Первый разъ мы остановились въ Миланѣ, гдѣ провели около двз'хъ недѣль. Для меня, два года тому назадъ видѣвшаго Генз^тю, и привыкшаго къ великолѣпному мѣстоположенію Тз'рина, видъ Милана не представлялъ никакого интереса. Тѣ сокровища, которыя можно было зши-

дать здѣсь, я не видалъ, или осматривалъ плохо и бѣгло, какъ совершенный невѣжда, не имѣющій склонности ни къ пріятнымъ, ни къ полезнымъ искусствамъ. Помню, между прочимъ, какъ въ Амброзіанской библіотекѣ, я, какъ настоящій варваръ, не зналъ, что дѣлать съ одной изъ подлинныхъ рукописей Петрарки, которую мнѣ далъ посмотрѣть библіотекарь. Въ глубинѣ души у меня сохранилось чувство непріязни къ Петраркѣ. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, занимаясь философіей, я слз^г-чайно наткнулся на томъ Петрарки; просмотрѣвъ нѣсколько страницъ, я прочелъ отрывки нѣкоторыхъ стиховъ, въ которыхъ не могъ уловить никакого смысла, разбираясь въ нихъ съ большимъ трудомъ; поэтому, какъ это часто дѣлаютъ франпз’зы и вообще всѣ самомнительные невѣжды, я причислилъ Петраркз' къ скз^гчнымъ и нелѣпымъ писателямъ,—незщивнтельно, что я такъ обошелся съ его безцѣнными манускриптами.

Кромѣ того, уѣзжая, я взялъ съ собой нѣкоторыя итальянскія путешествія, написанныя по францз^тзски, и потому съ каждымъ днемъ дѣлалъ новые з’спѣхи въ этомъ языкѣ. Со своими спз'тниками я говорилъ тоже по французски, какъ въ пз’тешествіи, такъ и въ тѣхъ миланскихъ домахъ, которые мы посѣщали вмѣстѣ. Такимъ образомъ, все немногое, чѣмъ наполнялось и надъ чѣмъ размышляла моя бѣдная голова, было одѣто въ лохмотья французскаго; я писалъ кое-какія письма—по-францз'зски; кое-что изъ курьезныхъ замѣтокъ объ этомъ пз’тешествіи писалось тоже по-франщ’зски и хуже всего было то, что я и этого языка не зналъ порядочно; не помнилъ ни одного правила, если когда-либо и зналъ ихъ; и зная еще менѣе итальянскій, пожиналъ достойные плоды того горестнаго обстоятельства, что родился въ несамостоятельномъ по языку Пьемонтѣ и получилъ столь серьезное образованіе.

Мы пробыли въ Миланѣ около трехъ недѣль. Я велъ глупыя путевыя записки, но скоро предалъ ихъ единственному исправленію, котораго они заслуживали—бросилъ

въ печку. И здѣсь я не стану распространяться объ этомъ полудѣтскомъ путешествіи, и о столь всѣмъ извѣстныхъ странахъ. Скажз⁷ лишь немногое о тѣхъ городахъ, которые я осматривалъ, какъ вандалъ, чз'ждый изящнымъ искусствамъ, и буду говорить, главнымъ образомъ, о себѣ, избравъ себя злополучнымъ героемъ этого повѣствованія.

Мы скоро достигли Болоньи, проѣхавъ черезъ Пьяченцу, Парму и Моденз⁷. Мы лишь не надолго останавливались въ этихъ городахъ, осматривая ихъ достопримѣчательности поверхностно и невнимательно. Наибольшимъ и даже единственнымъ з⁷довольствіемъ пз⁷тешествія были для меня переѣзды, которые я совершалъ верхомъ, скача впереди. Болонья со своими портиками и монахами не очаровала меня; о живописи болонской я ничего не узналъ; и, иреслѣдз^темый жаждой перемѣны мѣстъ и впечатлѣній, я постоянно мучилъ нашего стараго наставника, торопя его продолжать пз'ть. Мы пріѣхали во Флоренцію въ концѣ октября; это былъ первый городъ послѣ Тз^трина и Гензш, который понравился мнѣ своимъ мѣстоположеніемъ. Мы провели здѣсь цѣлый мѣсяцъ. Художественная слава Флоренціи побуждала меня кое какъ осмотрѣть галлерею, палаццо Питти и нѣкоторыя церкви, но я не получилъ отъ этого никакого з⁷довольствія; въ особенности не чувствовалъ я живописи. Если бы 3⁷ меня была малѣйшая склонность къ искусству, скульптура и архитектура скорѣе бы заинтересовали меня; быть можетъ, тз'тъ было отдаленное вліяніе почтеннаго дяди-архитектора. Среди немногихъ вещей, замѣченныхъ мною, была гробница Ми-кель-Анджело въ Санта-Кроче, вызвавшая во мнѣ размышленія объ этомъ великомъ человѣкѣ; и тогда я ясно почувствовалъ, что истинно велики лишь тѣ люди (много ли ихъ.⁷), которые оставляютъ человѣчествз’ долговѣчныя произведенія рз’къ своихъ. Но это размышленіе было одинокимъ среди той постоянной разсѣянности дз^тха, въ которой я жилъ, и его можно было буквально назвать каплей въ морѣ. Среди заблз⁷жденій молодости, которыя

всегда будутъ вызывать во мнѣ краскз' стыда, не послѣднее місто занимаетъ сл-вдзчощая глз'пая выдз^?мка: во

время нашего короткаго пребыванія во Флоренціи я взималъ брать уроки англійскаго языка 3^ плохого з'чителя, съ которымъ встрѣтился случайно, вмѣсто того, чтобы заниматься итальянскимъ; будз^чи въ центрѣ Тосканы, съ ея изз’мительнымъ нарѣчіемъ, я могъ бы на практикѣ изз'чить его; но я продолжалъ варварски искажать итальянскій языкъ и всячески избѣгалъ говорить на немъ, такъ какъ лѣнь заглзчпала во мнѣ 43'вство стыда за мое незнаніе. Тѣмъ не менѣе, я старался исправить свое произношеніе, избѣгая зшотреблять францз’зскій и ломбардскій звз'къ ,и“ *), который заставляетъ такъ некрасиво складывать губы, что человѣкъ становится похожимъ на обезьяну, собираюідз'юся говорить. И теперь еще, несмотря на то, что я прожилъ во Франціи пять или шесть лѣтъ и достаточно привыкъ къ этомз^ „и“, я невольно з'лыбаюсь, вслзчпиваясь въ его произношеніе.

Теряя, такимъ образомъ, время во Флоренціи, гдѣ почти ничего не видалъ, я скоро соскучился и сталъ торопить нашего ментора; і декабря мы отправились въ Лз’кку, черезъ Прато и Пистойю. День, проведенный въ Луккѣ, мнѣ показался цѣлой вѣчностью и мы поспѣшили въ Пизз⁷. Несмотря на то, что я вполнѣ оцѣнилъ Кампо-Санто, но мы также пробыли здѣсь лишь день и не медля тронулись въ Ливорно. Этотъ городъ очень мнѣ понравился, какъ своимъ сходствомъ съ Туриномъ, такъ и мѣстоположеніемъ на берегу моря, которымъ я никогда не могъ вдоволь налюбоваться.

Въ Ливорно мы пробыли восемь-десять дней; я продолжалъ болтать исключительно по-англійски, пренебрегая тосканскимъ. Когда, позже я старался понять причянз' этого глз^тпаго предпочтенія, то нашелъ, что мной, помимо моего сознанія, руководило ложное самолюбіе. Я болѣе двз'хъ лѣтъ прожилъ среди англичанъ, слышалъ, какъ превозносились могущество и богатство Англіи и видѣлъ ея политическое вліяніе; съ другой стороны передо мной была

умирающая Италія и слабые, разъединенные и униженные итальянцы; я стыдился своего происхожденія и не хотѣлъ имѣть съ ними ничего общаго.

Изъ Ливорно мы отправились въ Сіенз^-. Этотъ городъ мнѣ не очень понравился самъ по себѣ; но такова сила истинно-прекраснаго, что я почз’вствовалъ, 63'дто лз'чъ свѣта озарилъ мою душу; я былъ глз'боко очарованъ рѣчью здѣшнихъ жителей; самые скромные изъ нихъ говорили съ такой зщивительной точностью и правильностью выраженій. И тѣмъ не менѣе, я лишь день пробылъ въ Сіенѣ. Время моего литературнаго и политическаго обращенія было еще далеко: мнѣ предстояло долго жить за предѣлами Италіи, чтобы узнать и оцѣнить итальянцевъ. Итакъ, я отправился въ Римъ. Сердце у меня замирало, я плохо спалъ по ночамъ и цѣлые дни думалъ о св. Петрѣ, о Колизеѣ, Пантеонѣ и о всѣхъ другихъ прославленныхъ сокровищахъ Рима. Мое воображеніе то и дѣло останавливалось на различныхъ мѣстностяхъ, извѣстныхъ изъ римской исторіи, которз’ю я зналъ въ общихъ чертахъ; я изз^гчалъ ее плохо и безпорядочно, но это была единственная исторія, которз’ю я соглашался хоть немного изз^т-чать въ дни отрочества.

Наконецъ, въ одинъ изъ декабрьскихъ дней 1766 года я оказался передъ Порта-дель- Пополо, о которыхъ такъ мечталъ. Начиная отъ Витербо, мое настроеніе очень перемѣнилось подъ впечатлѣніемъ зшылыхъ пейзажей, говорящихъ о бѣдности и безплодіи этой страны. Но величественныя Порта-дель-Пополо глз’боко очаровали меня, вер-нз’ли мнѣ бодрость духа. Едва высадившись въ гостиницѣ на Пьяцца ди Спанья, мы, трое юношей, з'потребили остатокъ дня на бѣглый осмотръ города, оставивъ наставника отдыхать. Между прочимъ, мы посѣтили Пантеонъ. На товарищей моихъ все видѣнное произвело большее впечатлѣніе, чѣмъ на меня. Нѣсколько лѣтъ спзютя, познакомившись со странами, откзща они были родомъ, я понялъ причину ихъ энтузіазма. На этотъ разъ мы провели въ Римѣ лишь Еосемь дней, стараясь спѣшно з^тдовлетворить наше