"болтанка". Но тут уже была некоторая готовность: методисты
начали цеплять на космонавтов парашюты, началась
подготовительная чехарда. А потом вышел второй пилот и объявил:
"Отбой! Учебная тревога..." Все там основательно
переволновались... Кубасов, переживший это во второй раз, пришел
к Анохину и поделился: "Сергей Николаевич, вы знаете что
устроили...". Анохин внимательно выслушал его, а потом и говорит:
"А я бы выпрыгнул". Тот удивился: "А зачем?" "Чтобы в следующий
раз не устраивали таких вещей". И он мог так сделать, взять, открыть
дверь, да и выпрыгнуть! Отчаянный был человек... Вообще-то
парашютная подготовка космонавтам, по-моему, не нужна.
Космонавт никогда парашютом воспользоваться не сможет. У
американцев этого в подготовке нет вообще. Психологически, если
проверить просто вот устойчивость, ну, можно попросить один - два
раза прыгнуть, но делать из этого систему вряд ли необходимо...
- Что Вам вспоминается о последнем периоде жизни Сергея Николаевича?
- У него было плохо с желудком. Что-то вроде язвы желудка. Его вылечили, но строго наказали: нельзя ни пить, ни курить. Однажды мы повстречались, смотрю: он идет с сигаретой. "Вы что, Сергей Николаевич?" Он говорит: "Понимаешь, мне врач сказал после лечения, что у меня сейчас желудок как новенький. С "новеньким" я 70 лет прожил, а больше и не надо". После этого я с ним встречался мало. А когда он умер, меня там уже не было, я ушел из КБ.
У нас с Сергеем Николаевичем были хорошие отношения. Я бывал у него дома. Мы много времени провели с ним и в командировках...».
Очевидно, нет необходимости как-то комментировать
воспоминания руководителей Анохина - Я. И. Трегуба и А. С. Елисеева. Они по-своему ценны своей спокойной сдержанностью и позволяют узнать нечто дополнительное о конкретной работе Сергея Николаевича в КБ Королева. Как правило, те, кто знали Анохина, говорят о нем в большинстве своем восторженно. Это естественно передалось автору, но, возможно, вредит тону нашего повествования... Более
хладнокровные и сдержанные суждения представляются совсем не лишними. Но и не более того.
Прежде чем перейти к "ледяным" взглядам на Анохина Каманина, один штрих к портрету генерала. Разные люди говорили мне о том, что Елисееву основательно помог Анохин. Одной из главных проблем будущего космонавта было... его литовское происхождение. Я не очень-то поверил в это, и даже не стал спрашивать об этом космонавта. Но потом в "Дневниках" Каманина прочел: "Для меня еще неясно, что повлияло на Мишина - долгая ли беседа его с маршалом Руденко или моя встреча в ЦК с Сербиным и Строгановым (16 ноября Сербин и Строганов согласились с моим предложением послать в полет Хрунова и Елисеева). Однако, появилась новая угроза качеству подготовки основного экипажа.
Дело в том, что полковник А. Н. Душин (КГБ) сообщил мне дополнительные сведения к биографии Елисеева. В свое время он сменил отцовскую литовскую фамилию Курейтис на фамилию матери Елисеева. Его отец, Курейтис Станислав Адамович, в 1935 г. был осужден на 5 лет за антисоветскую агитацию. В данное время отец Елисеева работает в Москве начальником лаборатории Центрального научно-исследовательского института кожевеннообувной промышленности. Елисеев в 1966 г. расторгнул брак с гражданкой Шкаликовой, от которой у него есть дочь 1960-го года рождения, и женился на Комаровой". Вот так. Все это, оказывается, влияет на качество подготовки к полету...
По отношению к Анохину у Каманина была явно сквозившая ревность. Его имя упоминается в "Дневниках" неоднократно, но ни одного доброго слова о нем как о летчике. Ни одного уважительного слова как о человеке. Вместе с тем, сколько угодно издевательских суждений типа: инвалид, старик, непрофессионал. О себе, о своей хорошей спортивной форме, успехах в теннисе и преферансе, о своих достижениях как летчика, о своем боевом пути Николай Петрович рассказывает с видимым удовольствием: «18 октября 1965 года. Сегодня мне "стукнуло" 57 лет. Раньше я считал людей в этом возрасте стариками, сейчас мои взгляды на старость изменились. Я себя стариком не считаю. Ежедневно я тружусь по 13 - 14 часов.». Каманин, которого беспокоил и "сахар", и "давление", был на два года старше практически здорового Анохина. Королев поставил Анохина во главе отряда космонавтов. Каманин же противится изо всех сил и новому отряду, и, тем более, его командиру. Каманин, возможно, и искренне, уверен, что он и только он - единственный "батька" космонавтов. Он, получая регулярно сведения из любых источников, в том числе от них самих, о каждом их поступке, слове и жесте, в любом окружении, будь то в их семьях или на любых встречах у нас в стране или в зарубежных поездках, поучает их непрерывно. Он их первый цензор и редактор, прокурор и судья. 20 апреля 1964 г. он записал: «Сегодня ровно 30 лет, как семерым нашим летчикам, и в том числе мне, присвоили звание Героя Советского Союза за участие в спасении челюскинцев. Газеты и журналы широко отметили эту дату... Очень много обо мне написал в "Неделе" Ю. А. Гагарин. Слова "батька", "наставник", "воспитатель", "руководитель космонавтов" пестрят в десятках статей...».
И вдруг "бунт на корабле". Страницы дневника полны резких суждений: «К большому количеству ошибок в строительстве
космических кораблей и создании оборудования для них добавилась еще одна большая глупость. Дело в том, что Тюлин, Бурназян и Мишин добились решения ВПК о подготовке для кораблей 7К-ОК смешанных экипажей. Это значит, что вместе с хорошо подготовленными военными космонавтами (Гагарин, Николаев, Быковский) полетят "инвалиды" (Анохин, Фролов, Макаров, Волков). Все эти кандидаты ОКБ-1 по здоровью совершенно непригодны к полету и еще даже не начали подготовку к нему. Суточный полет Феоктистова и Егорова проявился только галлюцинациями и переживаниями, но трехсуточный полет неподготовленных людей может закончиться более печально. Этого не понимают Смирнов, Бурназян, Мишин и другие...».
". Стремление ОКБ-1 иметь в экипажах своих людей в принципе нельзя отвергать, но делать это за два - три месяца до полета и включать в состав экипажей пожилых людей (Анохину более 50 лет), имеющих серьезные недостатки по здоровью и почти неподготовленных к полету, по меньшей мере, неразумно. Особенно неприятны попытки протащить в полет малопригодных людей при наличии в ЦПК космонавтов, имеющих шесть лет специальной подготовки и абсолютное здоровье. Абсурдность решений, которые предлагают представители промышленности, для нас очевидна, но их не так легко отбить, поскольку Тюлина и Мишина поддерживает Смирнов (правительство) и Устинов (ЦК КПСС), а нас не поддерживают Генеральный штаб и маршал Малиновский.".
«... Я больше всех виню в создавшейся обстановке маршала Руденко: это он поставил три года назад наш Институт авиационной и космической медицины на "новые рельсы" — "отколол" от него значительную группу людей во главе с Яздовским, отобрал здания и материальные ресурсы и передал все это в Минздрав для создания
нового института космической медицины. Три года работает новый институт, и все три года идет непримиримая борьба между ВВС и Минздравом за руководство медико-биологическим обеспечением космических полетов. После создания нового института Королеву, Мишину и в целом промышленности стало легче: им удобнее иметь дело с Минздравом, чем с ВВС. Правецкий, Парин и другие руководители института на все пожелания и требования Мишина отвечают: "Есть. Будет сделано". В угоду Мишину они пошли
на резкое снижение медицинских требований при отборе космонавтов и считают возможным допустить к полетам 56-летнего одноглазого Анохина и других товарищей, имеющих серьезные изъяны в здоровье. Больше того, Парин, Егоров и Горбов выдвинули и защищают "теорию", согласно которой в космос надо посылать не самых здоровых людей. Из-за такой позиции Минздрава между специалистами часто возникают большие споры и баталии...».
