Кургоко поднял руку:

— Не продолжай. Я всё понял! Шот! Я поручаю тебе взять людей, сколько

нужно, согнать к закраине леса всех ослов и привязать па спину каждого по хоро-

шей охапке сена. Думаю, у нас наберется, хотя бы сотни три этих животных.

— Я тоже все понял, мой князь! — радостно взревел Шот. — А три сотни ос-

лов наберется, даже если считать ослами только тех, у кого четыре копыта и

длинные уши! — с громким хохотом он помчался исполнять приказание.

— А вы поняли? — обратился Хатажуков к окружающим.

Князь Ислам-бек Мисостов, сторонник союза с крымцами, кисло осклабил-

ся:

— Вместо нас воевать будут ослы? Разве это украшает адыгов?

— Не слыхал я, чтоб наши предки ишаков себе на помощь призывали, —

озадаченно пробормотал Карабин-Кара.

Джабаги улыбнулся старику:

— Не зови прошлое, тхамада Кара! Новые поколения всегда взгромождают-

ся на плечи предков и видят дальше, чем они.

— А ты, Мисост-паша, — усмехнулся Кургоко, — не беспокойся. Работы и

нам хватит. Слушайте все внимательно и запоминайте. С наступлением темноты

пешие ратники погонят ослов прямо на становище татар, вблизи которого одно-

временно подожгут сено. Это будет сигналом для всадников. Наша конница вру-

бится в ханский стан вместе с пешими, когда ослы начнут метаться среди врагов.

Отступать им будет некуда — посыплются с кручи, как мусор с высокого порога.

— Вот оно что! — с воодушевлением закричал Султан-Али Абашев. — Нале-

тим, как совы на мышей! — он выхватил сверкающий клинок и со свистом рассек

им воздух.

Не так пылко, но тоже очень одобрительно отнеслись к затее князя-

правителя Ислам Мусаев, Арслан Катуков, Татаркан Мурзаев, балкарский таубий

Гапалау Балкаруков — они сразу поспешили к своим лошадям и дружинникам,

чтобы готовиться к сражению.

Кургоко положил руку на плечо Джабаги:

— Да-а... Хорошо работают «кое-какие» головы!

— Очень хорошо, — серьезно, без улыбки ответил Казаноков. — Но если ты

имеешь в виду мою голову, дорогой Кургоко, то на этот раз ошибаешься. Сейчас я

тебе пока ничего не скажу. Не-е, не спрашивай...

* * *

Более трехсот спокойных, безучастных к интересам людей осликов, навью-

ченных вязанками сена, были построены, как солдаты, в один ряд на границе леса

и пастбищного плато. Сюда вплотную придвинулось все войско: впереди — пешие,

позади — конные. О замысле ночной атаки знали все.

— Ну, серенький, — сказал Ханаф своему любимцу, — тебе предоставляется

честь совершить такой подвиг, о каком твоя ослиная башка в жизни никогда не

мечтала!

В темноте с обеих сторон сдавленно захихикали, а Ханаф притворно вздох-

нул:

— Завидую тебе, дружок. Возможно, ты узришь самого Каплан-Гирея и удо-

стоишься чести согреть его своим теплом!

Смех стал погромче.

— Да тише вы! — послышался из задних рядов чей-то начальственный ок-

рик.

Кто-то рядом с Ханафом заговорил вполголоса:

— Сейчас, наверное, начнем. Совсем темно стало. Как в котле, накрытом

крышкой. Даже ни одной звезды не видно. И татары угомонились...

— Вот так же было темно, — это уже другой голос, по-старчески дребезжа-

щий, — когда стояли мы ночью на крутосклонном берегу Псыжа и...

...И о том, что же все-таки произошло на упомянутом крутосклонном бере-

гу, ветерану досказать не удалось.

— - Пошли! Пошли!! Пошли!!! — пронеслась резкая команда из конца в ко-

нец «ишачьего ряда», и, подгоняемые ударами плетей и кинжальными укольчи-

ками, взволнованные животные резво затрусили вперед, сотрясая ночной воздух

обиженным ревом.

Когда до неприятельского лагеря оставалось не более сотни шагов, позади

грохнул сигнальный выстрел — и каждый «погонщик» на бегу сунул тлеющий

трут в сено. Триста движущихся костров вспыхнули почти одновременно. Не-

сколько мгновений — и обезумевшие от ужаса лопоухие трудяги оказались в гуще

татар с их повозками, походным скарбом и громадным количеством лошадей.

Сравнение с потревоженным пчелиным роем было бы слишком бледным.

Отчаянные вопли крымцев, надсадный ослиный рев, гулкий топот десятков тысяч

копыт и пронзительное ржание коней — от всего этого, казалось, небо не выдер-

жит и рухнет на землю. Кабардинское ополчение еще не успело добраться до вра-

гов, а среди тех уже были тысячи задавленных насмерть и покалеченных. Боевые

кличи кабардинцев тонули в разноголосом гаме татар; звона металла не было

слышно, хотя все восемь тысяч ополченцев уже вступили в битву.

Каждый понимал: надо успеть нанести крымцам как можно больший урон,

пока еще горит сено, но вот кто-то догадался и поджег одну мажару, в другом мес-

те запылала другая, затем третья... Стало светлее, несмотря на то, что многие ос-

лики, из самых догадливых, когда их спины припекло по-настоящему, начади ка-

таться по земле и гасить пламя. Остальные животные неслись напролом к даль-

нему краю становища, как бы подталкивая перед собой лавину лошадей и людей,

все уплотняющуюся по пути к пропасти. Напор живой лавины был так силен, что

целые сотни татар, будто сметаемые гигантской метлой, сыпались с сорокасажен-

ного обрыва вниз, к реке. Обреченные, они упирались, рубили саблями своих же

людей, на которых давили задние ряды, лучники осыпали эти ряды ливнем стрел,

но попробуйте сдержать горный обвал!

Неподалеку от ханского шатра в первый и последний раз с ужасающим гро-

хотом рявкнула татарская пушка, причинившая вред лишь своим хозяевам. Неза-

дачливые пушкари переусердствовали, начинив се слишком большим зарядом

пороха: литой чугунный ствол разорвался в куски и несколько человек было убито

и ранено. Переполох усилился.

— Зажигайте повозки! — хрипло кричал Кургоко, размахивая окровавлен-

ной саблей. — Жгите мажары!

И увидел князь пронесшегося по полю битвы Шота с факелом в одной руке

и своей неимоверной дубиной в другой, увидел, как занялась дымным пламенем

еще одна повозка. Пробежал мимо князя и какой-то странный бородач с длинны-

ми космами русых волос на непокрытой голове: он гнался за двумя татарами, ут-

робно гогоча и выкрикивая русские ругательства. Те обернулись и с яростью стали

отбиваться, короткими кривыми клычами от его тяжелого клинка.

Сбоку выскочил одноглазый всадник:

— Держись, Жарыча! — рявкнул он и рубанул саблей одного из татар.

«Где же Кубати? — думал Кургоко, пробиваясь к центру побоища. — Не

видно и Казанокова...»

А Кубати еще в самом начале ворвался в центр лагеря, где удалось уцелеть и

не оказаться вовлеченными в бешеный поток бегущих животных и людей, пре-

вратившихся в беспорядочное стадо, еще множеству завоевателей. После того как

схлынула убийственная лавина, они опомнились и взялись за оружие, инстинк-

тивно теснясь к пятнам света вокруг горящих мажар. Некоторые из них ухитри-

лись даже поймать коней и вскочить в седла.

Кубати дрался одновременно с двумя всадниками да еще двое пеших наска-

кивали с боков, пытаясь достать его вороного остриями сабель. Один из них по-

добрался слишком близко — тут же получил молниеносный колющий тычок в

горло, тоненько всхлипнул и упал.

Вороной грудью столкнулся с конем широкоплечего молодого татарина, ру-

банувшего изо всех сил тяжелым ятаганом. Кубати отразил удар, уклонился от

сабли второго всадника и, в свою очередь, успел раскроить плечо этому второму,

который завизжал, как женщина, нечаянно наступившая на лягушку, и свалился с

коня. Однако с первым всадником было справиться непросто. Он искусно владел и