И — странное дело — после того, как ушел Келеметов, едва растворились в

ночной тьме последние тихие шорохи, приглушенное постукивание копыт по ка-

менистой тропке, Кубати уснул с такой спокойной умиротворенной душой, словно

лежал в доме Емуза.

Разбудил его — уже далеко не ранним утром — сам Алигот-паша, испуган-

ный, растерянный.

— Эй, ты! — он толкал Кубати в плечо. — Куда они, э? Где они? Зачем?

Молодой Хатажуков протянул паше связанные руки. Тот непроизвольно

вынул нож и разрезал ремни. Разминая затекшие кисти, Кубати с притворным

интересом оглядел стоянку и спросил:

— А где же достойный таубий Келеметов? Неужели срочные надобности по-

звали его в дорогу? И, кажется, вместе с овцами?

— Удавки он достоин, твой таубий! — заорал сераскир. — Ограбили и удра-

ли! Даже котел увезли и баранов угнали!.. — дальше Алигот-паша начал изъяс-

няться таким языком, какого не выдержал бы ни один пергамент. Можно только

отметить, что словами он пользовался не только татарскими, но также турецкими,

русскими, греческими и еврейскими.

Когда вспыльчивый паша выдохся, он с усталой укоризной обратился к Ку-

бати:

— Ну, а ты куда смотрел?

— Можно подумать, что это я тут над вами стражник, а не вы надо мной, Ку-

бати искренне, как-то по-детски рассмеялся. — А руки у кого были связаны? И ко-

лодка на чьей ноге?

— Что жрать будем? — мрачно спросил паша.

— А что аллах пошлет, — беспечно откликнулся юноша.

Алигот усмехнулся. Этот парень все больше ему нравился Алигот сопротив-

лялся растущему в его душе чувству благорасположения, но ничего не мог с собой

поделать. А ведь этот шайтаненок его ограбил! Что за напасть такая?

— Мы у аллаха не одни, — буркнул посерьезневший паша. — Только и дела

Ему, — толстый указательный палец задран кверху, — выискивать по проклятым

горшим трущобам обворованных путников и посылать им пропитание.

— Не наша с тобой забота, сиятельный, забивать себе голову такими непри-

ятными раздумьями.

— А чья же?

— А пши Алигоко для чего? Не он ли устроил для сераскира эту прогулку в

долину Шеджема?

— Он! Клянусь потрохами верблюда, это он затащил меня в эта... как там...

— Вот пускай он сам и думает. Все равно голова у него и так чешется. Коро-

стой она покрыта. Чешется снаружи — пусть почешется изнутри.

— Вшиголовый! Гы-гы-ы! — злорадно расхохотался Алигот, впервые произ-

нося вслух известное ему прозвище. — Пускай думает. Ты правильно говоришь.

Пускай у него изнутри, гы-гы, почешется.

Солнце поднялось высоко и его лучи уже достигли дна узкого, но неглубо-

кого ущелья Бедыка. Голодный паша стал терять терпение.

— Застряли там. Как два репья в ослиной шкуре. Панцирь все равно больше

не появится. Раз не появился до сих пор, то нечего и ждать. Сидим тут...

Но вот всколыхнулись кусты на краю обрыва, и показался Шогенуков. Он

сразу же стал спускаться к речке. Следом за ним — Зариф. На берегу они долго и

жадно пили воду.

— О, сиятельн... — начал было Алигоко, но паша не дал ему говорить.

— Молчи. Ни слова. Сам вижу: панциря нет. И не будет. Припасов тоже у

нас нет. Слава аллаху, лошадей нам еще оставили. Добряк Джабой!

— Ка-ак?! — завопил Шогенуков. — И этот сбежал? Ну я ему, жирному каба-

ну, я ему... уж я ему клыки пообломаю! На пузе будет передо мной без штанов

ползать! Всенародно!

— Уймись! — оборвал его паша. — Забылся! Все ты виноват! Ты один! Ну, об

этом потом. Собирайтесь и едем без промедления. Хотя что собирать? По твоей

милости, благородный и хитроумный пши, мы теперь и кусочка мяса не имеем.

Подумай, что будем кушать в пути! Молчи! — он не дал князю вставить и словеч-

ко. — До полудня я еще могу потерпеть, а дальше...

К полудню перебрались вброд через Баксан там, где река растекалась по

своей пойме (широкой в этом месте) несколькими мелководными рукавами. На

том берегу, голом, безлесом, паслась отара овец. Шогенуков и Зариф даже спра-

шивать не стали, чей скот. Отбили десятка полтора голов и погнали вверх, к пере-

валу. Старик-чабан не осмелился возражать, а его лохматая собака, не такая сго-

ворчивая, получила пистолетную пулю от князя.

По извилистой тропе, ползущей поперек то одного склона, то другого, ехали

еще долго. Наконец остановились у одного веселого родничка, и Зариф наскоро

зарезал и освежевал барана, разжег костер из той вязанки хвороста, что преду-

смотрительно везли с собой, и мгновенно изжарил легкие, печень и почки. Льви-

ная доля досталась, естественно, сераскиру — совсем пропадал сиятельный от го-

лода. Неплохо подкрепились и Зариф с Алигоко. Пленнику тоже немного доста-

лось.

К вечеру достигли перевала. Здесь начиналась лесистая часть водораздела

между Баксаном и Тызылом. Всадники спустились пониже и, свернув от набитой

тропы в сторону, углубились в лесную чащу. Там и устроили стоянку. Теперь уже

всерьез опасались нежелательной встречи — ведь вполне возможно, что неболь-

шие дозорные отряды Кургоко Хатажукова рыщут сейчас по верхним (северным)

пределам Большой Кабарды. Путешествие через недружелюбные адыгские земли

тоже не сулит ничего хорошего. До безопасного правобережья Псыжа — того мес-

та, где река эта становится уже полноводной и течет с восхода на закат, надо было

одолен, еще гри или четыре дневных перехода.

* * *

Кубати проснулся, когда небо стало едва светлеть, а звезды уже потускнели

и не мигали больше острыми своими лучиками. Кто-то, развязывая руки Кубати,

прерывисто и хрипло дышал ему прямо в лицо.

— Тс-с-с! Лежи тихо. прошептал еле слышный шепот. — Это я, Куанч.

— Хорошо, ладно, — чуть дыша и боясь рассмеяться, ответил Кубати. — А

Канболет где?

— Молчи. Потом. А что, что у тебя на ноге?

Вдруг громко шикнула цепь. Зариф, лежавший рядом, вскочил, как конь,

обожженный ударом хлыста: опытный хищник всегда просыпается мгновенно и с

ясной головой. Правда, не всегда с глупейшими вопросами в голове, как это было

в случае с Зарифом.

— Эй! Ты зачем так делаешь? Кто тебя просил?! — ревел громила-уорк,

сгребая в охапку и подминая под себя худенького Куанча.

Куанч издал вопль отчаяния и боли, но все же изловчился вытащить писто-

лет из-за пояса Зарифа и нажать на спуск. Повернуть руку, как надо, он не смог и

пуля ушла в землю. От криков и грохота выстрела повскакивали насмерть перепу-

ганные сераскир и князь. Они еще раздумывали, стоит ли броситься на помощь

Зарифу или это им дороже обойдется, но тот успел обойтись собственными мед-

вежьими силами. Видя, что Кубати сейчас подкатится к нему и лягнет ногой в ко-

лодке, а руки — страшные его руки — вот-вот освободятся от ремней, Зариф оглу-

шил неожиданного гостя ударом кулака по голове и, не мешкая, навалился на Ку-

бати. Довольно урча от сладостного упоения дракой, он в два счета скрутил парню

руки, а заодно и ноги. После, уже не торопясь, он спеленал и бесчувственного Ку-

анча.

— У такого волкодава, как Зариф, — уорк гордо стукнул себя кулаком в

грудь, — ни один ягненок не пропадет! Клянусь вот этим желе...

— Прикуси язык, волкодав, — зашипел Алигот-паша. — Сколько ты шуму

наделал! Только и умеешь бахвалиться. Забыл, как у такого пса, как ты, не ягне-

нок, а сераскир Алигот-паша все равно что пропал! Еще и пасть раскрывает, шай-

таном ушибленный! Меня и убить могли у тебя на глазах. Уж ты бы нисколько не

помешал, помет ослиный! — паша разошелся не на шутку. — После ты еще мне