*

В комнате, обитой мехом планирующей белки, было довольно комфортно. Солнечные лучи, проходя через пестрые витражи, разноцветными веселыми заплатками ложились на местами поеденные молью стены и покрывала шатт-аль-шейхских диванов. Инкрустированный драгоценными породами деревьев низкорослый коренастый столик буквально ломился от всяческих яств – уже пару раз приходилось вместо хрупнувшей ножки подкладывать стопку-другую инкунабул. Толстая, разморенная полуденной жарой муха, брюзгливо жужжа, лениво постукивалась о стекло. Было радостно, уютно и пыльно. Полулежа на импортном диване и поглощая очередной банан в шоколаде с кокосовой стружкой и апельсинговым сиропом, развалился князь Ярославский. Скрестив по-тамамски ноги, на ковре за столиком сидели Иван-царевич и Шарлемань. На соседнем диване, не сводя влюбленных глаз с короля, примостилась с рукодельем королева Вондерландская. – ...Я не могу принять твоего предложения, – говорил король. – Ты – мой друг. Но, даже если бы ты им не был, после всего, что вы сделали для нас… – долгий, полный обожания, взгляд в сторону Валькирии, – ...и для наших королевств, я никогда не возьму с тебя никаких денег. Ты должен забрать их обратно. Птица и так твоя. Это – мой подарок тебе и твоей державе. – Но Фр… К… Шарль, – протестующе воздел к потолку руки Иванушка. – Во-первых, это Сергия ты должен за все благодарить – если бы не он – наши головы сегодня украшали бы дворцовую ограду. Я тут не при чем. А во-вторых, если ты не хочешь принять деньги за птицу – прими их как свадебный подарок. От этого-то ты не сможешь отказаться! – Хитрый ты, царевич, – вздохнув, улыбнулся Шарлемань Восемнадцатый. – От этого – не смогу. А про князя будет отдельный разговор. Не думай, что я забыл о твоей роли во всей этой истории. Волк постарался и изобразил смущение, которое при выключенном свете ночью даже сошло бы за настоящее. – Для князя у нас с Валькирией особый подарок. – Какой? – впервые Волк проявил интерес к чему-то, помимо десерта. – При помощи него вы сможете покинуть Мюхенвальд, не дожидаясь, пока осада будет снята. – Но разве… – Нет, – грустно покачал головой молодой король. – Ушли только лотранцы, отдав нам все свои припасы. Герцог Вольдемар расскажет все, что произошло здесь, моим родителям… приемным. Как странно… Как вы догадались, что все было именно так… Я, честно говоря, и раньше подозревал, что не все ясно с моим рождением, но мне никогда никто ничего не говорил, и я своими сомнениями ни с кем не делился… А тут у меня как будто пелена с глаз спала! Сэр Сергий, вы просто кудесник!.. – Это не совсем я… – скромно отрекся от славы Волк. – Вернее, совсем не я. Это тут у нас был один… кудесник… не на ту букву… – А на какую? – удивилась королева. Серый подавился бананом. – На “Ч”, – быстро вставил Иван, показав исподтишка князю кулак. – А где же он? Почему его не было на свадьбе? – Он, скорее всего, попозже объявится. После моего отъезда, – предположил Волк. – А, кстати, – вспомнил Иван, – ты, насколько я помню, предлагал шантоньцам мир, выплату репараций и контрибуций… – Они не согласны. – Но почему?! Ведь эту войну развязал узурпатор, и теперь, когда он сидит в подземелье вместе со своим драгоценным Айсом… А, понял! Они требуют их выдачи! – Да не их… – неохотно проговорил Шарлемань. – А кого? – Ты знаешь, из-за чего начались шантоньские войны? Самая первая? – Да, конечно. Шарлемань Шестнадцатый – твой отец – напал на своих соседей, чтобы отнять у них одно из чудес света – златогривого коня. И отнял. Правда, я не уверен, что с ним случилось потом… – Шантоньцы не принимают предложений о мире и деньгах потому, что им нужно не это. Они хотят получить своего коня назад. А коня нет – Томас обменял его у шатт-аль-шейхского халифа на жар-птицу. – А вы не пытались предложить им обратиться к этому халифу? – поинтересовался Волк. – Думаешь, поможет? – Думаю, что нет. – Вот видишь… – вздохнул король. – Силой отогнать мы их не сможем, а сами они не уйдут, пока не получат назад своего коня, или… Ладно, не будем об этом, – хлопнул он по столу ладонью. Как и следовало ожидать, биография столика на этом и кончилась. – А коврик-то выбросить придется, – окинул масштаб разрушений критическим оком Серый. – Пойдем, я покажу тебе твой подарок, князь. Торжественность момента была несколько подмочена стекающей с лосин короля окрошкой (поставщик королевского двора Ерминок и компания). Но Иванушка почувствовал, что его друг что-то недоговаривает, и решил это так не оставлять. – Извини, Шарль, что перебиваю, но что они требуют вместо коня? Ты не сказал, а ведь это тревожит тебя, я же вижу. Я могу помочь? Шарлемань на секунду задумался, покачал головой. – Нет. Тут помочь не сможет никто. А коня им заменит только жар-птица. Но это исключено. И не будем больше об этом, Иван, хорошо? – Хорошо, пойдем смотреть подарок Сергия. Низкие сводчатые потолки, затянутые паутиной, залежи пыли в углах, пустые полки, сундуки, коробки, мешки, крюки на стенах… – Это – королевская сокровищница, – обвела рукой всю мерзость запустения королева. – А я думал – “сокровищница” – это от слова “сокровища”, – засомневался на ухо Иванушке Серый. – Это все, что досталось нам от узурпатора, – продолжала она. – Как видите – немного. Он со своим сынком спустили все деньги и драгоценности казны, но оставили главное. С этими словами она наклонилась и поднесла факел к чему-то, по форме напоминающему небольшое бревно. – Небольшое бревно? – Лучше, – улыбнулась Валькирия. – Ковер-самолет. И его мы с Шарлем решили подарить тебе, князь Ярославский. Лучшего хозяина ему не найти. – И на нем вы перелетите через стены Мюхенвальда и, не пройдет и недели, как вы будете дома. – Вот это да!!! Торжественный вылет рейса Мюхенвальд-Лукоморск происходил с верхнего яруса висячих садов Шарлеманей. Вокруг столпились провожающие и почетный караул – генерал герцог Мур, владелец салона “Пир Сингх” Санчес со свежераспухшей от многочисленных проколов, но счастливой физиономией, первопечатник Иоганн Гугенберг, директор королевского театра папа Карло со своей труппой в полном составе, Ерминок с Грушей, мастер Варас с сыновьями и, несмотря на объявленную Серым амнистию, прятался на всякий случай в зарослях цветущих кактусов мини-сингер, прикрываясь новой лютней. Но, конечно, впереди всех стояли Шарлемань и Валькирия с золотой клеткой, в которой надсаживала горло взволнованная жар-птица. Серый тоже был весел и болтлив. Царевич же – тих и задумчив. Ковер был развернут и бережно расстелен на мягкой траве. При дневном свете, конечно, вид у него был не такой солидный и таинственный, как в полумраке комнат, но на век Серого должно было хватить. Если при столь напряженном ритме жизни тот столько проживет. Лукоморцы, в …цатый раз обнявшись со всеми, кроме Гарри (по причине недоступности), встали на ковер, потом подумали, и сели. – Прощайте, друзья! – Прощайте! – Прилетайте еще! – В любое время! – Счастливого пути!!! – Ну, попробуем, как это чудо летает, – проговорил Волк, потирая руки в предвкушении новых впечатлений. – Что надо говорить? – Вверх-вниз? – предположила Валькирия. – Так… вверх… или вниз?.. – прошуршал вдруг глухой шерстяной голос откуда-то снизу. – Вверх, конечно! – воскликнул Серый. – Под… каким… углом?.. – Да не под углом, а над деревьями! – нетерпеливо топнул ногой Волк. – Ногами… в сапогах… попрошу… не топать… И вообще… обувь снимайте… Кто вас таких… только… воспитывал… – Слушай, Гарри, тебе что – мое воспитание не нравится? – многозначительно прищурившись в сторону кактуса, поинтересовался князь. – Я вообще молчу, – решил обидеться мини-сингер, чувствуя себя в безопасности. – Это твои… – Нет, Сергий, это не Гарри, – тихо проговорил царевич, и в изумлении уставился себе под ноги. – А кто тогда? – Ковер. – Да ну тебя!.. – Сергий, это действительно говорил ковер – я тоже слышал! – поддержал Иванушку сеньор Гарджуло. – И я! – И я! – И мы слышали! – Он сказал, чтобы вы сняли обувь! – Сам слышал… – Не понимаю… что… тут… удивительного… – прошелестел тот же голос. – Никто… не удивляется… когда ковер… летает… но все… почему-то удивляются… когда он… говорит… – Ковры должны летать, а не пререкаться, – проворчал Волк. – По крайней мере, мои. – Это мы… обсудим… потом… когда взлетим… – не стал упорствовать ковер. Нельзя сказать, чтобы эта мысль понравилась отроку Сергию. – Снимай сапоги, – скомандовал он царевичу, и сам поспешил подать пример. Публика осмотрительно от комментариев воздержалась. – Ну что, пробуете? – предложил мастер Варас. – Пробуем, – вызывающе вздернул подбородок князь. – Поехали, – молвил традиционное напутствие воздушных пассажиров Иванущка. – Ковер, вверх, – скомандовал Волк. – Медленно и осторожжж… – и земля медленно и осторожно ушла у них из-под ног. – Вправо. – Влево. – Вниз. – Хорошо, – со слишком явным облегчением выдохнул Волк, оказавшись снова на твердой поверхности. – Орлы! – восхитился Ерминок. Вондерландцы разразились аплодисментами. – Да ладно, чего там, – скромно потупил очи князь Ярославский. – Ерунда. Раз плюнуть. Загружайся, Иванушка. Царевич принял на борт от Мура корзины со снедью, плащи и походный котелок, в последний раз пожав сильную руку бывшего стражника. – Держи, Иван, – выступил вперед Шарлемань с тяжелой клеткой. – Вспоминай нас иногда. Валькирия растрогано смахнула слезу. – Ковер, вверх! – внезапно выкрикнул Иванушка. – До свиданья, Шарль! До свиданья, друзья!!! Мы вернемся со злотогривым конем, и тогда заберем нашу птицу!!! Берегите ее!!! Ждите нас!!!.. Мы обязательно вернемся!.. Счастли… Маленькая темная точка быстро исчезла в белых облаках. Немногим дольше доносился до мюхенвальдцев голос царевича, но и тот скоро затих. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Скоро только сказка сказывается – ...Иван, ты дурак! – в который раз за долгий жаркий июньский день разнеслось по ясному небу. В ответ раздавалось обиженное молчание. – Она же была у тебя в руках! Ну какое тебе дело, кто что когда у них там отвоевал, украл, обменял и так далее! Тебе-то ее абсолютно добровольно давали! Как ты и хотел! А сейчас вместо того, чтобы с чувством глубокого удовлетворения лететь домой, тебя несет в какие-то Дарессалями! – Шатт-Аль-Шейхи. – Какая разница!.. – Дарессалями находится на семьсот километров южнее, и климат там… – Чево? – Климат. Комбинация… – Какая комбинация! Ты чего, перегрелся? – Но ты же сам спросил, какая разница между Дарессалями и Шатт-Аль-Шейхом, – мстительно заметил царевич. Серый отреагировал немедленно: – Сам дурак. Царевич привычно воздел очи к небу, простонал что-то нечленораздельное, но нашел в себе силы дискуссию продолжить. – Сергий! Ну ведь он – мой друг!!! И пусть даже он сам отдавал мне ее, я не мог ее принять, не мог, ну как ты не поймешь!!! Это было бы… Неправильно. Нечестно по отношению к нему. Я ни за что получал все, а он оставался без птицы, без коня и в осажденном городе без надежды прогнать шантоньцев! Это… – Это – здравый смысл. Иван вздохнул. – Ну, хорошо. Попробуем с другой стороны. Послушай, Сергий, я не понимаю, почему ты – бродяга, авантюрист и бретер… – Сам такой, – на всякий случай осторожно отозвался Волк. – ...почему ТЫ жалуешься, что мы летим не домой, а вперед, навстречу новым приключениям, друзьям, славе, жизни, полной восторга и неизвестности! Отчего ты не хочешь вдохнуть полной грудью хмельной воздух свободы и счастья* Я не знаю, как ты, сорви-голова и рубаха-парень, можешь… Сергий вдохнул. Вернее, вздохнул. Он-то знал. Он знал, почему, отчего и как он может. Просто не хотел говорить. Чтобы не обидеть. Чего не сделаешь для друга. И поэтому, хоть и считал в глубине души, что он еще слишком молод, чтобы быть нянькой-телохранителем так долго, пусть даже и для такого чуда, как Иванушка, вслух он только вздохнул. Обреченно. – Ну и … Ну и ладно. Вперед, так вперед. Вечерело. Задремавший на солнцепеке по-стариковски ковер встрепенулся, пошевелил затекшими кистями и спросил: – Садиться куда будем? Серый походя свесил голову вниз: – Без разницы. Ну, давай, хоть туда, – и он ткнул пальцем в опушку проплывающего под ними леса. – Куда ведь скажете… – пробормотал ковер и начал снижение. – Смотри, смотри!!! Волк едва успел ухватить исчезающие за бортом ноги Иванушки и втянуть их и все остальное обратно. Причем все остальное этого даже не заметило. – Смотри! Смотри, Сергий!!! Там человек!!! Он ранен!!! Ковер, туда, к нему!!! Скорее! – То туда, то сюда… Сами не знают, чего хотят… – проворчало их воздушное судно, но, тем не менее, послушалось и мягко приземлилось среди молодых кленов около неподвижно истекающего кровью незнакомца. – Сергий, гляди… Он весь в крови… Похоже, его изодрали дикие звери… Что нам делать?.. – Перелететь, пока не поздно, на другое место, где нет диких зверей! – в который раз подивился несообразительности друга Волк. – Что нам с НИМ делать?.. Разбойник задумчиво почесал подбородок. – Прирезать, чтоб не мучился? – Как ты можешь!!!.. – С большим сожалением, – нехотя признался Серый. – СЕРГИЙ!!! – Ну, или попробуй его для начала привести в себя и умыть. Может, все не так страшно. Я как раз тут неподалеку видел один ручеек… Разбуженный и умытый раненый оказался принцем Соланы Орландо, который и поведал друзьям удивительную историю, похожую на сказку. На первый день рождения единственной и долгожданной дочки короля Крисаны – страны, в которой они сейчас находились – были приглашены двенадцать добрых фей, каждая из которых приготовила волшебный подарок-пожелание для малышки – красоту, грацию, умение станцевать любой танец и спеть любую песню в мире, играть на всех музыкальных инструментах, вышивать крестиком, и прочие жизненно-важные для любой принцессы качества, а еще, по исполнении шестнадцати лет, ей было обещано, что самый прекрасный принц в округе влюбится в нее. И все бы было гладко, но откуда ни возьмись, появилась тринадцатая фея – злодейка с сердцем черным, как уголь, и предрекла, что принцесса в день своего шестнадцатилетия уколет палец веретеном и заснет вечным сном. Но бедная девушка была спасена оставшимся пожеланием последней доброй феи, обещающим ее пробуждение от поцелуя доблестного принца. В положенный срок скорбное пророчество сбылось – принцесса заснула, весь замок погрузился в беспробудную дрему вместе с нею, а покой несладким сном уснувших крисанцев стали охранять непроходимые дебри самых колючих трав, кустарников и деревьев, какие только бывают на белом свете – ученые-ботаники из соседних стран немало пополнили свои гербарии, не уставая благословлять добрую фею. Конечно, только те, которые возвращались из этих джунглей. И вот, не вынеся нечеловеческих страданий, презрев увещевания всех, кто любил его, Орландо решил бросить на весы удачи все, включая свою опостылевшую без любимой жизнь, и с огнем и мечом отправиться в эти богомерзкие джунгли. Ему удалось пробиться вглубь метров на пятнадцать. Потом чудовищный лес, как бы вдруг опомнившись, набросился на него и стал терзать шипами и колючками сталь доспехов как беззащитную плоть. До последнего прорываясь только вперед, принц споткнулся обо что-то и упал… После этого Орландо ничего вспомнить не сумел. И как оказался он здесь, в тени и прохладе настоящего мирного леса, живой – объяснить не мог… А принц действительно был прекрасен, с неожиданной завистью подметил Иванушка. Даже глубокие кровоточащие царапины от шипов колдовской флоры не могли испортить совершенной красоты его бледного благородного лица со следами перенесенных физических и нравственных мучений. И он так убивался по этой Оливии! Вот это пророчество! Вот это любовь!.. Как в “Приключениях лукоморских витязей”, страницы с 456 по 789, где королевич Елисей… Утром, едва встало солнце, кряхтя и охая под тяжестью трех человек, ковер-самолет поднялся в воздух и направился к замку королей Крисаны, который сверху теперь был похож всего-навсего на одну из живописных рощ, в изобилии окружавших его прежде. За год, прошедший со времени печального события, колючки времени зря не теряли. – Вон, вон – видите, из кроны этого чудовищного репейника торчит башенка? Там была спальня принцессы Оливии. Садимся на балкон! – уже через десять минут заводил ковер на посадку Орландо. – На балкон! – возопил ковер. – Да вы видите этот так называемый балкон?! Его носовым платком прикрыть можно! Куда, по вашему мнению, тут опускаться мне?! – Ковер, милый, придумай что-нибудь!!! – взмолился принц. – Я должен попасть туда! Я обязан увидеть ее! Хотя бы раз – обнять прекрасную Оливию – и умереть!.. Жизнь без нее пуста, как высохший колодец, как сердце палача, как… Серого передернуло. Еще один поэт! Надо срочно что-то делать. – Слушай, ковер, а, может, ты в воздухе повисишь, не опускаясь, пока мы на балкон спрыгнем, и подождешь нас? – Подожду. Если кто-то один на мне останется. Иначе не могу. Так устроен. Извиняйте. – Ладушки, – согласился Серый. – Тогда я… Но поймав на себе умоляющий взгляд Иванушки, закончил: – ...останусь. Целуйтесь там без меня. – О, Иван, Сергий – я до гроба буду вашим должником – вы возвращаете мне жизнь! – воспрянул Орландо, и надежда с новой силой вспыхнула в его взоре. – Любовь моя, я иду к тебе! Оливия! И наследники престолов исчезли в дверях. Сергий остался один, растянулся на ковре, подложив под голову мешок с продуктами, закинул ногу на ногу и стал ждать. “Минут десять-двадцать… нет, пусть тридцать, у них уйдет на поиски принцессы. Минут пять на целование. Часа полтора – на восторги и объятия по случаю счастливого пробуждения. Надеюсь, что кто-то при этом не забудет отдать приказ вырубить весь это чертополох внизу и начать готовить праздничный пир. А то придется вмешаться. За год скоропортящиеся припасы, скорее всего, уже приказали долго жить, но, принимая во внимание, что птица и всякая прочая живность засыпала вместе со всеми, все равно есть шанс неплохо подкрепиться перед дальней дорогой. С Ивановой кухни ноги протянешь, если прежде не загнешься от его проповедей… Тоже мне… Ум, честь и совесть… Нашелся на мою голову… Принципиальный… А хорошо бы, умей тут готовить расстегаи рыбные… Или гуся с гречневой кашей… Так ведь гречки у них здесь днем с огнем не сыскать. Что поделаешь – дикие люди… А пирожки с капустой и грибами тоже бы сейчас лишними не оказались. Или, например, бананы в шоколаде…” – захлебнулся слюной Волк и полез в мешок за хлебом – утром, едва продрав глаза, спасательная команда вылетела к замку, даже воды не испив – Иван так горел энтузиазмом, что и думать больше не о чем не хотел, а самому Серому стенания безутешного Орландо отбивали весь аппетит, и он уже почти не сомневался, что влюбленный принц не по своей воле покинул родные пенаты, а домочадцы, вылив ему на голову переполнившуюся чашу терпения, выставили его за ворота, заявив, что или они – или эта злополучная принцесса… Умяв полбуханки и пожалев, что воды у них оставалось так мало – придет царевич, захочет попить, а ему не хватит – отрок Сергий перевернулся на левый бок и постарался уснуть – ведь предыдущей ночью вздохи соланского принца лишили его не только аппетита, но и сна. Но ему не удалось даже задремать. – Блямс! – осыпалось где-то совсем рядом стекло. И то ли послышалось, то ли почудилось: – Сергий… То ли шепот, то ли стон… Волка как пружиной подбросило: – Иван?.. Иван!.. Иван… Там, внизу, на балконе, на куче битого стекла, лежал, вздрагивая, Иванушка, и глаза его были закрыты. Как он вытащил царевича с балкона, умудрившись не покинуть полностью ковер, Серый так потом понять и не смог, хотя в тихие часы перед сном иногда и пытался восстановить эти события в своей памяти. Сумел он вспомнить только, как крикнул ковру – “Погнали отсюда!”, свист солнечного ветра в ушах, да недвижимое тело царевича на руках. Картина пронзительной трагичности, если бы не храп. – Чтоб тебе пусто было, Иван-царевич! Проснись! Проснись же! А ну, проснись, тебе говорят!!! – Волк изо всех сил мял, тряс и тормошил Ивана, но тот и глазом не моргнул. – Ты что, разыгрывать меня вздумал? Да, Иванушка? Ха-ха, я попался. Иван, вставай! Я тебе поверил! Да вставай же!.. Что же это с ним… Что у них там случилось?!.. Иван! Дурацкие твои шутки! Ну, сейчас ты у меня вскочишь… Королевич Елисей – болван, придурок, валенок лукоморский!.. Иван!.. Спит… Ах, чтоб провалился этот Орландо со своей зазнобой… Не хотел ведь я тебя туда пускать… Как чуял ведь… – Куда летим-то, достопочтенный? – не выдержал ковер. – Определитесь сразу, а то потом ведь порешите, что не туда летели, а кому в такую даль везти вас обратно, а? Мне ведь уже не триста лет, не половичок уж поди. – Чево? – недопонял Серый, некстати отвлеченный от своих горестных мыслей. – Садиться где будем, говорю! – Там, – раздраженно ткнул пальцем себе под ноги Волк. – Хоть где. Найди ровное место и сядь. Привязался на мою голову! – Ах, привязался… Ну, хорошо, – пробормотал ковер и сделал все, как ему было сказано – быстро нашел превосходно ровную поляну и сел. Не остановило его даже присутствие на месте посадки маленькой избушки. Хлоп. Бух. Шмяк. – Хррр… – Ах ты, тряпкин сын!!! Серый вскочил, яростно вращая глазами и потирая отбитый бок. С двускатной крыши, откуда они только что двое и скатились, как черкасское седло со спины тощей коровы свисал их ковер. И если бы Серый мог поверить в это, он бы сказал, что тот удовлетворенно ухмылялся. – Ну, я тебе еще покажу, одеяло лоскутное! – и, взмахнув многообещающе кулаком и перепрыгнув через поверженную трубу, помчался на храп искать царевича. Долго разыскивать того не пришлось – он лежал у противоположной стены домика, под крошечным окошком, на маленькой аккуратненькой клумбочке, аккурат посредине, подложив ладошки под щеку, и чему-то счастливо улыбался во сне. Не долго думая, Волк стукнул в стекло. – Эй, дома есть кто? Молчание было ему ответом. – Эй, хозяева! Не бойтесь! Это мы тут нечаянно! От второго стука стекло, глухо хрупнув, сломалось. – Еще лучше… – мрачно пробурчал Серый, осторожно вынимая осколки из рамы. – Теперь только стену повалить осталось – и… и… Пальцы стали липкими. Озадаченный разбойник оглядел их со всех сторон – крови, вроде, нет – и, на всякий случай, лизнул. Барбарис? Дюшес? Мятная! Он лизнул еще. На этот раз – стекло. Так и есть. Леденец. В мармеладной раме. С карамельным наличником. И стены – из пряников “Белочка” с паклей из сахарной ваты между коврижками. Траля – ляля – ляля. А я сошла с ума. Какая досада. Серый изо всех сил зажмурился, потряс головой, снова растопырил глаза – ничего, и даже хуже. Теперь на краю опушки показалась еще и маленькая старушка в черном. “Шоколадная, наверно. С апельсиновой начинкой,” – истерично хохотнул про себя Волк, последним отчаянным усилием протирая рукавами очи. Не помогло. – А, вот и гости ко мне пожаловали, как с неба свалились, – улыбнулась старушка, и удивительно легко для ее возраста ступая, уверенно зашагала к путешественникам. – Извините, пожалуйста, – беспомощно развел руками Серый. – Мы тут на ваш торт маленько упали… – На мое… что? “Старческая тугоухость”, – мгновенно поставил диагноз Волк и проорал: – МЫ ТУТ НА ВАШ ТОРТИК ПРИЗЕМЛИЛИСЬ НЕЧАЯННО! – И незачем так кричать, молодой человек, – обиженно заявила бабулька. – Во-первых, я не глухая, а во-вторых, это не мой тортик… – А чей? – ЭТО НЕ МОЙ ТОРТИК, ЭТО МОЙ ДОМ, К ВАШЕМУ СВЕДЕНИЮ! – Ну все равно, по-моему, ничего серьезного тут не сломано, чего нельзя было бы поправить за месяц-два ремонта, – вежливо выразил надежду отрок Сергий. – А что это такое там на крыше? Очень веселенькая расцветочка, конечно, но… – Не волнуйтесь, сейчас все исправим! – засуетился Серый и дернул ковер за свисающие почти до окошка кисти. Раздалось шершавое “Ой!”, и ковер с грохотом и остатком трубы обрушился на землю, прикрыв собой Ивана. – Ой, – повторил за ковром Волк и развел руками. – Но не волнуйтесь, сейчас все исправим!.. – Не надо! – испуганно пискнула старушка. – Не надо. Я сама. Потом. Когда вас провожу. – Уже уходим, – поспешил ее успокоить Серый. – Ну, Иванушка, раз-два-взяли! – и он, подхватив царевича под мышки, поволок его с клумбы, сея среди цукатных фиалок и желатиновой травы смерть и разрушение. – Мои цветы! – отчаянно всплеснула руками бабулька. – Мои узамбарские фиалки! Из самого Узамбара!.. А что это с вашим другом, молодой человек? Он умер? – Умер?! – Серый в панике заглянул Иванушке в лицо. – Да нет же… Почему вы так решили? – Да потому, что с больными и ранеными так не обращаются, а спящий… спящий… – Что – “спящий”? – впился глазами в лицо старушки Волк. – Что – “спящий”? Что вы хотели сказать? Вы что-то знаете? – Извините, что я вмешиваюсь, конечно, молодой человек, но ваш друг, случайно, не принц? – Ну, вроде того… Он царевич. А что? – Тогда все понятно. Он хотел поцеловать принцессу Оливию, не так ли? Мысль о том, чтобы Иван захотел кого-либо поцеловать, кроме своего коня, Волка изрядно развеселила. – Нет. Он не хотел ее поцеловать. Точнее, это не он хотел ее поцеловать. Он про нее только вчера вечером первый раз услышал. – Значит, это вы хотели? – не прекращала расспросы хозяйка. – Не было печали! – сплюнул Серый. – Молодой человек, в обществе незнакомых пожилых дам воспитанные молодые люди не должны плеваться, – осуждающе покачала головой старушка. – Так в чем же дело! Давайте познакомимся! – встрепенулся Волк. – Меня зовут Сергий, прозвание мое Волк, а призвание – бродяга. Но друзья называют меня просто сэр Вульф. А это – царевич Иван Лукоморский, и этим все сказано, – и он сделал что-то среднее между реверансом и книксеном в лучших традициях мюхенвальдского двора. Старушка то ли неодобрительно поджала губы, то ли попыталась скрыть улыбку. – Меня зовут мадам Баунти, друзья называют меня тетушкой, а по призванию я – фея. В мозгу Серого при этом слове тут же звякнул тревожный колокольчик, и разбойник подозрительно покосился на новую знакомую. – Это какая фея? Одна из тех, поди, еще? – Одна из каких? – так же подозрительно прищурила левый глаз тетушка Баунти. – Из тех. Которые эти. Да, поди, еще, та, – пояснил Волк. – Из тех, которые эти, какие те? – уточнила фея. – Не те, которые те, а те, которые эти, – любезно разъяснил Сергий. – Те, которые эти, не могут быть этими, особенно из тех. – Из тех эти как раз те. – Как вы могли такое подумать! – А что? – смутился Волк. – Когда тут такое рассказывают… – От кого вы вообще услышали эту историю? – От пострадавшего, конечно. От принца Орландо. – Орландо?.. Бедняжка… Я надеюсь, ему уже лучше. – По-моему, ему уже никак. – То есть как – никак? – снова недопоняла фея. – То есть никак никак. Последний раз я его видел, когда он пытался добраться до своей принцессы. – Ну, после этого я его вынесла из заколдованного леса живого, хотя и не совсем здорового – никогда бы не подумала, что он зайдет так далеко. Очень настойчивый молодой человек, этот Орландо. – Из леса? Как он там оказался? Они же с Иваном залезли на самый верхний балкон самой высокой башни. Что он делал в лесу-то? – С Иваном? Балкон? Башня? Юноша, что вы говорите – какой Иван, какой балкон – это было вчера – у меня не склероз еще – и он был один и полез в заколдованный лес, чтобы попасть в замок, а не наоборот! – Бабушка… – Тетушка, с вашего позволения, молодой человек. – Да, тетушка. Я помню. Ну, так вот, бабушка. Не далее, как вчера мы нашли его в лесу. В простом. И не далее, как сегодня утром они с Иваном-царевичем с ковра-самолета спустились на балкон спальни принцессы. Вернулся один Иван, который с тех пор не может проснуться. Орланду я больше не видел. И если вы к этому… – Он был внутри?! – подпрыгнула тетушка Баунти как ужаленная. – Скорее в дом! Быстрей! Если еще не поздно!!! Иванушке снилось, что пахло ванилью и корицей. Что лежал он на матрасе из бисквита с прослойкой из вишневого варенья и укрывался огромными блинами, а над головой его, под низким потолком из горчичных сухарей, висела большая груша, которую почему-то нельзя было скушать, а вокруг нее вились изюмрудные козявки. Над ним то и дело склонялась старушка из черного и белого шоколада с апельсиновой начинкой и поила и обрызгивала его чем-то, что по вкусу и запаху напоминало Ивану глубокое детство, осеннюю ярмарку и заморских гостей с их сладкими улыбками, речами и яствами, название каждого из которых – сказка странствий… При этом шоколадная бабушка приговаривала шепотом, делая певучее ударение на каждом загадочном слове: “Кориндер! Фенугрик! Турмерик! Кумин! Блепепер! Репепер! Бейлиз! Целери! Нутмег! Кловес! Онион! Гингери!..” А потом еще раз… и еще… и еще… и еще… И вот уже царевич невольно повторяет за ней: “Целери! Нутмег! Кловес! Онион! Гингери!..” А вот и без Серого тут не обошлось… Интересно, а он в этом сне из чего сделан? Судя по цвету лица – наверное, из халвы… Он как-то непонятно смотрит на Иванушку и сосредоточенно повторяет за смешной старушкой: Гингери…Кориндер…Фенугрек… Финугрик… Фингурик… Ну, вот… Всю песню сбил… – Фенугрик, – нетерпеливо подсказывает ему Иван. – Турмерик. И тут отрок Сергй окончательно испортил песню. – ПРОСНУЛСЯ!!! – взревел он как медведь, проглотивший вместе с медом пчелу. – ОН ПРОСНУЛСЯ!!! – Ну естественно, так орать – мертвый проснется, – недовольно, сонным еще голосом пробурчал царевич, все же стараясь поймать невесомую паутинку ускользающего волшебного сновидения. Взгляд Серого стал странным: – Не проснется. – Это троп такой. Фигура речи, – поспешил пояснить Иван, ругая себя, что забыл о том, что стилистические приемы для отрока Сергия – территория нетоптаная. – Фигура у нас тут одна, Иван-царевич. И это – ты, – Волк заботливо поправил под спиной царевича подушку, пахнущую малиновым желе. – Садись, давай, да речь сказывай – что у вас там с Орландой в этом замке случилось. Нашли вы эту… как ее… Ну, принцессу, то есть, как ее там… – Оливию, – подсказала тетушка Баунти. – Оливию… – повторил, как завороженый, Иван, и только теперь понял, что по-настоящему проснулся. – Оливию… – Да, Оливию, Оливию! Так нашли, или нет? Что там произошло-то? Где Орландо? Где принцесса? Сказывай, не тяни! – Нашли мы ее быстро, – озадаченно пожал плечами Иван. – Но что произошло дальше – я не понял… Принцесса Оливия лежала в большом зале на помосте, в руках ее было зажато то самое веретено, которым она укололась, то есть, мне так кажется, что это должно быть оно, а вокруг ее ложа, на коврах, спали король, королева, придворные и стража… Все так, как я себе и представлял. Увидев свою возлюбленную, Орландо обрадовался до безумия… “То есть, остался равнодушным,” – проворчал Волк. – ...и, вихрем взлетев на помост, преклонил перед ней колени. Как он был счастлив в эту минуту!.. На вершине блаженства! Он долго шептал ей нежные слова, робко взяв принцессу за руку, а потом трепетно склонился над ней, и их уста соприкоснулись. “Поэт!” – грязно выругался Серый. – Но что произошло потом, осталось для меня загадкой, и даже сейчас тщусь я понять скудным разумом значение сцены, предо мной развернувшейся, – Иван нервно отхлебнул какао со сгущенкой из любезно подсунутой ему под руку заботливой тетушкой Баунти кружки. – Как только Орландо поцеловал принцессу Оливию, она очнулась ото сна, обняла его, но, открыв глаза и увидев его лицо, изо всей силы оттолкнула его от себя, как если бы это был прокаженный, или призрак. “Прокаженный призрак,” – пробурчал себе под нос Волк. Иван проигнорировал предложенную поправку. – “Ты когда-нибудь оставишь меня в покое?!” – гневно воскликнула она и, схватив с покрывала своего то самое веретено, ткнула им себе в палец. Орландо рухнул, как подкошенный, на пол, среди зашевелившихся было крисанцев, и зарыдал, как ребенок. Я же почувствовал, как у меня все поплыло перед глазами, как веки мои стали тяжелеть с каждой секундой, и я почувствовал недоброе и бросился обратно в башню, к тому балкону, где ждал меня ты, Сергий, только не помню – дошел я, или нет… И вот я здесь… Если, конечно, все еще не сплю, и это все мне не снится – отщипнул он кусочек матраса, положил в рот и стал задумчиво жевать, запивая какао. – А вот этого я предвидеть не могла, – вздохнула тетушка Баунти. – ???