В переписке лейтенант больше всего внимания уделяет морской службе. Он рассказывает Рейнеке о том, как сходился с другими офицерами и как удалось организовать в кают-компании общий чай, объединивший моряков: «Как трудно новому офицеру поступить в экипаж, где уже все друг Друга знают и смотрят на пришельца довольно странными глазами. Как часто я должен был играть презабавные роли. Например, у нас был общий чай, но что это стоило? Одного надо было убедить доказательствами истинной пользы, другого, что капитан этого хочет и он, верно, узнает, отчего расстроилось; третьего, что уж все согласились, и неужели он один откажется быть в компании всех. Таким образом составилось. Зато после я уж слишком много был вознагражден, потому что всем понравилось, и все единодушно признали, чтобы следующую кампанию иметь чай общий»1.
«Азов» вышел из Архангельска 27 июля 1826 года с отрядом судов117 118. В состав отряда под командованием М.П. Лазарева входили также корабль «Иезекииль» и шлюп «Смирный». Для начала корабли выдержали сильный шторм у устья Северной Двины, где принимали грузы после прохода бара. При этом корабль «Иезекииль» не успел поднять гребные суда, потерял трех человек и шлюпку119. Далее Нахимов писал: «Под парусами ничего не случилось примечательного, кроме того, что мы потеряли грот-марса-рей и презабавно — в бом-брамсельный ветер, без волнения, днем; никто не знает истинной причины, я полагаю, что кто-нибудь прежде, поднимая марса-фал, надломил. Выхожу я с седьмого до первого [часа] на вахту сменить Шемана, спрашиваю, что сдачи? Он говорил, что шлюп отстает, и он по приказанию капитана взял первый риф. Марса-фал был не очень туго поднят, я спрашиваю: «Больше ничего?» В это время сломился грот-марса-рей. «А вот вам еще сдача»,— отвечает он. Но это послужило на пользу нашей дурной команде. Ветер вдруг начал свежать и скоро вогнал во все рифы, так что развело порядочное волнение. Однако ж мы довольно скоро исправили свое повреждение. В Шкагераке (Скагерраке. — Н. С.) прихватил нас крепкий NW, мы зашли в Винго, и я оттуда успел съездить в Готев-бург, поступил не хуже чем в Лондоне, то есть издержал много денег. Не знаю, жалеть ли об них. Мне кажется, каждый морской офицер обязан поступать таким образом. Пробывши долгое время в море в беспрестанной деятельности, можно ли, ступивши на берег, отказать себе в чем-нибудь, что доставляет удовольствие. В Копенгагене за противным ветром простояли три дня. В Кронштадт пришли 19 сентября, застали эскадру на рейде и, простоявши с ней до 4 октября, втянулись в гавань, где у нас был государь. Корабль ему понравился. Он велел все строящиеся корабли отделывать по примеру «Азова». Вообще, кампания наша кончилась очень приятно, не было никаких неудовольствий, и офицеры между собой были очень согласны. Надо послушать, любезный Миша, как все относятся об капитане, как все его любят. Право, такого капитана русский флот не имел, и ты на будущий год без вся-
.Щ:
ких отговорок изволь переходить в наш экипаж, и тогда с удовольствием моим ничто не в состоянии будет сравниться»1.
Разумеется, служба под командованием Лазарева, трижды обошедшего вокруг света и умевшего превращать корабли в образцовые, послужила добрым примером для Нахимова. Но судьба не позволила ему часто встречаться с другом. Рейнеке надолго остался изучать воды и побережье Белого и Баренцева морей. Теперь уже Нахимов писал ему 25 января 1827 года из Кронштадта, где продолжались работы на «Азове»: «С семи утра до двух после полудня бываю каждый день в должности (я назначен при работах корабля, и, признаюсь, для меня это самое приятное время). В два обедаю, после обеда час положено отдохновению, а остальное время провожу за книгой, никуда не выхожу из дому»120 121.
Нахимов писал, что живет в тех же двух комнатах, где расстался с Рейнеке, и оставил в кабинете без перемен все, что напоминало о нем. Кроме основных обязанностей, он оставался также ревизором за уехавшего в отпуск Ухтомского. Письмо лейтенант завершал обращением: «Прощай, помни, что ожидает ответа и более тебя преданный тебе друг Павел Нахимов»122.
Относительно спокойная служба в Кронштадте продолжалась недолго. На Средиземном море турецкие войска жестоко подавляли выступления греков за независимость. Восстание греков против поработи-телей-турок началось еще в 1821 году. В 1822 году Греция провозгласила независимость, греческие повстанцы в 1822—1823 годах нанесли несколько поражений туркам на суше и на море. В некоторых странах возникли общества для поддержки восставших. Однако правительства Англии, России, Франции и Австрии осудили освободительную войну греков, как восстание против законного сюзерена, и ограничивались лишь декларациями в пользу избиваемых православных подданных султана. Пользуясь невмешательством великих держав Европы, султан решил подавить восстание силами своих союзников. Аетом 1824 года 17-тысячные войска Египта под предводительством Ибрагим-паши, пасынка египетского наместника, захватили Кандию (Крит), остров Пса-ра. Зимой 1825 года египетские войска высадились в Морее, овладели Наварином и соседними крепостями, весной 1826 года взяли главный оплот восставших в западной Греции Миссолунги. В этот период Александр I безуспешно пытался «умиротворить Грецию», однако умер, не добившись цели. Николай I через месяц после вступления на престол заявил, что должен решить доставшееся ему восточное дело. В отличие от брата он не собирался ограничиваться дипломатическими заявлениями. Заключив с Великобританией 25 марта (4 апреля) 1826 года Петербургский протокол «об умиротворении Греции», который предусматривал признание Греции независимым государством, лишь уплачивающим дань султану, Император потребовал от Турции обсуждения спорных вопросов Бухарестского договора 1812 года и возобновления русского судоходства в проливах. Этот демарш был поддержан выдвижением русских войск и флота к турецким границам. Под давлением турки согласились на переговоры. 25 сентября 1826 года Аккерман-ская русско-турецкая конвенция подтвердила границу по Дунаю, закрепила за Россией побережье Черного моря с городами Сухуми, Редут-Кале и Анакрия; Турция обещала не препятствовать рускому судоходству в своих водах, включая проливы. Однако в Греции Ибрагим-паша овладел большей частью Морей и власть греческого правительства сохранялась лишь номинально123 124.
Император Николай I принял решение направить эскадру для защиты православных подданных Турции. Однако при ближайшем рассмотрении в составе Балтийского флота оказалось немного кораблей, пригодных для дальнего плавания. Только после того, как в 1826 году практическая эскадра адмирала Р.В. Кроуна из новых кораблей прошла подготовку на Балтике, а отряд адмирала Ф.Ф. Беллинсгаузена совершил пробное плавание на Средиземное море, появилась возможность в 1827 году послать сильную эскадру к берегам Морей, чтобы во взаимодействии с кораблями Англии и Франции добиться прекращения кровопролития в Греции.
Весной 1827 года по приказу Николая I на рейд Кронштадта вышли корабли практической эскадры известного флотоводца адмирала Д.Н. Сенявина. Младшими флагманами стали вице-адмирал Е.И. Лу-тохин и контр-адмирал Л.П. Гейден. Одним из кораблей этой эскадры стал «Азов»2. 21 мая корабль вывели на рейд Кронштадта и готовили к походу.
Николай I беспокоился о готовности эскадры. Он дважды посетил ее до конца мая, а 30 мая направил Д.Н. Сенявину письмо и инструкцию Министерства иностранных дел. Инструкция гласила: «Г. адмирал Сенявин, избранный высочайшей доверенностью к принятию главного начальства над эскадрой, отправляемой из Кронштадта, имеет следовать по данной ему уже инструкции в Портсмут. По прибытии в Англию и предварительном сношении с пребывающем в Аондоне послом кн.
Аивеном г. адмирал Сенявин по воле Е.И.В. отделит от эскадры, ему вверенной, и по собственному его выбору 4 линейных корабля, 4 фрегата и 2 брига для составления эскадры под командой контр-адмирала гр. Гейдена.
