Встреча их состоялась летом 1875 года в Карлсбаде, где писатель проходил курс лечения; Юлия Петровна лечилась сначала там же, а затем в соседнем Мариенбаде. В Карловых Варах сохранился дом (бывшая гостиница «Konig von England», то есть «Английский Король»), в котором жил тогда писатель (дом отмечен мемориальной доской).

Впрочем, в 1874—1877 годах Вревская и Тургенев встречались не только в орловской деревне и на заграничных курортах, но также в Париже и в Петербурге. Вревская не любила столицу с ее туманами и дождями. В петербургском светском обществе ей было скучно и неуютно. Представители света казались Юлии Петровне, обладавшей независимым и гордым характером, пустыми и лицемерными. В ее письмах к Тургеневу, который в эти годы постоянно живет в Париже, лишь раз в год, обычно летом, приезжая ненадолго на родину, все чаще звучат то воспоминания о Кавказе, то мечты о поездках в Индию, Испанию и даже в далекую Америку.

Юлия Петровна много читала, посещала театры (ее восторг вызвала опера А. Г. Рубинштейна «Демон» с замечательным певцом — солистом Мариинского театра И. А. Мельниковым), художественные выставки (на одной из них Вревская познакомилась с известным худож-ником-мариниетом И. К. Айвазовским). В числе знакомых Юлии Петровны были и писатели — Д. В. Григорович, Я. П. Полонский, творчество которых Вревская высоко ценила.

Однако самым близким другом Юлии Петровны был в эти последние годы ее жизни, несомненно, Тургенев. В промежутках между встречами они вели оживленную переписку. В письмах к ней Тургенев нередко цитирует Пушкина и Лермонтова, сообщает о своих впечатлениях от новых литературных произведений («Анны Карениной» Л. Толстого, «Благонамеренных речей» Салтыкова-Щедрина, «Его превосходительства Эжена Ругона» Э. Золя и других). В свою очередь, Вревская огорчается, что не смогла достать номер журнала «Вестник Европы» с рассказом Тургенева «Часы».

* * *

В июне 1876 года Сербия и Черногория объявили войну Турции. Это вызвало сильное возбуждение в русском обществе. Всюду открыто заявлялись симпатии сербам.

В Сербию отправлялись добровольцы, деньги, провиант. С середины сентября началась частичная мобилизация русской армии. В феврале 1877 года разгромленная Сербия подписала с Турцией мир. Продолжала борьбу одна Черногория. 12(24) апреля 1877 года Россия объявила войну Турции.

Война на Балканском полуострове взволновала Тургенева. Одним из самых ранних откликов писателя явилось стихотворение «Крокет в Виндзоре», написанное 20 июля 1876 года. Непосредственным поводом к его созданию послужило жестокое подавление восстания в Болгарии.

«Сербская катастрофа меня очень огорчает. Будь мне только 35 лет, кажется, уехал бы туда», — пишет он Вревской 27 июля (8 августа) 1876 года. И эти слова писателя произвели глубокое впечатление на его корреспондентку, которая менее чем через год, в июне 1877 года, отправилась на театр военных действий.

Внимательно следя за развитием событий на Балканском полуострове, Тургенев 1 (13) ноября 1876 года писал Вревской о неизбежности войны, которая «займет все умы».

С глубоким сочувствием относясь к борьбе славянских народов против турецкого ига, писатель 24 ноября (6 декабря) того же года выражал надежду: «Дай бог нашим смиренным героям в больших сапогах действительно выгнать турку и освободить братьев славян!» Эти суждения Тургенева были как бы ответом на слова Вревской из ее письма от 17 (29) октября 1876 года, в котором она сообщала: «Воинственные слухи долетают до нас все явственнее... решительная минута наступила... когда же явится великий Свершитель? Не Черняеву же входить в Св. Софию — для этого нужны чистые и не мелко честолюбивые души».

Одно время казалось, что Россия не будет вмешиваться в войну на Балканах. «Ну вот и война у нас... сделала фиаско. Хотя поговаривают здесь, будто бы с весной она разыграется — однако я этому не верю — и думаю, что мы так и останемся с оплеухой, данной нам Турцией...» — с горечью писал Тургенев Вревской 15(27) января 1877 года. Писатель намекал в этих словах на то обстоятельство, что Турция отказалась выполнить требование России и других великих держав подписать так называемый Лондонский протокол, согласно которому ей

предлагалось провести некоторые реформы в христианских областях Балкан.

«...Вам едва ли можно рассчитывать на служение раненым и больным своей особой», — подчеркивал Тургенев в письме к Вревской от 26 января (7 февраля) 1877 года. Писателю было уже известно, что она в случае вступления России в войну намерена посвятить себя деятельности сестры милосердия, к которой усердно готовилась. В одном из писем к Тургеневу, относящемся, очевидно, ко второй половине апреля, Вревская сообщала: «Видаю часто мою старую приятельницу, сестру милосердия начальницу, учусь ходить за больными и утешаю себя мыслью, что делаю дело». В конце письма она добавляла: «Вряд ли придется мне выехать ранее половины илп конца мая, это меня только радует, потому что таким образом есть надежда вас видеть».

Тургенев в ответном письме от 12 (24) мая сообщает, что выезжает из Парижа в Россию, но выражает сожаление, что, очевидно, не захватит Вревскую в Петербурге.

«Мое самое искреннее сочувствие будет сопровождать Вас в Вашем тяжелом странствовании. Желаю от всей души, чтобы взятый Вами на себя подвиг не оказался непосильным...» Далее Тургенев выражал надежду, что «эта бедственная война не затянется», хотя «едва ли можно предвидеть ей скорый конец».

Однако Тургеневу суждено было еще раз встретиться с Вревской до отъезда ее в Яссы, где в это время организовывался эвакуационный госпиталь. Один из современников (К. П. Ободовский) в «Рассказах об И. С. Тургеневе» описывает свою встречу с писателем в Павловске, на даче у поэта Я. П. Полонского, в июне 1877 года следующим образом:

«Тургенев прибыл не один. С ним вместе приехала дама в костюме сестры милосердия. Необыкновенно симпатичные, чисто русского типа черты лица ее как-то гармонировали с ее костюмом.

Меня ей представили, причем назвали и ее фамилию. Это была баронесса Вревская.

Тогда начиналась война за освобождение Болгарии, и баронесса спешила на театр военных действий, чтобы посвятить себя деятельности сестры милосердия. Ее самоотвержение в деле ухода за ранеными и больными и ужасная смерть от тифа, без всякой помощи, среди безлюдной степи, слишком известные, чтобы о них распространяться, причисляют ее к циклу тех русских женщин-геро-инь, которые положили душу за други своя. В тот вечер, когда я ее видел накануне отъезда, она была очень оживлена и, разумеется, не предчувствовала того, что, уехав в Болгарию, уже больше не вернется на родину».

19 июня 1877 года Вревская вместе с другими русскими сестрами милосердия приехала в Яссы (Румыния) для работы в 45-м военно-временном эвакуационном госпитале. Уже 21 июня в Яссы пришел из Браилова первый санитарный поезд с больными и ранеными. Прибывших переводили из вагона в барак, где их осматривали врачи. Тяжелораненых оставляли в госпитале, а способных к дальнейшей транспортировке отправляли в Россию.

«Весь конец июня и начало июля прошли для всего персонала Ясского эвакуационного барака в весьма напряженных трудах», — отмечает Н. С. Абаза, главно-уполномоченный Общества попечения о раненых и больных воинах. В самом деле, уже в начале июля, в особенности же после первого штурма Плевны, прибытие двух поездов в сутки стало обычным. Во второй половине июля и в августе количество больных и раненых быстро возрастало. Воинские поезда не успевали вывозить из Ясс массы прибывших туда раненых и больных.

Наиболее горячее время наступило в начале сентября. С 7 по 18 сентября произошел такой наплыв раненых и больных, какого в Яссах еще не бывало. Каждый день приходило не менее трех поездов, а 11 сентября — пять. С И до 18 сентября в Яссы прибыло более одиннадцати с половиной тысяч человек раненых. Не лучше было и в последующие дни; 24 сентября Вревская писала сестре: «Мы сильно утомились, дела было гибель: до трех тысяч больных в день, и мы нные дни перевязывали до 5 часов утра не покладая рук».