Бертон поразмыслил.

— Хорошо. По рукам.

Мы протянули друг другу руки, его рука была в хирургической перчатке.

— Хочешь чаю? — спросил он, указывая на какие-то замысловатые приборы и коробку с незнакомым мне чаем. — Я уже заварил. Он помогает удалить застои в ци.

И снова запахло очистителем для труб. Я отказалась.

— А это что такое? — поинтересовалась я, указывая на маленький цилиндр, издававший довольно громкое жужжание.

— Очиститель воздуха.

— Ты путешествуешь с очистителем воздуха? — недоверчиво переспросила я.

— Да. Конечно, с переключателем напряжения и вилками европейского образца, чтобы можно было пользоваться им везде. То же касается и моего чайника. Не стоит ждать, что в номере будет чайник, да и потом неизвестно, кто им пользовался и что клал внутрь.

— Ты путешествуешь с очистителем воздуха, — повторила я.

— И что? — раздраженно спросил Бертон.

— Да нет, ничего.

— Сейчас эпидемия гриппа. Из Азии все возвращаются с ужасными проблемами с бронхами.

— Понятно. Постараюсь ничего не подхватить. Вернемся к нашему разговору: куда двинешься дальше?

— Рынок Паньдзяюань. Знаешь, где это? К юго-востоку отсюда. Он огромный, так что отправлюсь завтра утром и, если понадобится, проведу там весь день.

— Едем вместе, — сказала я, решив не упускать Бертона из виду. — Встретимся в фойе в любое удобное для тебя время.

— Хорошо. Поедем на такси. Нет, постой. Я записался на лечебный массаж. Проблема с желудком. Это по пути. Думаю, рынок открывается рано, давай встретимся в половине десятого. Тебе удобно?

— Да, буду ждать. Мы можем разделиться и прочесать каждый свою часть. Я захвачу с собой копию фотографии, а также кучу карточек из отеля — напишу на них свое имя.

— Вели таксисту отвезти тебя туда, где продают предметы старины, а не кустарные изделия. Там и увидимся. Будем держаться вместе. Если возникнут трудности с языком, я буду неподалеку.

Я чуть было не ляпнула, что Бертон не желает терять меня из виду вовсе не для того, чтобы помогать преодолевать языковой барьер, а чтобы постоянно следить за мной. Но меня это вполне устраивало, потому что и я собиралась следить за ним. Мне очень хотелось спросить, о чем он разговаривал с человеком в черном, но тогда он бы понял, что я преследовала его. Поэтому я решила лучше промолчать, поскольку сейчас у меня на руках была козырная карта, пусть даже мне скажут, что я поступила низко. Бертон ни словом не обмолвился, что знает, как я за ним следила, значит, он либо не был в курсе, либо решил это скрыть.

В тот день мы больше не говорили о нашем соглашении. Нам вообще не суждено было об этом говорить. Однако на аукционе Бертона я видела. Народу было много, включая Майру Тетфорд, которая заявила, что, сотрудничая со мной, увлеклась китайским искусством, и была уверена, что это будет стоить ей денег. Я ответила, что пути назад нет.

Торги были яростными. Хотя мне и неприятно это признавать, но в одном Бертон был прав: большинство клиентов оказались китайцами, молодыми, одетыми напоказ и, без сомнения, желающими приобрести экспонат для себя, а не для музея. Доктор Се был самым пожилым покупателем в зале. Он также предлагал самую высокую цену за фолиант, заплатив невероятную сумму в три миллиона американских долларов. Становилось понятным, почему загадочный продавец решил перевезти шкатулку из Нью-Йорка в Пекин. Здесь он или она безо всяких сомнений смогли бы продать ее выгоднее. Я хотела было предложить свою цену за несколько очаровательных предметов из фарфора, но Бертон, увидев, что я собираюсь это сделать, остановил меня.

— Не стоит, — сказал он. Он снова, вероятнее всего, был прав. Зато Майре удалось приобрести восхитительный рисунок девятнадцатого века по совету доктора Се и Бертона. Она была в восторге.

Доктор Се был настроен отпраздновать свое приобретение, и мы действительно отпраздновали. Однако это были отнюдь не пара бокалов шампанского, как я ожидала, а роскошная вечеринка в его пентхаусе. И вновь передо мной открывался живописный вид на Запретный город и огни центра Пекина. Квартира была великолепна, вся в золотых и синих тонах, с шелковыми коврами повсюду и очень красивой резной мебелью ручной работы. От убранства захватывало дух. Я могла бы целыми днями разглядывать каждый предмет. Там был шкафчик с бронзовыми изделиями эпохи Шан, прелестный фарфор, лакированные изделия, изысканные предметы из нефрита, несколько золотых и серебряных безделушек. У доктора Се был целый стеклянный шкафчик с предметами для погребальных обрядов династии Тан, терракотовые фигурки лошадей, верблюдов и всадников, слуг и солдат, выкрашенные в желтый и зеленый цвета. Я почти позабыла о шампанском.

Особенно любил доктор Се свою коллекцию свитков и фолиантов. В чисто мужском кабинете с темной мебелью каждый квадратный дюйм на стене был заполнен красивыми свитками. Доктор Се зашел в эту комнату вместе со мной.

— У вас превосходная коллекция, — заметила я. — Я слышала о коллекции, которую вы передали в дар в Канаде, но у меня не было возможности ее увидеть. Если она хотя бы наполовину так прекрасна, как эта, значит, музею действительно повезло.

Доктор Се скромно принял мою похвалу.

— И здесь, и в Канаде мне сопутствовала удача, и я счастлив, что смог поделиться своими приобретениями. Признаюсь, я пристрастился к коллекционированию. Постепенно я передам все это музею, но сначала хочу налюбоваться сам. Показать вам, где я размещу только что купленный фолиант?

Я последовала за ним в некое подобие вестибюля. В ней стояла стеклянная витрина с контролируемым уровнем влажности и освещения.

— Вот сюда я и положу его, в свою маленькую сокровищницу. А теперь я должен идти к гостям. Ужин скоро подадут.

Я снова рассматривала погребальные танские фигурки в гостиной, когда мне пришло в голову, что, несмотря на всю их прелесть, ни один экспонат в шкафчике не мог сравниться с комплектом серебряных шкатулок, но не потому, что фигурки передо мной были небезупречны, а потому, что в шкатулках было что-то особенное. Время от времени встречаются предметы искусства, завладевающие нашим воображением, возможно, потому, что представляют собой лицо эпохи, или же их возникновение связано с какой-то историей, по-прежнему имеющей для нас актуальное звучание, либо символизируют нечто глубокое. Подобное искусство глубоко трогает нас. Да, погребальные фигурки передо мной были прекрасны и, несомненно, подлинны. Да, работа была безупречной. Да, и фигурки, и шкатулки принадлежали к одной эпохе, может быть, даже были найдены в одной и той же танской гробнице. Однако серебряные шкатулки с дразнящей и дарящей надежду формулой эликсира бессмертия превосходили все остальное. Бертон был прав. Именно такой экспонат захочет приобрести для отдела азиатского искусства музей, подобный Коттингемскому. Да и любой другой музей.

Я не слышала, как Бертон подошел ко мне.

— Сказочные вещицы, — произнес он. — Но не такие, как серебряная шкатулка.

— Да.

— Мы должны ее найти, Лара. Неважно, какому музею она достанется, моему или тому, куда собирается ее передать твой клиент. Мы должны ее найти во что бы то ни стало.

— Да, Бертон, ты прав.

— И мы найдем. А теперь пошли ужинать.

Среди гостей было несколько знакомых мне человек, но кое-кого я не знала. Там были Майра и Руби, Бертон и Дэвид. Майра отозвала меня в сторонку и указала на группу людей, в том числе на господина в дальнем конце комнаты.

— Большая шишка из правительства, — прошептала она. — Очень влиятельный. Сын близкого друга Мао Цзэдуна. Учился в Гарварде.

— Я думала, что из Китая невозможно выехать учиться в Гарвард, — ответила я. — Когда я была тут двадцать лет назад, а именно в то время этот человек, скорее всего, учился, надо было получить особое разрешение, чтобы покинуть страну.

— Нет ничего невозможного, если ты сын друга Мао. Тебе что-нибудь говорит термин «красный принц» или «красная принцесса»?