*

Доктор Апокалепсий выпрямился, вытер пот со лба тыльной стороной широкой ладони и пошел мыть руки. – Дедушка, лечите же его скорей! – ухватил его за рукав Волк, стараясь заглянуть старику в глаза. – Я мертвых не лечу, юноша. Его земной путь кончился еще часа два назад. Мне очень жаль, но теперь о нем сможет позаботиться только Эвтаназий, бережно донеся его до царства мертвых – Сабвея. Лекарства смертных тут бессильны. – Но нет… Нет… Нет.. Вы не поняли… – отчаянно замотал головой Серый. – Этого не может быть!.. Этого не может никак быть!.. Вы не поняли!.. Он не может умереть!.. Это… Это… Это неправда!.. Не верю, нет!.. Нет!.. Иван!.. Иванушка!.. Миленький!.. Что ж они сделали с тобой, уроды окаянные!.. Ванечка!.. И Серый упал на тело друга, обнял его, как будто надеясь так передать ему кусочек своей жизни, и зарыдал. – Как убивается-то… – сочувственно покачал головой Апокалепсий. – Наверное, это был его ближайший друг? Ирак только молча кивнул. – Похоже, они оба чужестранцы? – не унимался лекарь. Ирак снова кивнул. – Я так и подумал, – удовлетворенно хмыкнул Апокалепсий. – Такие нелепые педилы могут быть только за границей… Серого как палкой по голове ударили. Он вскочил. – Что?.. – с ненавистью прищурился он и угрожающе двинулся по направлению к опешившему доктору. – Что ты сказал, повтори! Ах, ты!.. Да я тебя за такие слова… Да я… – А что я сказал? Что я сказал? – в панике отступал старичок к своей хибаре. – Что я такого сказал?.. – Как ты нас обозвал?.. – Вас? Кого – вас? – не понял Апокалепсий. – Нас с Иваном! А?! Каким словом?.. – Вас с усопшим?! – изумился лекарь. – Да что ж я – дикарь какой!.. – А кто сказал – “педилы”?! – обвиняюще уперся руками в бока Волк. – Педилы? Я сказал, – недоуменно пожал плечами старик. – А что тут такого? – Может, это у вас ничего такого, а у нас знаешь, что это значит?... – Может это у вас Дифенбахий знает что значит, а у нас это значит – “грубо сделанные сандалии”!.. Как воина, отважно сражавшегося и погибшего в бою, Иванушку решено было сжечь на следующий день на большом погребальном костре из священных пород деревьев, посвященных богам Мирра. Теперь только оставалось сообщить об этом решении Ликандру. После истерического всплеска эмоций утром Сергий замкнулся в себе, и ни сочувствующий Мека, ни заботливая Мими, ни грустная Елена не могли пробить Вамаяссьскую стену отчуждения Волка, чтобы предложить разделить и облегчить его горе. Он молча сидел рядом с телом друга, медленно раскачиваясь и уперев голову в колени, и не хотел ни есть, ни пить, ни замечать что-либо или кого-либо вокруг себя. Удрученно покачав головой, Медуза отошла к своим сестрам после десяти минут безуспешных стараний покормить своего приятеля. Последнюю попытку утешить знакомого, примирить его с печальной действительностью, сделал Ирак. – Послушай, Ликандр, – сочувственно начал он, осторожно присев рядом. – Ион был не только твоим другом – он был дорог нам всем. И теперь, когда он погиб, мы все плачем о нем. Но с этим ничего нельзя поделать. Мы все когда-нибудь умрем, и чернокрылый Эвтаназий унесет наши души в царство Хтона и Хризоморфы, откуда нет пути назад. И никому не по силам обратить необратимое, примирись с этим… Для живых жизнь продолжается, а мертвые обрели вечное существование в подземном мире. Ведь лишь однажды, как гласит античное предание, безумный певец Арфей, играя на кифаре, разжалобил сурового бога мрачного Сабвея и его жену и вывел из царства смерти тень невесты своей – Эврики, но и то, возвращаясь на землю, огля… – Что? – вдруг четко выговорил Волк, поднимая голову. – Я говорю, что возвращаясь на землю, огля… – Он вывел ее, – не спросил, а констатировал факт Волк, и глаза его прояснились и заблестели. – Нет, я же говорю, что возвращаясь на землю, огля… – Он ее вывел, значит, – задумчиво ударил кулаком по ладони Серый. – А раз так, то и я Ивана выведу. Нечего ему в чужой покойницкой делать. А ну-ка, рассказывай, где ворота этого вашего подземного царства. И пусть им всем будет хуже. – Но, Ликандр!.. Это же невозможно!.. Это же всего-навсего древний миф!.. Это опасно!.. Ты можешь остаться там сам на всю жи.. сме…

*

Один из бесчисленных входов в Сабвей, как подсказали заинтригованные горгоны, находился на соседнем острове – Деймосе, в двух часах лету от Фобоса. Заросший полынью и бессмертниками, Деймос был едва ли больше полукилометра в длину, и приблизительно столько же в ширину. Посредине его возвышалась невысокая голая скала с маленькой и ничем не примечательной с виду пещерой у ее подножия, вход в которую неумело закрывал ядовитый плющ. Вокруг нее неохотно росли с десяток чахлых кипарисов. Даже когда во всем мире ярко светило солнце, на Деймосе стоял серый промозглый безнадежный вечер, и низкое бесцветное картонное небо могильной плитой давило на психику смертных, навевая мысли о тщете всяческого существования и неизбежности встречи с бездонным и безграничным Сабвеем… – ...Не надо! – Но, Ликандр, ты сейчас вне себя от горя, и не можешь реально оценивать… – Не надо меня отговаривать, я уже все решил! – Но это опасно! – Ну, и что? – Ты можешь не вернуться! – А могу и вернуться. – Но никто еще не возвращался! – Арфей вернулся. – Это легенда! – То есть, это неправда? – Нет, это правда… Наверное… – Тогда я иду. Все. – Ну, хорошо. А ты решил, на чем ты будешь играть? – Играть?.. – Да, играть. Аккомпанировать себе. Ведь Арфей из легенды играл на арфе… – Кифаре. – Свирели! – Синтезаторе!.. – ...а у тебя ничего нет! Даже расчески! Возбужденные голоса спорщиков разносились по всему острову, вспугивая заспанных летучих мышей и легкомысленных кукушек. – У меня есть… У меня есть… У меня есть ковшик! – ЧТО?! – Ковшик. – И что ты будешь с ним делать?!.. Потратив полчаса времени, три мотка тетивы, лист пергамента и медный ковш для умывания, Серый смастерил нечто, по форме напоминающее домру, а по звучанию – старую электрогитару. По кусочкам выбрасываемую с девятого этажа в пустой мусорный бак, подвешенный на столбе. По конструкторскому замыслу это должна была быть балалайка. – И ты умеешь на этом играть? – с подозрением спросила Рия, оглядев получившийся инструмент. – Нет, – честно ответил Волк. – Но это и не важно. Ирак говорил, что главное – это умение петь. А уж петь-то я умею, будьте спокойны. Отрок Сергий вообще не понимал, как можно не уметь петь. Это же было так просто! Сам он гордился своей способностью спеть одну и ту же песню десять раз подряд, и ни разу одинаково. Несмотря на поношения завистников. И теперь настал его звездный час. Он им всем покажет, что может настоящее искусство. Если вернется. – Ладно, пока. Без меня не уходите, – махнул на прощание рукой Волк и, отведя своим балаковшиком (или ковшелайкой?) в сторону бессильно истекающий ядом плющ, решительно шагнул в полумрак спуска. После долгого и колдобистого пути вниз перед ним, наконец, открылась черная река Винт – граница мира мертвых и мира живых, перейти которую можно было только в одном направлении. Спрятавшись за кустом остролиста, Серый внимательно осмотрел поле предстоящего боя. У хлипких мостков стояла, приткнувшись носом в зеленоватую сваю, большая плоскодонка, а в ней, закутавшись в залатанный плащ, развалился толстый мрачный лодочник. Перевозчик душ. Хаврон. На берегу стояла и громко ссорилась толпа полупрозрачных белесых людей. – Я первый умер – значит, мне первому и переправляться! – расталкивал локтями тени в воинских доспеха юноша в короткой сиреневой тунике, казавшейся в тусклом свете подземного царства нестиранной со дня изобретения туник как таковых. – Все, кончилось твое первенство, Париж! – отталкивал его от пристани воин в трилионских доспехах. – Ты самый первый погиб, еще утром! – поддержал его товарищ. – Вот именно! И где ты все это время ходил, а? – Я искал свою мать! – Маменькин сынок! – Моя мать – богиня, и она могла похлопотать перед Дифен… – Жулик! – обрушился на него солдат в стеллийском панцире. – Даже тут обойти честных людей старается! – Умереть достойно – и то не может!.. – Трилионцы – трусы! Дорогу стеллиандрам! – стали напирать тени сзади. – Трилион – держаться! – раздался зычный голос откуда-то из середины. – Хаврон! Лодку царю Трилиона и его… – Ага, еще один жулик полдня по богиням бегал, умирать не хотел, пока мы проливали свою кровь за него!.. – Подыхать-то никому не хочется!.. – Только других на смерть посылать спешил!.. – Это ты там был царь – а тут ты… – Ах, так вы дерзить!.. Ну, я вам сейчас покажу!.. Среди теней началась свалка. В общей куче с быстротой ножей миксера мелькали руки, ноги, шлемы, сандалии, и то и дело бесплотный кулак одного пролетал насквозь бесплотный подбородок другого, чтобы встретиться с бесплотной пяткой третьего… Хаврон равнодушно обозрел бескровное побоище. – Я сказал – десять теней за раз. Разберетесь – разбудите, – ворчливо бросил он, завернулся в плащ и мгновенно заснул. Пробуждение его было ужасным. Вой и стенания истязаемых демонов, вопли и рев терзаемых вечными муками душ, визг листов меди, раздираемых великанами на полоски показались бы по сравнению с раскатывающимися по водной глади Винта и усиливаемыми пещерными сводами звуками сладчайшей музыкой небесных сфер. А Хаврон был существом старым, больным, от стрессов отвыкшим… Тихо охнув, перевозчик закатил глаза, схватился за сердце и обмяк. Обеспокоенный отрок Сергий, оборвав песню на полуслове и полу-аккорде, бросился бегом к старику, проносясь сквозь испуганно притихшие тени как сквозь туман. Он быстро пощупал своей жертве пульс – жилка на виске слабо, но билась. Жив. Но в сознание приходить и исполнять свои прямые обязанности упорно отказывался. Серый на минуту задумался, пожал плечами, кряхтя, вытащил грузного лодочника на песок и, оставив его на попечение обескураженных теней, сам сел за весла, не забыв положить на дно Инструмент, как он гордо теперь его стал называть. Первая преграда на пути к спасению души Ивана была преодолена, хоть и немного не так, как он полагал. Оставалась сущая ерунда – обойти трехголового сторожевого пса Гербера и уговорить, разжалобить или обхитрить чету богов подземного царства – Хтона и Хризоморфу. Как бы то ни было, оставлять за собой груду бездыханных тел в чужом монастыре Серому не хотелось, и он дал себе слово впредь подходить к выбору репертуара более осмотрительно, “Разлуку” больше не петь, а остановиться, пожалуй, на чем-нибудь повеселее. Например, на частушках. Решив так, он с удвоенный энергией налег на весла, и через полчаса плоскодонка уже ткнулась носом в противоположный берег. Метрах в десяти-пятнадцати от берега, прямо из черного холодного песка поднималась и уходила в небо стена из сероватого клубящегося тумана. По прочности и прозрачности она не уступала любой уважающей себя каменной, как быстро убедился разочарованный Волк. Пришлось искать ворота. Они находились тут же, неподалеку, метрах в ста вверх по течению напротив скрипучей щелястой пристани – видно, течением его снесло немножко сильнее, чем он предполагал. Из калитки выглядывали три любопытных слюнявых морды знаменитого стража. Серый передернул плечами, откашлялся – атмосфера здесь явно была не самая здоровая: сырость и липкая прохлада так и пробирали до костей – и ударил по струнам. Не дожидаясь вокальной части, Гербер умоляюще заскулил в три глотки, замотал башками и быстро попятился в будку. “Второй есть,” – довольный Волк щелкнул мысленно костяшками счет. – “Остались еще двое. А если считать их за одно препятствие, то осталось одно. Это радует. И-и-эх!!!..” И, распахнув калитку, он решительно ступил на дорогу из черного кирпича, обсаженную кипарисами и пирамидальными тополями. “Во дворец”, – гласила надпись на стрелке на полосатом столбике, и Сергий удовлетворенно кивнул головой. Во дворец, так во дворец. Будем брать быка за рога, как выразился однажды царевич. В то время Серый подумал, что более глупого выражения он еще не слыхал, и всем известно, что быка надо брать не за рога, а на прицел, если уж дело дошло до того, что хорошую племенную скотину приходится пускать на мясо. Если ты хочешь, конечно, чтобы на мясо ушел все-таки бык. Но было в этой дурацкой поговорке что-то такое, заразительное, и запала она в память, и теперь вот вынырнула ни к селу, ни к городу, напомнив лишний раз о том, кого он и так не забывал. Ну, что ж – держись, подземка!.. И Серый ударил по струнам. – А шарабан катит — Колеса стерлися, А вы не ждали нас — А мы приперлися!.. Так для потрясенной усопшей и не очень стеллийской общественности Сабвея открылись тридцать восемь минут сорок четыре секунды лукоморской культуры. Потому, что на тридцать восьмой минуте и сорок пятой секунде в затянутом фиолетовыми тучами низком небе прогремел гром, яростно сверкнула черная молния, ударившая почти под самые ноги отроку Сергию, и раздался гневный глас на грани нервного срыва: – Кто из живых набрался столько наглости, что посмел потревожить покой мертвых?!.. Серый быстро затушил дымящиеся носки сандалий в клумбе с бессмертниками и вопросил: – А с кем я, собственно, разговариваю? – С тобой, о ничтожный смертный, говорит бог царства мертвых Хтон! – Меня зовут Ликандр, и я пришел, чтобы забрать в мир живых тень моего друга Ивана! – Ха. Ха. Ха, – было ему ответом. “Ах, хахаха,” – мстительно подумал Волк и выдал на “бис” хит сезона – “Разлуку”. – Перестань!!!.. Перестань немедленно!!!.. – неблагодарная аудитория и здесь не дала ему закончить. – Хулиган! Убирайся отсюда! – Я сейчас поражу тебя молнией прямо в сердце! – Не страшно! – бледнея от собственного нахальства, выкрикнул в ответ Серый. – Вы не можете убить меня здесь! К вам приходят души уже умерших, и над ними вы имеете власть! А пока я живой – я могу находиться здесь сколько угодно и делать что угодно!.. Громовой глас сконфуженно замолчал. Инструктаж, проведенный Мими, не пропал даром. Волк лихорадочно ухмыльнулся. – Ну, так что скажете, уважаемые? – снова выкрикнул он. – Отпустите его. Пожалуйста. Я вас очень прошу. Он попал сюда по недоразумению. Ему очень некогда, ей-Богу!.. Снова тишина. – Ну тогда, пока вы думаете, я спою вам еще одну свою любимую, – дружелюбно сообщил Серый. – Музыка народная. Слова народные. “Во субботу день ненастный”. В Стелле исполняется впервые, – торжественно, как конферансье на правительственном юбилее, объявил он и, не откладывая дело в долгий ящик, вступил: – Во субботу день ненастный, Нельзя в поле работать… Где-то недалеко, у ворот, завыл в ритм песни на три душераздирающих голоса Гербер, и вся вселенская тоска, безнадежность и отчаяние слились в этом пронзительном четырехголосье человека и его друга. Потревоженные души, мучимые неведомой доселе печалью, застенали, заплакали и заметались по всему подземному царству. Казалось, еще чуть-чуть, и сама твердь земная и гладь небесная расколются от необъятного горя, и прольются слезами мира наводнения и потопы. – НЕТ!!! – Стой!!! Перестань!!! – завизжал с неба истеричный женский голос. – Ну, хорошо. Давай, поговорим, – согласился раздраженный мужской, и перед отроком Сергием из ниоткуда материализовались две одетые в черное фигуры. И что-то во всем их виде намекало на то, что они были чрезвычайно недовольны. Может, это были языки пламени, вырывавшиеся у супругов из ушей. Может, молнии, плясавшие вокруг сжатых кулаков. А может, просто такое выражение лиц, увидев которое в другое время даже Серый, недолго думая, перешел бы на другую сторону улицы, а еще лучше – города. Но сейчас на карту было поставлено все, и времени на сантименты не было. – Давайте, поговорим, – примирительно согласился он. – Что тебе надо? – злобно бросил Хтон. – Тень моего друга Ивана из Лукоморья. Был по недоразумению убит сегодня утром, – без запинки отрапортовал Волк. Хризоморфа с неприязнью оглядела непрошенного гастролера, тяжело вздохнула и произнесла: – Ладно. Только у меня есть одно условие. Ты должен узнать его среди других. Ты будешь ходить по Сабвею, пока сам не найдешь… – Музыка народная. Слова народные, – провозгласил Серый и взялся за Инструмент. – Хорошо, хорошо! – поспешно замахала руками царица. – Я приглашу сюда тени всех, кто умер за последние два… нет, три дня. Узнаешь его – считай, условие мое выполнено. Согласен? – Да. – А если не найдешь – останешься здесь на всю жизнь! – “Лучинушка”. В Стелле исполняется впер… – Хорошо! Уберешься отсюда как можно скорее!.. Царица хлопнула в ладоши, и туман вокруг них сгустился до невозможности, а когда через минуту рассеялся, то Сергий понял, что окружен со всех сторон сонмами печальных полупрозрачных людей, чьих бледных лиц было не различить, безжизненно колышущихся на ветру. И все они в этих своих стеллийских балахонах были похожи друг на друга как два привидения!.. – Ну, что стоишь? – ехидно поинтересовалась Хризоморфа. – Ищи! Сначала Серый старался лавировать между тенями, но их было так много, что минут через пятнадцать он забросил почтение к мертвым подальше и стал проходить прямо через осмотренные уже призраки, чтобы увидеть новые, незнакомые и знакомые в одно и то же время – все на одно скорбное бестелесное лицо, черты которого невозможно было ни отличить, ни запомнить. Еще через полчаса Волк остановился с поникшей головой, сжимая зубы и кулаки в бессильной ярости. Даже не оборачиваясь, он мог чувствовать на затылке издевательский взгляд подземной парочки. А так все хорошо начиналось!.. Проклятые подлые боги Сабвея!.. Ну, ничего, пока я его не найду, будут слушать у меня весь сборник “Песни лукоморской души”, пока не выучат наизусть!.. И тут взгляд злого, как собака, Волка упал на чьи-то бесплотные ноги, обутые в стеллийские сандалии. Рядом с ними стояли еще одни. И еще – но уже босые… САПОГИ!!! На Иване в момент смерти были сапоги!!! Расталкивая тени, Серый заметался от одного призрака к другому, но глядел уже исключительно себе и им под ноги. Сандалии, сандалии, босиком, сандалии, тапочки, босиком, сандалии, сандалии, еще тапочки, еще босиком… Сапоги. Вот они. Сорок первый размер. Усиленный носок. Кожа заменителя. А в них – Иван. Нашел. Слава тебе, Господи!.. – Вот он! – гордо заявил Волк, пытаясь взять за несуществующую руку безучастного царевича. Лицо Хризоморфы слегка перекосило, как будто разжевала лимон, она щелкнула пальцами, и тут же все тени, кроме Иванушки, исчезли. – Спасибо большое, – приложив руку к сердцу, поклонился супругам с пояс Сергий. – Ну, мы пошли. Прощайте. – Постой! – преградил ему дорогу Хтон. – Вы это куда? Нехорошее чувство предчувствие холодным пауком шевельнулось в душе Серого. – Как куда? – с деланным удивлением переспросил Волк, выгадывая время и пытаясь сообразить, что еще может от него потребоваться. – Наверх, конечно же. Разве очаровательная Хризоморфа не сказала, что если я узнаю своего друга, то смогу его отсюда увести? Я выполнил ее условие. – Да, – чересчур добрым голосом, как птичница, подманивающая курицу, предназначенную в суп, не замедлила согласиться богиня. – Ты и вправду выполнил МОЕ условие. Но мы правим Сабвеем вдвоем с мужем, и поэтому, естественно, у него тоже может быть свое условие. И даже, почти наверняка, есть. Не правда ли, дорогой? – Правда, милая. – Мы так не договаривались!.. – Но ты же хочешь увести отсюда своего друга, не так ли? – насмешливо поинтересовался рокочущим басом Хтон. – И если ты выполнил условие моей жены, почему ты боишься, что не сможешь выполнить мое? – А если после этого еще будут условия ваших братьев, сестер, племянников, бабушек, шуринов, деверей, золовок… – Клянусь Дифенбахием, это – последнее, – презрительно хмыкнул Хтон. – Хорошо, – набычился Серый. – Давай свою задачу. – Недавно на Мирре и по всей Стелле стало распространяться новое заграничное увлечение, – начал Хтон. – Называется оно “преферанс”. Это карточная игра. Мы с женой неплохо научились в него играть. Так что, мое условие таково: если ты у нас с женой выиграешь в заграничную игру “преферанс”, тень твоего друга уйдет с тобой. Нет – останется здесь. Честно? – Абсолютно нечестно! – Почему это? – Играть в карты с богами!!! Да у вас же все козыри на руках будут дневать и ночевать!!!.. – Ты думаешь, что мы будем жульничать в карты? – обиженно спросила Хризоморфа. – Да. Богиня смутилась, но потом просветлела лицом. – Тогда я предлагаю позвать судей, которые бы следили за тем, чтобы игра велась честно! – А судьи кто? – подозрительно поинтересовался Волк. – Это богини карточных игр, – снисходительно пояснил Хтон. – Значит, вместо двух богов меня в карты будут обжуливать четыре или пять? – Пять, – спокойно подтвердила Хризоморфа. – И они не могут жульничать в карты. Они – богини карточных игр, молодой человек, и ваши подозрения в их адрес оскорбительны и беспочвенны. – У меня есть выбор? – Есть. Уйти отсюда одному, – любезно склонил голову Хтон. – Хорошо, – решился Волк. – Я буду играть. Зовите ваших секундантов. Стол для игры был накрыт на веранде дома правителей Сабвея. Нераспечатанные колоды карт и черная дощечка, разлинованная белым мелом, аккуратно разложены с краю. На сервировочном столике рядом хозяева любезно предоставили бутерброды и бордовое виноградное вино, которые голодный, как волк, Серый, памятуя предостережение Медузы, есть вежливо, но настойчиво отказался. Обещанные богини карточных игр появились неожиданно, в тройной вспышке белого, синего и красного цвета, тепло поприветствовали Хтона и Хризоморфу, распаковали колоду карт, разукрашенную изображениями богов и героев, внимательно осмотрели ее и торжественно вручили ее хозяину для первой раздачи. На Сергия же они даже ни разу не взглянули. Может, это объяснялось тем, что у них был только один глаз на троих. Радость, надежда, обида, отчаяние – все эти чувства промелькнули быстрой чередой в смятенной душе Волка, когда они сели играть, а ни малейшего признака внимания, или даже просто узнавания, от бывших грайий не поступало. Серый вздохнул и смирился. “Лишь бы не подыгрывали они этим диггерам, а уж выиграть-то, поди, у новичков я сумею,” – угрюмо размышлял он, тасуя колоду для своей раздачи. “М-да… Вот и делай после этого людям доброе дело… Как будто и не знакомы мы вовсе… Хоть бы кивнули, или улыбнулись… Все-таки играть-то их я научил… Могли бы хоть спасибо сказать… Вот, значит, о каком предназначении они говорили… Повысили их, стало быть, в звании… Богинями стали… Ну, да ладно… Боги ихние с ними… Славные старушки, все равно… Хоть и знать в упор теперь не хотят, козы старые…” Бесцветная, безжизненная тень Ивана апатично стояла у Волка за спиной, покачиваясь от ветра, и не проявляла абсолютно никакого интереса к происходящему. “М-да… Вот еще один человек, которому не мешало бы узнать меня… Может, я так сильно за эти последние недели изменился?” – невесело хмыкнул Волк, и заполучил семь взяток на распасах. “Гора” у него угрожающе подросла. Для начинающих боги играли совсем неплохо. С козырями, тщательно избегающими руки одного из игроков, и телепатией между двумя остальными это было не так уж и мудрено. Но, к счастью, играли двадцатерную пулю, и ближе к закрытию мастерство ветерана начало давать о себе знать. Раза четыре вспотевший в промозглой прохладе Волк ухитрился взять шесть взяток там, где было только пять, пару раз оставил хозяев “без лапки” на девятерной игре – и “гора” у игроков потихоньку выровнялась. Хтон быстро окинул взглядом запись и сказал: – Если заканчиваем в ноль, играем еще партию. И так – до победы. Богиня раздала. Серый заглянул себе в карты, и сердце его подпрыгнуло. – Семь бубей! – объявил он. – Пас, – сказала Хризоморфа. – Мизер, – улыбаясь во весь рот заказал Хтон. Перебить мизер можно было только девятерной игрой. Девяти взяток у Волка не было, хоть плачь. – Пас, – непослушными губами едва выговорил он, и внутри все захолодело. Неужели все?.. Открыли прикуп. Король пик и король червей. Застывшее было в груди сердце наверстало один удар. Надежда была. Повелитель царства теней снес две карты. – Пас, – снова сказала его жена. – Вист, – поставил все на карту Серый, как сиганул из самолета, не зная, что за спиной – рюкзак или парашют. Если бы сторонний наблюдатель захотел бы сейчас сравнить по части румяности двух друзей – живого и мертвого, то еще неизвестно, кто победил бы. Хризоморфа раскрыла карты. Быстро, на глаз, прикинув расклад, Сергий увидел, что у Хтона одна “дыра”. Или на пикях, или на червах. Зайди неправильно – и он снесет короля, и тогда… Надо хорошенько подумать… Что он мог выбросить в сносе?.. Пику или черву?.. Пику или черву?... Отчаянный взгляд Серого скользнул по непроницаемому лицу Хтона, по веселому – Хризоморфы, налетел, как “Ока” – на Великую Китайскую стену, и остановился на Агапао. Глаз ее, не мигая, смотрел скучающе куда-то над головой Серого, а левая рука была приложена к сердцу. “Анекдот,” – как молнией ударило Волка, и пальцы его дрогнула, чуть не выронив на стол карты. – “Сердце мое – пик-пик… Или нет? Или просто совпадение?..” Как утопающий хватается за акулу, Сергий отчаянно старался привлечь внимание Агапао, не привлекая ничьего больше внимания и, как пресловутому утопающему, было ему от этого приблизительно столько же пользы. – Ходи же, смертный, – со снисходительной усмешкой проговорила Хризоморфа. – Испытай свою удачу, – поддержал ее Хтон. И Серый, разве что не завопив “А-а-а-а-а-а-а!!!!!..”, хлопнул на стол пику, другую, третью, четвертую… Вдруг все вокруг затихло. Мир остановился на своих направляющих. На даму пик Хтон скинул пикового короля. За ним последовали кучей все остальные карты. – Ты выиграл, – неприязненно проговорил он, грузно поднимаясь из-за стола. – Тебе и твоему приятелю сегодня повезло. Забирай его, и проваливайте отсюда, пока мы не передумали. Где-то поблизости грохнул гром, и лиловое небо осветила (или омрачила?) черная молния. Богини-грайи закончили запись и подсчитали очки. – Претендент – пять очков, Хтон – минус четыре очка, Хризоморфа – минус одно очко. Победил смертный, – огласила результат Энохла. – Мы подтверждаем, что игра велась относительно честно, и выигрыш претендента – закономерен, – провозгласила Мания. – Переигровке партия не подлежит, – подытожила Агапао. “Кто бы сомневался,” – пробормотал себе под нос Волк, закидывая Инструмент на плечо и пытаясь взять меланхоличного Ивана за бестелесную руку. – До встречи, чужестранец, – склонила голову Хризоморфа. – Не дождетесь, – учтиво ответил ей Волк. – А, кстати, почему он такой бледный? – недоверчивый лукоморец ткнул пальцем в тень Иванушки. – Мы отдавали его вам куда в более лучшем состоянии! Хризоморфа хмыкнула: – Когда душа его сольется с телом, ему полегчает, не беспокойся. – Но для этого ты еще должен вывести его отсюда, – подхватил Хтон. – Ты должен всю дорогу идти впереди него и не оглядываться, что бы тебе не мерещилось, не слышалось и не приходило в голову. А если оглянешься хоть раз – останется твой друг здесь на веки вечные. – Но мы можем предложить сделку, – вступила его жена. – Какую еще сделку? – настороженно прищурился Серый. – Выгодную. Мы переносим вас обоих прямо к тому месту, где лежит тело твоего товарища… – А я за это?.. – А ты за это оставишь тут твой инструмент и пообещаешь торжественно больше никогда на территории Стеллы не петь. – Боитесь? – Не боимся. Людей жалко. “И тут завистники,” – удрученно вздохнул Серый. А вслух сказал: – Идет. И оказались они на свете белом. И шевельнулся Иванушка, руки его потянулись к груди, голове, глазам, потом снова к груди, туда, где была смертельная рана… Глаза его медленно раскрылись, и первое, что он увидел… – А-а-а-а-а-а-а-а!!!!!.. ...Была счастливая, улыбающаяся змеиная мордочка Меки, размером с маленький гроб. Радуясь, достигший зрелости химерик теперь всегда превращался в козу со змеиной головой и львиным хвостом, потому, что для прыганья всего удобнее было козье тело, а для махания – львиный хвост. А какой более подходящий повод для радости мог еще быть, чем возвращение дорогого хозяина и его друга!.. – Спокойно, Ванюша, спокойно, – нежно взял его за руку Волк. – Если ты сейчас умрешь от инфаркта, мне, ей-Богу, перед богами неудобно будет опять туда возвращаться… И тут Иван все вспомнил. – Так это… Это был не сон?.. – Не сон, не сон, – ворчливо отозвался Серый. – Ты с этих дров-то слезь, так я тебе все и расскажу. Разметав заботливо приготовленные стеллиандрами дрова для погребального костра, царевич поднялся, оглядывая знакомые и незнакомые лица вокруг себя… – Сергий! Как я счастлив, что я тебя, наконец… Взгляд его, как “Титаник” на айсберге, остановился на женском лице неземной красоты, и царевич с блаженным самозабвением почувствовал, что тонет в прозрачных голубых глазах сказочной стеллийской царевны, и ни одно МЧС не в силах будет его спасти. Волк почувствовал неладное и нахмурился. – Вы знакомы? – Нет… Да… Не знаю… – Это Елена по кличке “Прекрасная”, из Трилиона. Вдова. Наполовину. Нелепость подобного заявления вытащила из состояния блаженства даже Ивана. – Это как? – не понял он. – То есть, из двух ее мужей один умер. – А второй?.. – с надеждой спросил он. – Я ушла от него, – быстро сказала Елена. – Надолго ли? – с сомнением покачал головой Ирак. – Я так боюсь его… Я знаю – он все равно, рано или поздно, найдет меня и убьет… Он сумасшедший… – Елена Прекрасная, – неожиданно даже для самого себя, Иванушка шагнул к ней и взял за руку. – Мы скоро покинем вашу страну. Если ты не против… И тебе некуда больше идти… Конечно, я не настаиваю… Я не могу настаивать… Не имею права тебя просить… – неожиданно найденная храбрость не так уж неожиданно куда-то быстро запропала. – Я хотел сказать… Если ты, опять же, не против… Полетим с нами, а?.. – Да, я согласна, – очаровательно потупила взор царевна и покраснела. – Только сначала нам надо найти золотое яблоко, – вдруг спохватился Иван. – Оно у тебя, часом, не завалялось?.. Говорили, что Париж… – Нет… Его Филомея забрала… Сразу же… – Оно у меня завалялось, – бесцеремонно вмешался в разговор Волк. – Так что, отбываем мы немедленно. Как только со всеми попрощаемся. – У тебя?! Откуда?!.. – Потом расскажу. – Как?! Вы уже улетаете?! И не останетесь на нашу свадьбу?! – Мими обеспокоено всплеснула руками. – Свадьбу? – тут же насторожилась Ния. – Какую свадьбу? С кем? – всполошилась Рия. – Вот с ним, – Медуза ласково взяла под ручку Ирака. – Мими!.. Ну мы же говорили по этому поводу не один раз!.. – В нашем доме – никаких героев! – А он не герой, – хитро заявила маленькая горгона. – Он – один из нас. – Как это?.. – Он – скульптор… – Ах, скульптор. – Ах, свадьба. – Ах, гости. – А почему нас никто на свадьбу не приглашает? И в бело-красно-синей вспышке перед собравшимися предстали новоиспеченные богини карточных игр. – Тетушки!!! – восторженно взвизгнула Мими и очертя голову кинулась обниматься. – Мимочка!!!.. – Тетушки!.. Накал чувств при воссоединении семьи, при переводе в градусы Парацельсия, мог бы свободно растопить ледники и существенно повысить среднегодовую температуру на всей планете. – ...Конечно, мы приглашаем вас на нашу свадьбу! – радостно тарахтела Мими. – А еще приглашаем всех присутствующих – Ликандра, Иона, Елену… – Трисея обязательно, – вставил свое веское слово будущий глава семьи. – Кто такой Трисей? – спросила Рия. – Наш друг, – пояснил Ирак, и тут же, предвидя следующий вопрос, поспешно добавил: – Очень приличный человек, хоть и герой… В это время Волк подошел к бывшим грайям и, приложив руку к сердцу, благодарно склонил голову. – Спасибо. Я у вас в долгу. Агапао на время отвлеклась от раскрасневшейся Медузы с ее матримониальными планами и тепло улыбнулась ему. – Это мы должны благодарить тебя, Ликандр. Это не ты у нас, а мы у тебя в долгу. Ты со своими играми помог найти нам наше предназначение. – Да что за предназначение такое, о котором вы все толкуете?.. – не выдержало Волчье любопытство. – Все просто, – присоединилась к ним Энохла. – Когда тысячелетия назад старшие боги распределяли младшим круг их обязанностей, все явились на встречу вовремя, кроме нас и богини удачи. Мы опоздали на целых пять часов. – И когда Дифенбахий спросил нас, в чем причина, мы ответили правду… – Ему не соврешь!.. – Да, что мы втроем играли в кости на деньги, и вовлекли в игру еще и Фортуну… – И тогда он рассердился и наложил на нас троих заклятье, – продолжила Мания. – Естественно, ведь сердиться на удачу – себе дороже… – Он сказал, что, раз мы уж так любим играть на деньги, то пока мы не найдем игру себе поумнее, в которую можно было бы играть как минимум втроем, не отвлекая при этом слишком Фортуну… – В ней и так потребность у всех большая – и у людей, и у богов!.. – Быть нам грайями – нелепыми, бесполезными старухами. – А теперь нам будут строить храмы по всей Стелле, и курить благовония, и приносить жертвы, как остальным богам… – И нас уже начали почитать!.. – Так что, это мы тебя, Ликандр, должны благодарить за твое появление в нашем жилище… – Каковы бы ни были твои мотивы, – лукаво завершила Агапао. Волк запунцовел, смутился и слегка втянул голову в плечи. Но чтобы как-то разрядить ситуацию, он выпалил первый пришедший ему в голову вопрос: – Кстати, о жилище… Насколько я помню, у вас там были клумбы, огород, поросята… Кто за этим присматривает в ваше отсутствие? Пастухи? – Пастухи? – засмеялась Мания. – Конечно же нет! Сейчас там у нас сеет картофель и пропалывает компост некий Нектарин, если ты его помнишь… – И считает, что ему крупно повезло… – Ликандр, Ликандр, Ликандр!!!.. – подскочила и закружила Волка в сумасшедшем танце Медуза. – Что ты подаришь нам на свадьбу? – А что бы ты хотела? – безуспешно попытался остановиться Серый. – Подари нам Меку, а?.. Пожалуйста!.. Он такая лапочка!.. Я к нему так привыкла!.. И так его люблю!.. Так люблю!.. – Больше Ирака? – не удержался Серый. Мими задумалась. – Нет. Но очень близко! – Ну, если он не против… – Он за!.. За!.. – Оставляйте его тогда себе, и будьте счастливы! – щедрым жестом распорядился Сергий и, только сказав это, понял, что озорного плута-химерика ему будет очень и очень не хватать. Потому что он-то его успел полюбить гораздо больше Ирака… Через пять дней, после окончания первой части свадебных торжеств, Иван-царевич, отрок Сергий, Елена по кличке “Прекрасная” и Масдай, простившись с друзьями, на что ушел еще едва ли не целый день, пустились в дальнейший путь. ЧАСТЬ ПЯТАЯ Если где-то нет кого-то, значит, кто-то где-то есть. Закон сохранения вещества Иванушка несколько раз подпрыгнул на месте, размахивая руками, словно собираясь взлететь. – Сергий, как ты думаешь, Елене Прекрасной холодно? Со всех сторон их обступали флегматичные горы, как гигантские черствые ромовые бабы в снежной глазури, а ледяной ветерок нежно взъерошивал растрепавшиеся волосы Ивана. Серый равнодушно пожал плечами, поплотнее закутываясь в бурку. – Не знаю. Спроси сходи. – Я уже спрашивал, – многозначительно отозвался царевич. Волк не уловил – или не пожелал улавливать – ни одно из этих значений. – Ну, и что? – Она сказала, что холодно, что она наверняка простудится, обморозится и, скорее всего, у нее даже пропадет голос, – укоризненно отрапортовал Иван. – Ну, и что? – упорствовал в непонятливости отрок Сергий. – Может, ты отдашь ей свою бурку? – бросил дипломатические игры продрогший до самой мельчайшей косточки, хрящика и жилки Иванушка. – С какой радости? – искренне удивился Волк. – Ты хочешь, чтобы Я наверняка простудился, обморозился, и У МЕНЯ пропал голос? – Совсем нет! Дело абсолютно в другом!.. Ну, как ты не понимаешь?!.. – Никак. – Она же женщина! Единственная среди нас! И мы должны ей… – МЫ должны ей? – не выдержал Серый. – Мы ДОЛЖНЫ ей? Мы должны ЕЙ? Говори за себя, пожалуйста, Иван-царевич. Я никому здесь ничего не должен. И меньше всего – этой фифе. Чего ей еще надо? Ты же отдал ей уже свое одеяло, свою подушку, свою шапку, свою бурку!.. Скажи ей, что если у нее будет еще одна, она рискует вспотеть и провонять, как лошадь, а ее туника покроется пятнами – для нее это будет похуже любой пневмонии! – Не смей о ней так говорить! – взвился царевич. – Она – чистейшее благородное создание, самое доброе, самое нежное, самое прекрасное, что может быть на Земле!.. Она оказала нам честь, согласившись присоединиться к нам… – Нет уж, это мы… ты… ладно, мы оказали ей услугу, зачем-то потащив с собой, пока ее не нашел и не прирезал от ревности еейный чокнутый муженек – который там по счету?.. – Сергий!.. Ты ведешь себя… Ты ведешь себя… как ребенок!.. – А ты – как дурак!.. Елена Прекрасная закрыла глаза и устало вздохнула, изо всех сил желая, чтобы и со слухом можно было бы справиться так же легко. Целыми днями, с того самого дня, что они вылетели из Стеллы, Ион ругался из-за нее с Ликандром. Когда, конечно, у него оставалось время, свободное от вздохов, робких, но, к счастью, коротких попыток начать с ней, краснея и бледнея, какой-нибудь невнятный сбивчивый разговор непонятно о чем, чтения заикаясь вслух нелепых стихов, глядя при этом томительно вдаль, и прочей бестолковой деятельности, входящей в программу влюбленных юношей в семнадцать лет. Естественно, поначалу ей это льстило. Приблизительно первые двадцать минут. Потом стало надоедать. Потом раздражать. И к концу первого дня путешествия она стала уже серьезно жалеть, что вообще согласилась на его предложение покинуть родину. Но ей, стеллийке, чью судьбу всегда определял кто-то другой – отец, Меганемнон, Филомея, Париж, Антипод, и чья жизнь проходила в неге, роскоши и комфорте – всегда казалось, что настоящее счастье – это приключения, путешествия и свобода. И когда, наконец, представился шанс воплотить свои грезы в реальность, Елена не колебалась ни минуты, зная, что находись рядом кто-нибудь из тех, кто всегда принимал за нее решения, они бы не одобрили ее поступок ни при каких обстоятельствах. И это принесло ей огромное удовольствие. Насколько она понимала теперь – это было, пожалуй, единственное удовольствие за шесть дней пути. Все оказалось совсем не таким, как она себе это представляла. Приключения были опасными, путешествие – утомительным, еда – непривычной, компания – скучной. Невозможно было не только принять ванну, сделать маникюр или погладить наряды, но и просто нормально причесаться, потому, что свой гребень она потеряла где-то в лесу, а купить новый, настоящий, черепаховый, было негде – где бы они ни пролетали, не было ни одной приличной лавки!.. И погода была то слишком жаркая, то слишком ветреная, то слишком мокрая, а вот сейчас – так и вовсе мороз… Кто же мог подумать, что в горах может быть так холодно!.. Если бы не самоотверженный Ион, так любезно отдавший ей все более или менее теплые вещи, которые были в его распоряжении, можно было бы и насморк подхватить. Страшилище-смешилище – Елена Прекрасная с красным распухшим носом, обветренными губами и обмороженными щеками!.. Хоть людям на глаза не показывайся… Впрочем, вряд ли это было так уж самоотверженно со стороны Иона. Он ведь откуда-то с севера, а всем известно, что северяне на морозе не мерзнут… “Что там у нас оставалось?” – думала она невесело. – “Свобода в принятии решений? Замечательно. Париж надо мной бы посмеялся… Ха! Елена Прекрасная! Как же!.. Елена Сопливая!.. Елена Лохматая!.. Елена Немытая!.. С меня хватит!!! И я абсолютно свободно принимаю решение, что не надо мне больше никакой свободы! Я люблю, чтобы мне было тепло, мягко, удобно, вкусно и уютно!.. Чтобы моя ванна пахла кипарисовым маслом, а волосы – розовыми лепестками!.. Чтобы меня не донимали своим прилипчивым вниманием юнцы, потерявшие голову вместе с мозгами!.. Чтобы, просыпаясь утром, я знала, где буду ложиться спать вечером!.. Я хочу жить во дворце!.. И чтобы у меня были служанки!.. И кухарки!.. Я хочу замуж за богатого царя!.. А если кто-нибудь еще при мне скажет слово “приключение” или “путешествие”, то я велю отрубить голову этому человеку!.. Тупым топором!.. О, боги Мирра, что я тут делаю?.. И когда это все кончится?!..” И Елена тихонько заплакала от жалости к себе. В очередной раз, разругавшись вдрызг из-за стеллийки, друзья разбежались в разные стороны. Иван пошел бродить по окрестностям, а Серый, за неимением достаточного количества окрестностей для брожения, до которых можно дойти пешком, на этом плато размером со стол для пиров в Веселом зале мюхенвальдского королевского дворца, и не желая сталкиваться с Иванушкой до того, как оба они поостынут, вынужден был вернуться к лагерю, где их ждал Масдай и не ждала Елена. Каждый раз после такой размолвки Серого мучила совесть. “Нет, все-таки так дальше нельзя, это не выход – так вот грызться друг с другом из-за какой-то капризной тридцатилетней тетки. Возомнила о себе, что попало… Ах-ах, я красавица… Не пылите… Коза кривоногая. И что в ней Иван нашел? И все остальные?.. Может, когда она всем представляется: “Я – Елена Прекрасная”, они чувствуют себя обязанными восхищаться ею? Из боязни, что если они скажут, что в ней нет ничего особенного, то над ними смеяться начнут, как над невеждами?.. Другого логического объяснения данному феномену, как выразился бы Иван, придумать трудно… М-да… Иван… Чудушко в перышках… А, может, я к ней напрасно так нехорошо отношусь?.. Может, можно еще что-нибудь исправить? Может, с ней поговорить как-нибудь?.. По-человечески так… За жизнь… Поинтересоваться чем… А то ведь вон какая ерунда с Иваном получается… Не нравится мне все это…” И сейчас, движимый раскаянием, Волк решил осуществить свои давние намерения. Он подошел вразвалочку к костру, у которого, завернувшись в Масдая, сидела, уткнувшись носом в коленки, невеселая и не такая уже прекрасная Елена, и приземлился рядом – но не очень, чтобы чего не подумала – и задал вопрос, который, по его мнению, должен был помочь разрешить возникшее недопонимание. – И долго ты еще с нами кататься будешь? – До первого встречного приличного царя! – выпалила зареванная красавица. – Чево-ково? – не понял Волк. Елена смутилась. – Не подумай, что твое общество мне нравится больше, чем мое – тебе, – немного спокойнее, но намного высокопарнее стала она объяснять свой порыв. – Я жалею о том, что согласилась на великодушное предложение царевича Иона разделить с вами компанию, и я намереваюсь распрощаться с вами сразу же, как только встречу достойного претендента на мою руку и сердце. Я не создана для бродячей жизни, как вы, меня привлекают тихие радости семейной жизни – балы, охоты, пиры, и я не желаю… – Что… Ты это серьезно?.. Это правда?.. – Да, это правда! Твой белобр… белокурый царевич, безусловно, очень мил, внимателен и красноречив, и я ему многим обязана, но если ты думаешь, что это мой идеал мужчины – ты ошибаешься. Его среди вас нет. – Ах, нет… – Волк сосредоточенно прищурился и поджал губы. – Значит, даже так… – Да. Исключительно. – А знаешь ли ты, боярыня Елена, что слова твои натолкнули меня на одну мысль… В смысле, идею… Правда, она у меня и раньше была… Но сейчас, кажется, из этого может получиться целый план… Только это – секрет!.. – Идею?.. План?.. Секрет?.. – Вот именно. Слушай сюда…