А. Что принес Адам взамен райского существования?

Г.Д. Адам принес этим людям, даже тем, кто отверг его, опыт травмы. Люди Золотого века из «белокурых бестий» превратились в подлинных людей после явления к ним первого пророка. После этого возникло расслоение: сначала выделилась каста жрецов. Их задачей стало восстановление первочеловека, каким он был до начала миссии Адама. Они принялись «лечить» себя и остальное человечество от этой травмы – и лечат до сих пор!

Посмотрите на суть всех жреческих доктрин – все они призывают к возврату в Золотой век, к восстановлению изначального совершенства, к постижению бытия как незамутненного целого, к упразднению различения между субъектом и объектом в экстатическом опыте, который они объявляют единственной подлинной формой постижения истины. А доктрина пророков основана на прямо противоположном: «фуркан» – принцип различения.

Распад целостности древнего человечества продолжился и после выделения жрецов, остальное человечество разделилось на пассионариев-воинов и «работников физического труда», включая также и тех, кто занят посредническими функциями или производственным менеджментом. Наконец, из этих «физических» людей – «гиликов», как их называли гностики, – выделились уже совсем неприкаянные существа, соответствующие первичному пониманию слова «пролетариат»: те, кто могут быть использованы на самой грубой работе другими или вообще не годны ни для какой организованной деятельности.

Однако последнее разделение происходило в эпохи гораздо более поздние, чем Золотой век.

Травма, переданная человечеству через пророческую миссию (а также звучащий язык, которому Аллах научил Адама!), стала побудительной причиной организации общества. Первочеловек был в гармонии с космосом и не нуждался в защите от него, не знал, что такое холод, смерть и болезни, не подозревал об энтропии, а, возможно, преодолевал и гравитацию. Но те, кто услышали весть, исходящую из «черной дыры» – незримой частицы, противопоставленной ВСЕЙ РЕАЛЬНОСТИ – не могли уже больше жить как прежде, они отделились от космоса, и тот обрушился на них со всей безжалостной силой холодного и страшного объекта, всегда стремящегося к уничтожению всего, что не есть он сам.

А. В чем конечная цель?

Г.Д. Общество возникло – и существует по сей день! – как система выплаты «повинности», которую человечество платит Року, чтобы не быть уничтоженным, чтобы жить комфортно, принимая луну за уличный фонарь, а лужи – за недоработку муниципальных служб.

Что же человечество платит? У «белокурой бестии» этот вопрос не стоял: она не была данником внешней среды. В онтологическом ресурсе этого грандиозного, роскошного и бессмысленного существа, представлявшего собой до появления Адама тень Сатаны на Земле, и не было того, чем можно было платить энтропии, что могло бы компенсировать ледяную ярость межзвездного вакуума. Экзистенциальный человек (постбестиальный) несет в своем сердце виртуальную «черную дыру», поскольку он вовлечен в луч адамизма, хочет он этого или нет. (От адамизма удается избавиться только язычникам высокого посвящения, которые достигают состояния «мокша» – освобождения от травмы противостояния абсолюту.)

Эта «черная дыра», собственно говоря, есть его истинное «Я», его смертная душа здесь и теперь, залог его конечности в этом мире и, вместе с тем, сокровищница колоссальной свободы, которая проявляется в особой, неонтологической энергии. Образно говоря, – да и буквально тоже – это та энергия, которая позволяет приговоренному пожизненно к нечеловеческим условиям рабства или заключения каждый день подниматься с новыми силами, чтобы встретить вызов своей юдоли. Самое сильное и здоровое животное, находящееся в органическом симбиозе со своей средой, подохнет только от намека на те вызовы, которые человек переносит с безграничной стойкостью.

Вот что отбирает у нас общество – моральную энергию наших сердец, сок нашей внутренней свободы, само время, которое мы проводим на этой земле. И это не метафора: марксизм открыл, что эксплуатация превращает наше время в труд, создающий прибавочную стоимость. А политэкономия современной исламской мысли добавляет к этому учение о том, что общество стремится превратить все внутреннее время человека в разнообразное отчужденное от него классифицированное и оцененное время, которое становится внешним объектом, материальным артефактом. В раннем обществе межличностные отношения не были отчуждаемы и не превращались в объект. Отношения между коллегами, друзьями, соседями были практически особой формой протекания «внутреннего времени» их участников. В современном постиндустриальном социуме эти же самые отношения превращаются в разновидность товара, количественно оцениваемого объекта. Таким образом, общество как инфраструктура всё без остатка превращается в непрерывно возрастающий капитал, который для своего роста во всё возрастающей степени должен пожирать всё внутреннее время как можно большего числа своих членов, и одновременно повышать капитализацию этого временного ресурса, то есть делать отчуждаемое внутреннее время каждого более дорогим.

А. Это то, что принято называть прогрессом?

Г.Д. Да, для камуфляжа этот процесс называется «прогрессом», хотя в действительности речь идет о стремительном экспонентальном росте эксплуатабельности членов общества. Чем выше капитализировано их время, чем большее количество оценочных единиц можно с них снять, переводя их жизнь во внешний обсчитываемый объект, тем более развитыми современными адаптированными к цивилизации эти члены общества считаются.

На определенном этапе демократические процедуры – партии, парламент, выборы – повышают капитализацию двуногих баранов, стимулируют эксплуатабельность.

Но этого допинга хватает лет на сто-двести. Сегодня демократией нельзя добиться, чтобы типовой яппи с Уолл-стрита или Сити был более ценен и давал больше шерсти, чем раньше. Современный человек в наиболее продвинутых участках мирового мегаполиса достиг предела социализации. Сохранение демсвобод, не говоря уже об их расширении, ничего не добавит ему как объекту эксплуатации и опасно повлияет на возможности недостаточно «социализированных» противостоять катку прессинга и отчуждения.

Поэтому методы завтрашней олигархии – начиная уже с сегодняшнего дня! – будут методами США в Ираке и Афганистане, методами России в Чечне, методами Каримова в Андижане. Мы стоим на пороге создания глобальной полицейской империи, где официальное и криминальное не будут, наконец-то, различаться даже по форме.

Это и есть внешние эсхатологические приметы кризиса человека: глобализм, все ширящаяся война с «международным терроризмом», который организуется и производится имперскими спецслужбами или зависящими от них преступными сообществами, которые давно превратились в неформальный резерв государственных силовых структур.

А. Поскольку альтернативный вариант неизбежно следует из концепции исламской антропологии, опишите ее апологетику.

Г.Д. С точки зрения этой антропологии, кризис человека является отражением и следствием более фундаментального кризиса бытия и связанного с этим первичным кризисом кризиса сознания.

Кризисы бытия и сознания острейшим образом переплетены: сознание огромного большинства людей, как мы упоминали выше, проникнуто онтологизмом, культом бытия, по отношению к которому сознание позиционирует себя как внешнее отражение. В действительности, именно сознание является организующей точкой сборки, которая обладает интерпретационной силой и которая, благодаря своей независимости от бытия превращает хаос в порядок. Кант пессимистически относился к возможности познания внешнего мира, так и не сделав необходимого шага к пониманию того, что ноумен находится не за пределами человеческого восприятия, а является предварительным условием существования такового. Ноумен есть «черная дыра», в которой воплощается частица духа Божьего, и эта «черная дыра» работает как амальгама с обратной стороны зеркала, благодаря которой возможно отражение. Ноумен именно потому и не воспринимается в рамках перцепции, что является условием самой перцепции.