заслуживал такой высокой чести — получить от тебя столь замечательные дары.

Если мне удастся совершить подвиги, достойные того, чтобы о них был сложен

хвалебный орэд, то гегуако обязательно упомянет в песне об огненном трабуко и

стальном поясе-клинке, которых не имеет ни один из князей Кабарды.

— Пусть поможет тебе аллах достигнуть того, к чему стремится твоя благо-

родная душа, — ответил Тамби.

— Я больше надеюсь на силу своих рук и мощь своего оружия, — не удер-

жался Жамбот.

— Шогенуко, ах, Шогенуко, — укоризненно сказал Тамби. — Это про таких

вот, как ты, сказано в Коране: «На сердце их и уши аллах наложил печать, а на

глаза надел повязку». Мне бы сейчас разгневаться на тебя, но, видно, я плохой му-

сульманин и не могу этого сделать. Жаль, что у нас с тобой нет человека, который

читал бы нам Коран и разъяснял мудрость его аятов.

— Хорошо, Мысроко, — улыбнулся Жамбот. — Я обещаю тебе найти такого

книгочея. А может, нам удастся захватить какого-нибудь абыза (человек, умею-

щий читать и писать) в набеге на аварские станы...

* * *

На следующий день к ночи, как и договаривались накануне, седлали коней,

проверяли прочность упряжи, последний раз осматривали копыта лошадей, скла-

дывали в переметные сумы гомыло — походную непортящуюся пищу. Достаточно

было взято и вяленых бараньих боков, и твердых, как камень, лепешек соленого

сыра, и мешочков с голилем — просяной мукой с медом, удивительного блюда, со-

храняющегося съедобным в течение десяти, а то и двадцати лет.

Не были забыты и мешки, и связки веревок для будущей добычи, а также

куски белой ткани — джебына — на случай, если придется кое-кого хоронить в по-

ходе. У многих были с собой завернутые в тряпочку кусочки дерева, в которое уда-

рила молния, — это предохраняло от дурного глаза.

Когда земля укрылась тремя черными, как душа предателя, покровами,

двинулись в путь. Никто из посторонних не должен был видеть, в какую сторону

отправляется отряд. И пусть каждая собака во всей округе уже знала точную доро-

гу и цель похода, но только никто не посмел бы обнаружить свою осведомлен-

ность.

Скакали, конечно, не придерживаясь никаких троп и наезженных путей, а

напрямик — через травянистые реки, через лесистые склоны предгорий. Впереди

ехал Биберд, который хорошо видел в темноте и лучше всех умел угадывать вер-

ное направление.

Прошло два дня и две ночи, и позади осталась переправа через Терек, где

утонул один из всадников отряда, остались позади и пустынные равнины Талу-

становой Кабарды, позже получившей название по имени другого князя Гелях-

станей, а еще позже — Малой. Еще через день и две ночи, когда Тамби и Жамбот

были почти у цели своего похода и на рассвете увидели Сарыкум — диковинную

гору из желтого песка, произошла редкая в таких случаях встреча: князья, едущие

в набег, неожиданно столкнулись с князем, который возвращался из набега,

Шогенуко и его насторожившиеся уорки не сразу поняли, что за отряд дви-

жется им навстречу. Но вот князь издал тихое, чуть насмешливое «ах!» — и ух-

мыльнулся. Молодые уорки переглянулись, едва удерживаясь от смеха.

Как думаешь, Мысроко, кто это едет? — обратил-Квмбот к старшему другу.

Я вижу группу всадников, а еще огромную арбу, на которой развалился тол-

стый, как раскормленный вол, мужчина в помятой одежде. Он, кажется, ест кусок

мяса. А кто он, я уверен, ты знаешь лучше меня.

— Сейчас, дорогой Мысроко, ты познакомишься с главным князем Большой

Кабарды Берсланом Джанкутовым.

Воины встречного отряда, видимо, тоже узнали своих соплеменников и те-

перь без всякой опаски приблизились к Жамботу, который выдвинулся вперед,

чтобы первым приветствовать «князя большой арбы», как потихоньку называли

Берслана неугомонные остроумцы.

— Уэй! Молодой Шогенуко! — рявкнул хриплым басом князь Джанкутов. —

Я тебя узнал еще издали. Ведь у меня глаза, как у голодной рыси!

— Да будет счастливым твой путь и достижимы его цели, добрый наш

князь! — сказал Жамбот, спешиваясь и подходя к арбе.

— И тебе удачи... Не обидишься, если я не слезу с арбы, если у тебя нет ко

мне большого разговора? Ведь не так уж молод я...

— Какие могут быть обиды! Но я не один. Ты слышал, наверное, о Мысроко

Тамби?

— А-а! Так это он и есть, потомок египетских меликов? Придется слезать с

арбы. — Берслан, кряхтя, приподнялся и ударил в ладоши. — Эй! Сами не знаете,

что делать? — крикнул он своим приближенным.

Ему помогли спуститься на землю. Мысроко уже стоял рядом с Жамботом.

Берслан Джанкутов был высокого роста, широкоплечий, длиннорукий, но

все эти качества как бы заслонялись поистине необъятным брюхом, мерно колы-

хавшимся при ходьбе, при смехе и даже при разговоре. Пухлые щеки, начинаясь

от самых глаз, заплывших жиром, спускались ниже подбородка и лежали на пле-

чах. Мясистый нос крючковато нависал над верхней усатой губой, а толстая ниж-

няя губа нависала над подбородком, покрытым редкой растительностью, сквозь

которую просвечивали тугие жировые складки короткой шеи. На нем была про-

стая, без газырей, черная черкеска, сильно засаленная на груди и на рукавах, и ка-

кая-то бесформенная шапка из хорошего серого каракуля. У пояса болтались бо-

гатый кинжал с необычно длинной рукоятью и кривой нож в серебряных ножнах.

Берслан приподнял указательным пальцем правое веко и открыл глаз по-

шире. Мысроко чуть не вздрогнул, ощутив на своем лице острый проницательный

взгляд умного и властного человека. Ему даже подумалось, что глаза у этого не-

объятного князя и в самом деле зоркие, как у голодной рыси.

— Пусть радость сопутствует тебе на земле Кабарды, пришелец из Мысыра,

— пробасил Берслан.

— Пусть счастье будет всегда с тобой в дружбе, старший князь, — чуть по-

клонился, прижав руку к груди, Мысроко.

— Сядем, — предложил Джанкутов. — Ноги надо беречь. Вы, князья, гости

моего привала.

Люди Берслана уже успели расстелить на земле несколько войлоков, раз-

ложить извлеченные со дна арбы не подушки — целые мешки с шерстью. А вот

уже и вязанка дров снята с вьючной лошади, и веселый огонь вспыхнул под боль-

шим медным котлом. Двое парней ловко снимают шкуру с барашка из того вну-

шительного стада, которое следовало за берслановским ополчением: Джанкутов и

в походе не любил в чем либо себе отказывать. Потому и скрипела в обозе телега,

где в тугой соломе покоились пузатые, глиняные сосуды с мармажеем.

Возил с собой князь мед и орехи, сушеные фрукты и острые приправы к мя-

су. Даже походный курятник на колесах был у Берслана, и куры прилежно несли

ему яйца. Не в пример другим князьям-воинам, относящимся к еде с пренебреже-

нием, Джанкутов редко давал отдых своим крепким челюстям. Вот и сейчас у него

была в левой, руке недоеденная баранья нога. Он первым сел па разостланную

кошму, оперся локтем на подушки и продолжал трапезу, которой только что за-

нимался в своей арбе. Сделав знак свободной рукой, Берслан промычал что-то

приветливое. Очевидно, это означало приглашение садиться.

Мысроко и Шогенуко сели. На кошме тут же появилось деревянное блюдо

величиной не меньше тележного колеса: на блюде куски вяленого мяса, сыр, ле-

пешки. Перед каждым поставили по одной объемистой чаше, а рядом с Берсланом

еще и глиняный сосуд — коашин — с налитком. Отбросив в сторону обглоданную

кость, Берслан несколькими осторожными ударами рукояткой ножа ослабил пха-