– Но мы-то все равно вернемся домой.

– Хорошо было бы оказаться где-нибудь еще. Зреет гроза. Напряжение растет. Хорошо бы убраться отсюда. Мы слишком устали, чтобы и дальше поддерживать видимость движения. Для этого нужны силы. А мы здесь персоны нон грата. Непрошеные гости на празднике. На чужом празднике. Нас сюда не звали. Разве ты не чувствуешь их взглядов? Мы здесь не на своем месте.

– Это твое ощущение?

– Это общее ощущение всех, кто сейчас здесь. Мы выдохлись. Профессиональные улыбки начинают сползать с наших лиц. Так что пора нам пробираться к выходу.

– Не люблю, когда меня выгоняют.

– Мы сами виноваты. Слишком засиделись, вот нас и гонят. Уходить надо было пятьдесят лет назад.

Барбара рассеянно кивнула. Она не слушала, что говорил Верн. Она бродила по офису.

– Знаешь, без штор тут просто ужас.

– Без штор?

– Их нет. Сняли. Разве не видишь? – Офис выглядел запущенным и унылым. Штукатурка на стенах была вся в пятнах и шрамах.

– А я и не заметил. – Верн ухмыльнулся. – Ты забыла? Я никогда не обращаю внимания на такие вещи.

Барбара повернулась к нему спиной и снова уставилась в окно. За ним спустившийся с неба туман совсем скрыл величественные колонны, сделав их расплывчатыми и едва различимыми во мгле.

– Не хочешь поговорить? – спросил Верн.

Она не ответила.

– Две последние машины сейчас уходят. Не хочешь пойти попрощаться со счастливчиками?

Барбара покачала головой.

– Нет. Я вернусь в женское общежитие и приведу в порядок свою комнату. Мне только что сказали, что я остаюсь.

– Наши имена выбрали наугад, – сказал Верн. – Чистая удача. Или божественное провидение. Мы остаемся – они едут. Ну, разве не прелесть – ты и я вместе? И еще кто-то. Интересно кто? Наверное, болван какой-нибудь.

Барбара вышла наружу и спустилась с крыльца.

Медленно дойдя по дорожке до здания женского общежития, Барбара остановилась. Кучка рабочих возилась у входа: они вешали на дверь тяжелую цепь с амбарным замком.

– Эй, погодите! – сказала она. – Идите вешать свои замки куда-нибудь еще. Этот дом – исключение.

– Нам сказали не закрывать только офис и часть мужского общежития, – отозвался один.

– Ну и пусть, а я в мужское общежитие не пойду. Я остаюсь здесь.

– Нам сказали…

– Мне без разницы, что вам сказали. Это мое место. И я остаюсь здесь.

Рабочие, собравшись в кучку, посовещались.

– Ладно, – сказал их бригадир. Они освободили дверь от цепи с замком. – Годится?

– А окна? Доски кто будет снимать?

Рабочие складывали инструменты.

– Пусть кто-нибудь из ваших мужчин это сделает. У нас график. Нам надо убраться отсюда сегодня вечером.

– Я думала, вы будете работать еще и завтра.

Люди рассмеялись.

– Шутка, да? Кругом полно косоглазых. Мы не хотим быть здесь, когда они нагрянут.

– Вам они не нравятся?

– Они воняют, как овцы.

– То же самое они говорят о нас. А, да ну вас. Давайте отваливайте.

И рабочие ушли прочь по той же самой дорожке.

– Сами хуже косоглазых. – Барбара поднялась по лестнице и вошла в большое суровое здание. Когда-то оно было чистым и белым. Теперь краска посерела, дождевые потеки протянулись по стенам длинными коричневыми языками. Оконные рамы под приколоченными недавно свежими досками проржавели.

– Вот и все, что у меня есть вместо дома. Забытая богом старая грязная дыра.

Она огляделась, пошарила в темноте в поисках выключателя. Коснувшись его пальцами, она потянула рычажок вниз. В холле зажегся свет. Барбара покачала головой. Все стены были в обрывках скотча от бесчисленных плакатов и объявлений. Одно еще висело на своем месте.

«Болтайте больше» было нацарапано карандашом ниже.

Барбара пошла дальше, на второй этаж. Комнаты были заперты. Она подошла к своей двери, вынула из кармана ключ. Открыла замок и вошла внутрь, направляясь прямо к лампе. Вспыхнул свет. Комната оказалась пустой и жалкой.

– Бедная моя комнатка, – сказала Барбара. Внутри не осталось ничего, только железная кровать – собственность Компании – и деревянный столик с лампой. На крашеном полу виднелся силуэт ковра. И ни единого яркого пятна.

Барбара села на кровать. Пружины скрипнули под ее телом. Вытащив из сумочки сигарету, она закурила. Какое-то время она продолжала курить. Но голая комната действовала на нее угнетающе. Она встала и заходила взад и вперед.

– Господи.

Наконец она спустилась вниз. Вышла в темноту, на лестницу, и дальше, на дорожку перед зданием. Одну за другой зажигая спички, она ухитрилась добраться до места у обочины дороги, где вечером лежала груда упакованного багажа. Сейчас от нее почти ничего не осталось. Только маленькая кучка: несколько деревянных ящиков да три чемодана. Она нашла свой и выдернула его из-под других. Он был сырым от плесени. И тяжелым.

Она понесла его назад, к общежитию.

На крыльце она остановилась перевести дыхание, опустив чемодан на пол. До чего же темно вокруг! Как в бочке с дегтем. И никакого шевеления. Все уехали, даже рабочие. Драпанули со всех ног. Пустыня, и никаких признаков жизни.

Это казалось невозможным. Компания всегда была полна жизни, даже по ночам. Горели печи, сыпалась окалина, работали люди, вагонетки носились туда-сюда. Мелькали лопаты и ковши экскаваторов… Но всему пришел конец. Осталась лишь тишина. Тишина и темнота. Высоко над ее головой в небе показались редкие звезды, далекие и едва различимые сквозь туман. Подул ветерок, заворочался в кронах деревьев у здания.

Подняв чемодан, она понесла его дальше, через темный холл вверх по лестнице, в свою комнату. Там она закурила вторую сигарету и села на кровать. Наконец она открыла чемодан. Вытащила свою одежду, пижаму, тапочки, халат. За ними последовали кольдкрем, дезодорант, одеколон, тюбики и бутылочки. Лак для ногтей. Мыло. Зубная щетка. Все это она выстроила рядком на столике у кровати.

На дне чемодана она нашла свою кофейную машину «Силекс» и перетянутый резинкой бумажный пакетик с кофе. А также немного сахара и картонные стаканчики.

Чертовски хорошо, что она догадалась упаковать кофе и все остальное в чемодан, а не позволила рабочим сгрести их в какой-нибудь ящик. Включив «Силекс» в розетку, она вышла в коридор и направилась к ванной, чтобы набрать воды. Насыпала в кофеварку кофе, налила воды.

Потом она переоделась, сняв всю свою одежду. Надела тапочки и купальный халат. Нашла полотенце. Осталось принять теплую ванну и лечь в постель – это поможет. Завтра все будет не так плохо. Ночью, без вещей, одна в пустынном, молчаливом мире… Неудивительно, что на нее навалилась тоска.

Бывало ли ей когда-нибудь хуже? Резкий свет неприкрытой абажуром лампы отражался от голых, замызганных стен. Ни картинок. Ни ковра. Лишь железная кровать, грязный стол, да шеренга пузырьков, баночек и тюбиков на нем. Да ее нижнее белье, лежащее в ногах кровати. О господи!

Кофе уже подпирал крышку. Вот-вот закипит. Она выключила кофеварку. Ну и жизнь. Неужели так будет целую неделю? Или даже две?

Она налила себе чашку кофе, положила немного сахару. Возможно, две недели. Да еще с Верном. Из всех людей на свете именно он… Нет, это заговор. Или, как говорили раньше, судьба.

Судьба. Она глотнула горячего кофе, сидя на кровати в халате. Что за дурацкая ситуация! Как она с ней справится? Ну почему из стольких людей выбрать должны были именно его?

Нет, это невозможно. Она огляделась вокруг. Куда уж хуже? Комната была ободранной, голой. Отовсюду сочился холод, проникая сквозь шерсть халата, он заставлял ее дрожать. Только от кофе становилось чуточку лучше. Наконец она начала задремывать. Голова заболела. Уставшие глаза пересохли.

Она поставила стаканчик на пол и легла головой к оштукатуренной стене. Пружины под ней протестующе скрипнули. Она развязала поясок халата.