Будущие космонавты тренировались в стыковке на стенде в ЛИИ, проходили морские тренировки (покидание приводнившегося спускаемого аппарата и эвакуация вертолетом Ми-6) в Феодосии. Они проходили специальную морально-волевую подготовку, прыгали с парашютом в Серпуховском аэроклубе, летали на самолетах. Им читали лекции по медицине. И очень часто во всем этом им способствовали широкие знакомства и личные связи Сергея Николаевича.
Анохин помог в организации полетов на истребителях МиГ-15 УТИ в ЛИИ. После большого перерыва слетал и он сам. Да так, что вызвал изумление - и не только у летчиков отряда космонавтов - своим коронным проходом над полосой в положении головой вниз. Вне себя был Ю. Н. Гринев. Как рассказывал Елисеев, Гринев налетел в ярости на летчика-инструктора Рыбикова, с которым летал Анохин: "Ну, этого старика, - махнул он рукой в сторону Сергея Николаевича, - уже не исправить. Но Вы, молодой человек, неужели не понимаете, что мне надоело вас хоронить?..".
Всегда были споры о плюсах и минусах опыта проектирования самолетов при создании ракет, и наоборот. Всегда было и в какой-то степени остается их противопоставление, как и противопосталение специалистов и организаций двух ведомств. Долгополов вспоминал, что при обсуждении эскизного проекта "семерки" - ракеты Р-7, случился такой казус. На схеме ракета и ее боковые ускорители были расположены горизонтально. Это послужило основанием Семену Алексеевичу Лавочкину усомниться: мол, при отделении "верхняя" боковушка ударит по ракете. Объяснение ракетчиков, что отделение происходит в невесомости, не убеждало выдающегося авиационного конструктора. Он в качестве доказательства ссылался на то, что в полете на пассажирском самолете багаж с верхней полки падает на пол...
Помимо прочего, Анохин стал естественным связующим звеном между ОКБ Королева и авиационной промышленностью, в первую очередь с ЛИИ. Когда возникло немало неясного в особенностях выхода человека в открытый космос, об этом уже говорилось, обратились именно к Анохину. Он помог организовать специальную программу исследований на летающей лаборатории, явно интересную и для ЛИИ. Будущий космонавт А. С. Елисеев, которому была поручена эта работа как инженеру, вспоминал позже, что Анохин ничуть не удивился поставленной задаче и помог быстро, напрямик установить нужные контакты в ЛИИ. Он же предупредил о необходимости пройти перед началом полетов на летающей лаборатории Ту-104ЛЛ некоторую специальную подготовку и выполнить хотя бы один парашютный прыжок. Мало того, Сергей Николаевич лично попросил начальника парашютной службы ЛИИ, известного испытателя парашютов Федора Моисеевича Морозова, помочь его подопечным.
Перед Анохиным открывались все двери в ЛИИ. Нельзя сказать, что все двери авиационной промышленности открывались перед Королевым. Более того, было время, когда они даже закрывались. И порою - очень плотно. В частности, ЦАГИ на первых шагах работы ОКБ Королева настойчиво отказывался активно помогать ему в исследованиях по аэродинамике. Королев вынужден был создавать "свою" аэродинамическую базу - в НИИ-88. ЦАГИ, подогреваемый руководством авиационной промышленности, не без оснований ссылался на сложность своих собственных, отраслевых задач. Но научный коллектив, безусловно, терял от того, что оказался в стороне от столбовой дороги развития ракетной техники. Правда, в дальнейшем, постепенно он стал все более активно и эффективно решать также задачи ракетно-космической отрасли.
Многие считали, что авиационный опыт, в том числе и в летной подготовке мог даже навредить в пилотирующей космонавтике. «К примеру, у Анохина не очень получались "стыковки" на стенде в
ЛИИ, у Даревского и Галлая, - говорил Долгополов. - Для нас это была отвлеченная задача: мы просто "гоняли точки" по экрану, а он пилотировал летательный аппарат; это ему мешало. Вместе с тем, я не был согласен, что космонавтам вредна летная подготовка. Она как раз была отличным средством необходимой морально-волевой подготовки. Космос, конечно же, был совершенно новым делом. Анохин всем телом чувствовал самолет, здесь же была своя особая специфика, к которой надо было приспособиться...».
Анохин был на удивление застенчивым человеком - особенно в общении с начальством. С ним в одном подъезде высотного дома жил Генеральный Конструктор ОКБ Королева В. П. Мишин. Бывало, утром, выходя на работу, они пересекались. Мишин приглашал Сергея Николаевича в свою машину, но он под любыми предлогами отказывался и добирался до Подлипок самостоятельно...
«Лично мне, - продолжал Геннадий Александрович Долгополов,-Сергей Николаевич давал примерно такое объяснение своей храбрости: "Я больше всего боялся осрамиться, не выполнив задание". Грубое слово, которое он употребил, было, пожалуй, самым крепким, какое я от него слышал. Мат категорически не вязался ни с его обликом, ни с манерой его речи. Одного из нашей "восьмерки" Сергей Николаевич считал трусом и не поддерживал с ним дружеских, доверительных отношений. Впоследствии мнение Анохина подтвердилось на практике - в космическом полете товарища...».
"Боязнь поступить позорно - мужество", - писал триста лет назад английский мыслитель Бен Джонсон, и, похоже, это определение вязалось с истинным обликом якобы не знавшего страхов Анохина.
Летчики-испытатели Леонид Рыбиков и Борис Юмашев, по примеру Анохина, пожелали войти в первый отряд гражданских космонавтов ОКБ Королева. Однако эти двое молодых, но опытных уже летчиков ЛИИ, поняв, что в космонавты можно не пройти и потерять хотя бы на время испытательную работу, решили отказаться от космического будущего. Именно тогда в группу в числе восьми человек зачислили наряду с Елисеевым, вспоминавшим об этом, и Анохина. С такой же дилеммой, годы спустя, столкнулись летчики-испытатели, призванные в отряд космонавтов-испытателей воздушно-космического самолета - ВКС "Буран"...
«С рассуждениями Георгия Гречко о "кознях" Каманина (и военных врачей по его указанию) против гражданских космонавтов, -продолжал Долгополов, - нельзя не согласиться. Они объясняют, почему Анохин не полетел. У меня тоже есть тому примеры - из моей личной практики.
Когда летом 1966 г. Каманин с глазу на глаз беседовал с гражданской "восьмеркой" перед ее направлением в ЦНИАГ, он предложил Анохину добровольно уйти из "восьмерки" в обмен на разрешение вернуться к летно-испытательной работе, но только на тяжелых машинах. Сергей Николаевич отказался, веря, что "правое дело победит...".
Каманин боролся с Мишиным. Он старался убедить его, что в космосе нужны военные, поскольку война будет протекать и там. Он противился нашему гражданскому отряду и решил объединить его с военным. Он не признавал обследование гражданской комиссии и направил нас в июле 1966 г., через полгода после смерти Королева, в ЦНИАГ. Четверых он определил после этого в объединенный отряд, а еще четверых - Анохина, Долгополова, Бугрова и Макарова - задержал на обследовании. После этого он заявил им, что отряд далеко ушел в подготовке, и они его не догонят... Лишь когда Гречко сломал ногу, его заменил Макаров...».
Ни у кого из космонавтов не было и нет сомнений в том, что Анохина остановили объективно малозначительные обстоятельства.
А. С. Елисеев писал: "У военных требования были более жесткими, чем у гражданских, и мы заметили, что наши врачи тоже свои требования ужесточили. Во всяком случае, все, кто был на грани допустимого, оказались забракованными. К нашему большому сожалению, врачам не удалось отстоять Анохина. Военные очень не хотели его пропускать. Они побаивались, что полет этого человека, обладающего уникальным летным мастерством и легендарной биографией, может дать старт конкуренции между военными и гражданскими летчиками. Формальная зацепка была - Анохин потерял один глаз при аварии самолета. Но в авиации ему разрешили остаться на испытательской работе, а здесь забраковали".
