ных и западных и северных отчич и дедич, и наследник, и государь, и обладатель

спешно в село Коломенское удалился и там во дворце заперся. Десять тысяч душ

черного люда пришли в Коломенское и почти половина полегла там под картечью

и саблями немецкого и стрелецкого корпусов. Все остальные были в железа взяты

и судимы.

Сильно осерчал царь по прозвищу «Тишайший». Махал своими белыми

ручками и топотал ножками. Еще две тысячи человек были повешены, обезглав-

лены, четвертованы. Остальных пощадили. Только уши бунтовщикам обрезали,

да на левых щеках выжгли букву «б» и в Сибирь с семьями сослали. Мальчикам от

12 до 14 лет отрезали по одному уху. Затесался среди этих мальчиков и Жихарь,

сирота, в безвыходных крепях пребывавший у самого боярина Долгорукова.

В Сибирь он не попал, а вместе с несколькими Иванами, родства не помня-

щими, на Дикое поле побежал. Несколько лет спустя стал Жихарь вольным каза-

ком веселого Стеньки Разина воинства. Ходил на стругах славного атамана в Пер-

сию, богатую добычу привез оттуда — на целый год хватило вина пить от пуза. По-

том по Волге-матушке гулял. Брал и Астрахань, и Царицын, гулял и в Камышине,

и в Саратове, и в Самаре. Под Симбирском на рожон наткнулись. Побил там боя-

рин Барятинский бунтующей крестьянской голытьбы большие тыщи. Побежали

казаки вниз по матушке, по Волге, а вдогон им плыли страшные плоты с висели-

цами, на которых горемыки несчастные гроздьями висели.

Стало после этого таять войско Степана Тимофеевича. Уж недолго остава-

лось атаману до того дня, когда в Кагальницком городке своя же казачья знать его

схватит и в Москву потащит (в 1670 году).

Жихарь с частью казаков к запорожским сечевикам пробирался, да угодил в

татарский полон. Двадцать лет ему тогда было. После этого вот уж тридцать седь-

мой год пошел, как он в неволе крымской. Последние восемь лет — к веслам при-

кованный.

* * *

Под вечер, когда поспали по очереди и Кубати и Жихарь, двинулись даль-

ше, к маячившим в туманной дымке к величественным снежным горам. Голод все

больше давал о себе знать, но никто не жаловался — мелочь!

Всю ночь ехали по-над краем лесистых предгорий, все так же держась в сто-

роне от проходившей через селения дороги.

На рассвете устроили вторую стоянку. Умылись, попили воды.

Хорошо бы сейчас хоть табачку, — мечтательно сказал Жихарь.

— Не-е-ет! — покачал головой Куанч. — Сейчас бы кусок мяса и чашечку ай-

рана.

— Оружие нам надо, вот что! — тоном старшего заявил Кубати. — А то едем,

как без штанов. Цыпленок попадется — даже зарезать нечем. Без седел тоже пло-

хо. У нас одно всего...

Жихарь вдруг расхохотался:

— «Чумой заболел!» От умора!

Кубати ласково шлепнул Куанча по затылку:

— Он у нас молодец! Куанч горестно вздохнул:

Молодец, молодец... а Емуза убили... В этом ты не виноват, — строго сказал

Кубати. — И не горюй. Он как мужчина погиб.

Куанч отвернулся. Со страхом он думал о судьбе Канболета. Что, если тоже

погиб? Наверное... А кунаку наплел он, будто рана пустяковая, будто Канболет и

трех дней не пролежит… Вот горе-то!

— А долго нам еще бегать? — спросил Жихарь.

— Еще одна такая ночь, — ответил Кубати, — и мы в безопасности. Тогда за-

езжай в любой дом и отдыхай спокойно. Татар в этой местности уже не будет.

Крепко их напугал князь Кургоко…

В безопасности они оказались раньше, чем думал молодой Хатажуков.

Пониже того места, где устроилась тройка наших доблестных джигитов, за

чащей кустарника виднелась продолговатая поляна. Десятка два всадников вы-

нырнули из леса и крупной рысью стали пересекать поляну с юга на север. Кубати

напряженно всмотрелся — нет, не татары — и вдруг резко вскочил на ноги и крик-

нул во всю мощь своих богатырских легких:

— Канболе-е-ет!

Всадник, скакавший впереди, резко осадил коня и повернул голову на крик.

* * *

На поляне весело потрескивал костер. Жихарь от души резвился среди ог-

ромных кусков вяленой говядины, кругов копченого сыра и кувшинов с махсы-

мой. Кубати и Куанч уже насытились — им, как и подобает горцам, нужно было

немного.

Теперь они сидели вчетвером под старой дикой яблоней и тихо беседовали.

Четвертым был человек возраста Канболета со страшным вдавленным рубцом на

виске, доходившим до глаза. Вернее, надо было сказать, до бывшего правого гла-

за. Канболет представил его:

— Это Нартшу. Мы с ним вместе еще в юности участвовали в кое-каких не-

больших стычках.

Нартшу буркнул что-то невнятное, но его единственный глаз смотрел на

Канболета с восторженной влюбленностью.

— Здесь все люди — его люди, — продолжал Канболет. — Это свободные

джигиты. Вы понимаете. Нартшу появился там... на Шеджеме, когда я, как по-

следний лентяй, еще пролеживал бока под присмотром Нальжан. Вот он по-

дружески и предложил мне заняться розыском моего непутевого кана, который

стал мне доставлять слишком много хлопот в последнее время. Скорей бы уж

сбыть его в отцовские руки и вздохнуть свободно, — Канболет дернул Кубати за

ухо. — Но панцирь! Где же он? Ты говоришь, дружище Куанч, что в ту ночь его

спрятал в расщелине, как и раньше, а он непонятно куда исчез.

— Клянусь, Канболет! Сам дурную свою башку чуть не поломал. Ничего не

понимаю. Колдовство, что ли?

— Ну, нет! В колдовство я не верю. Люди иногда выдумывают вещи позага-

дочнее любого колдовства. Пошарим еще в том месте. Хорошенько пошарим...

Кубати скакал почти рядом (позади на полкорпуса) с Канболетом и чувство-

вал себя на вершине блаженства: хороший конь, отличное кабардинское седло —

самое удобное в мире, на поясе наконец-то кинжал. И кинжал просто роскошный!

Это подарок Нартшу. Увидев столько золота на ножнах и рукояти, Кубати сму-

щенно попросил «что-нибудь» попроще, но одноглазый абрек, человек очень ми-

лый и душевный, только рассмеялся:

— Бери. Тебе попроще нельзя. Теперь ты самого Каплана любимый при-

ятель.

На одном из привалов Кубати спросил потихоньку у аталыка — тот был

сильно похудевшим и бледным:

— Рана была большая? Еще не совсем зажила? Тузаров помолчал немного,

затем ответил:

— Была... Да что толковать о таких пустяках. Раны у нас еще будут. Сами се-

бе такую жизнь выбрали... А уж если на белом коне поедешь, то и белый волос на

себе привезешь. А ты слыхал, что отец твой с алиготовской охраной сделал? Не

знаю, какого цвета коня пришпорил Кургоко, но скакун этот опасный...

— Я услышал об этом от тех крымцев, которые Алигота разыскивали. А Шо-

генуков не сказал мне ни слова. Сам сераскир тоже не обмолвился.

— У-о-о! Шогенуков, Шогенуков... И как же я отпустил его тогда, на берегу

Тэрча!

* * *

В ущелье Бедыка надолго задерживаться не пришлось. Куанч показал рас-

щелину и скале, где прятал панцирь на ночь, показал и укромное место в сотне

шагов, где он спал. И тогда начались поиски, в которых участвовали все. Осмотре-

ли каждую пядь земли на довольно большом участке леса, а разгадку нашел Нарт-

шу возле самой скалы.

— Смотри, Канболет, интересные дырочки в земле, правда? Как будто нако-

нечником копья сделаны.

— Я вижу, ну и что же? — заинтересовался Тузаров.

— А то, что я знаю человека, чей посох оставляет в земле точно такие же