Нахимов так писал об этом плавании в письме Рейнеке: «Ты можешь вообразить, каким нетерпением горели мы выйти скорее в море. Наконец, 8 августа снялись. Свежий попутный ветер нас подхватил; сколько возможно пользуясь им, в пять дней долетели до мыса С-т Винцента. Оставалось на одни сутки переходу до Гибралтара, уже начинали мечтать, как скоро достигнем цели своих желаний. Но, как нарочно, штили и противные ветры продержали нас очень долго, не впуская в Средиземное море. 24 августа прошли Гибралтар. С сего числа ветер во все время нам не благоприятствовал и все переходы наши были весьма несчастливы. 10 сентября пришли в Палерму, простояли девять дней. Что сказать тебе о Палерме? Что я довольно весело провел время, осматривая все достойное замечания, но не нашел и половину того, что описывает и чем восхищается Броневский»1.
Плавание это ознаменовал пример самопожертвования русского офицера. А.А. Домашенко, спутник Нахимова по плаванию на «Крейсере», в Англии по его просьбе был переведен на «Азов» и погиб на переходе к Сицилии, пытаясь спасти упавшего за борт матроса. Вот как в письме Рейнеке пишет Павел Степанович: «Был очень свежий ветер с дождем и жестокими порывами, волнение развело огромное. В один из таковых порывов крепили крюйсель. Матрос, бывший на штыкбол-те, поскользнулся и упал за борт. Домашенко в это время сидел в кают-компании у окна и читал книгу, вдруг слышит голос за кормой, в ту же секунду кидается сам из окна за борт, хватает стул, прежде брошенный, плывет с ним к матросу и отдает ему оный, сам возле него держится без всего на воде. (Как жаль, что он не схватился вместо стула за бочонок, который тут же был брошен, тогда, может быть, они оба были спасены.) Все возможное было употреблено к спасению их; шлюпка хотя с большою опасностью, но весьма скоро была спущена и уже совсем подгребала к ним, как в пяти саженях от шлюпки пошли оба на дно. О, любезный друг, какой великодушный поступок! Какая готовность жертвовать собой для пользы ближнего! Жаль, очень жаль, ежели этот поступок не будет помещен в историю нашего флота, а бедная мать и родные не будут награждены, которые им только и держались»141 142.
Не исключено, что для Домашенко образцом послужил пример Нахимова в ходе плавания «Крейсера». Во всяком случае, эпизод этот не был забыт. На деньги, собранные сослркивцами, в Кронштадтском саду Домашенко поставили памятник143.
Из Палермо эскадра зашла ненадолго в Мессину за депешами из России, но встречные ветры задержали на 3 дня. Нахимов воспользовался возможностью осмотреть город и разочарованно писал: «В Мессине надо восхищаться природой, больше ничего интересного я не нашел»144. Из этих строчек, как и предыдущих, ясно, что моряка интересовали не красоты природы, а то, что имело отношение к любимому им морскому делу.
Полученные в Мессине инструкции предписывали скорее соединиться с английской и французской эскадрами. Так как Гейден не знал, где они находятся, то направил фрегат «Константин» на Мальту узнать, не там ли английская эскадра, а сам 25 сентября выступил к острову Зан-те. 1 октября русские корабли встретились на меридиане острова Зан-те с английской эскадрой вице-адмирала Кодрингтона; на другой день присоединилась французская эскадра контр-адмирала де Риньи1.
При встрече с другими флагманами Гейден узнал, что 4 (16) августа посланники трех союзных стран в Константинополе представили рейс-эфенди Высокой Порты декларацию держав о посредничестве, но Пер-тев-паша дважды отказался принять документ, заявив, что отношения с греками — внутреннее дело Турции. Ввиду отказа турок от переговоров по вопросу о судьбе греков, следовало прибегнуть к принудительным мерам против турок и египтян в Морее, ибо временное правительство Греции на острове Поро (Порос) согласилось с условиями Лондонского трактата. Еще в сентябре английская и французская эскадры прибыли к Наварину145 146.
Было известно, что турецко-египетский флот в составе 3 линейных кораблей, 18 фрегатов, 30 корветов, 19 бригов, 31 транспорта с войсками и провизией, 7 брандеров стоит в Наварине147. 13 (25) сентября вице-адмирал Кодрингтон потребовал от Ибрагим-паши, сына египетского главнокомандующего сухопутными и морскими силами, оставить Наварин и вернуться в Александрию, угрожая неприязненными действиями. Ибрагим-паша обещал послать бриг за указаниями в Константинополь, а до получения инструкций не высаживать войск на берег и не высылать суда в море. Однако стоило Кодрингтону уйти к Занте для пополнения запасов воды, а французской эскадре к Милосу, как Ибрагим-паша выступил с флотом к занятому турками Патрасу. Узнавший об этом от своих крейсеров Кодрингтон выступил немедленно и заставил египтян вернуться в Наварин 22 сентября. Только в октябре русская и французская эскадры усилили Кодрингтона, который с единственным кораблем «Азия» и несколькими меньшими судами блокировал турок148.
Так как Ибрагим-паша высаживал войска на берег и истреблял в окрестностях Наварина плодовые растения, английский флагман собрал на своем корабле совещание с русскими и французами. Блокада в зимнее время могла не дать результата, и было принято решение: ввести корабли союзных эскадр на рейд Наварина и заставить Ибрагим-пашу подчиниться1.
5 октября союзники сделали последнюю попытку решить дело миром и направили совместное обращение, в котором объявляли, что введут свои корабли в Наварин, чтобы воспрепятствовать турецко-египетским силам распространять агрессию против берегов Морей и островов Архипелага. Однако письмо, направленное Ибрагим-паше, вернулось нераспечатанным. Ввиду этого последовало окончательное решение вступить в бухту и встать борт о борт с турецко-египетскими кораблями. При этом союзники договорились уничтожить неприятельский флот, если по союзным кораблям сделают хотя бы один выстрел149 150.
Здесь собрались достаточные силы. Английская эскадра состояла из трех линейных кораблей, четырех фрегатов, четырех шлюпов и катера; французская — из трех линейных кораблей, двух фрегатов, брига и шхуны; российская эскадра включала четыре корабля, четыре фрегата и корвет151.
Турецко-египетские силы в течение нескольких дней развернулись вдоль берега подковой, правый фланг которой опирался на батареи острова Сфактерия, а левый — на Наваринскую крепость. Береговая и корабельная артиллерия могла обеспечить перекрестный обстрел вступающих на рейд кораблей152.
6 октября союзники подписали протокол о входе союзного флота в бухту. Кодрингтон, как старший, 7 октября отдал приказ соединенному флоту:
«Правила, коими должен руководствоваться соединенный флот при входе в Наварин.
Известно, что те из египетских кораблей, на коих находятся французские офицеры, стоят более на SO, а потому желание мое есть, чтобы е. пр-во контр-адмирал и кавалер Риньи поставил эскадру свою про-тиву их кораблей, и как следующий к ним есть линейный корабль с флагом на грот-брам-стеньге, то я со своим кораблем «Азия» намерен остановиться против него с кораблями «Генуя» и «Альбион». Касательно же российской эскадры, то мне бы желательно было, чтобы контр-адмирал гр. Гейден поставил оную последовательно близ английских кораблей. Российские же фрегаты, в таком случае, могут занять турецкие суда вслед за сим; оставшиеся английские фрегаты займут те из турецких судов, которые будут находиться на западной стороне гавани в противоположении английским кораблям, а французские фрегаты займут те из турецких фрегатов и прочих судов, которые находиться будут против французских кораблей.
Ежели время позволит, прежде нежели какие-либо неприятельские действия будут сделаны со стороны турецкого флота, судам встать фер-тоинг с шпрингами, привязанными к рыму каждого якоря. Ни одной пушки не должно быть выпалено с соединенного флота прежде, нежели будет на то сигнал. Разве только в таком случае, если откроют огонь с турецкого флота, в таком случае те из турецких судов должны быть истреблены немедленно.
