Основательно потрепали татар вместе с полком турецких янычар

и в следующем году, на Кубани.

Великого неудачника Каплан-Гирея лишили престола.

Новое вторжение ожидалось и в 1709 году. В это время турецкий

султан Ахмед намеревался нарушить мирный договор с Россией и дви-

нуться вместе с крымским ханом на Украину, где уже находился со сво-

ей армией союзник Порты Карл XII. Случай, казалось, был очень удоб-

ный, но...

В мае Петр Первый привел в Азов флотилию из 241 новейшего

военного судна. Демонстрация столь могучего флота произвела на

Турцию должное впечатление, и шведскому королю было предостав-

лено самому расхлебывать им же заваренную полтавскую кашу.

Накануне битвы Карл обратился к своим офицерам с такими сло-

вами:

— Он (т. е. Петр) приготовил нам много кушанья. Идите же зав-

тра туда, куда ведет вас слава.

«Кушанье» оказалось чрезвычайно неудобоваримым...

После «зело превеликой и нечаемой виктории» русской переста-

ла существовать «непобедимая» тридцатидвухтысячная армия шведов.