Деятели правого крыла польской эмиграции, делавшие ставку на союз с Версальским правительством, всячески старались оклеветать тех поляков, которые поддержали Коммуну. Князь Чарторыский направил в Версаль специальное письмо, в котором вопреки истине заявлял, что «за исключением, может быть, одного Домбровского, который был более русским, чем поляком, и с давних пор связан с русскими социалистами, прочие поляки, служившие Коммуне, были чужды идеям Коммуны [...], это были просто кондотьеры — военные наемники, продавшие свои услуги Коммуне за титулы и плату». В действительности число поляков, сражавшихся на стороне Коммуны из идейных соображений, достигало нескольких сот человек. От их имени несколько позже Теофиль Домбров-

ский писал; «Нашей целью было не только утверждение управления Коммуны для Парижа, но и победа социальной революции, что, как я полагаю, для нас небезразлично». «Первой нашей мыслью и вопросом, — заявлял он в то же время, — всегда было, какую пользу это может принести Польше’ И вот, присоединяясь к парижской революции, мы видели в ней социальную революцию, которая в случае успеха может перевернуть порядок вещей, существующий в Европе. Могла ли при этом Польша что-либо потерять? Нет! А выиграть? Все! Эта мысль была стимулом для всех поляков, боровшихся под революционным знаменем».

Начало деятельности Врублевского в вооруженных силах Коммуны связано с любопытным курьезом, о котором рассказывается в воспоминаниях участника событий Э. Лиссагарэ. Один из членов Коммуны, знакомый с ним до этого, разыскал Врублевского, при. вел в военную комиссию и представил как человека преданного и обладающего большими стратегическими способностями. Когда в ходе разговора Врублевский изложил свой план действий, слушатели с удивлением обнаружили, что он слово в слово совпадает с гем, что недавно предложил в комиссии Ф. Пиа. В ответ на просьбу объяснить, в чем дело, Врублевский сказал: «Я несколько дней тому назад послал Феликсу Пиа свой доклад». Сначала Врублевскому не поверили. Но после того как в кабинете Пиа было действительно обнаружено письмо Врублевского, его авторитет среди тех, кто не знал его ранее, поднялся очень высоко.

Еще в ходе восстания 1863 года Врублевский проявил себя незаурядным военачальником. Но лишь во время Парижской коммуны во всю ширь развернулись его военные дарования. Врублевский действовал все время в южном секторе обороны Парижа, левее Домбровского, сражавшегося в западном секторе (с севера и востока находились прусские войска, которые заявили о своем нейтралитете, но фактически помогали версальцам). В конце апреля, когда вооруженные силы Коммуны были разделены на две армии, коман-

дующим первой из них, занимающей западный фронт обороны, оказался Домбровский, а командующим второй, действующей на юге, — Врублевский. Один из активных деятелей радикальной польской" эмиграции Ю. Токажевич писал в это время из Парижа своему знакомому: «Врублевский очень энергичный. Домбровский — главнокомандующий. Руководство в руках поляков. Домбровский очень популярен у коммунаров: где бы он ни показался, раздаются крики: «Да здравствует Польша!»

Первое время наиболее тяжелые бои происходили на участке Домбровского. В мае версальцы перенесли направление основных ударов на южный фас обороны Парижа, в район форта Исси. Положение в этом районе с каждым днем ухудшалось, Врублевский действовал умело и хладнокровно. Активный участник событий и историк Коммуны Л. Дюбрейль оставил очень высокий отзыв о Врублевском. Он писал: «Врублевский получил командование южными фортами... Врублевский, принадлежавший к той же национальности, как и Домбровские [братья Ярослав и Теофиль], так же как и они, принимал участие в польском восстании и был знающим и храбрым офицером [...]. С этими новыми офицерами Национальная гвардия не подвергалась по крайней мере различным неожиданностям и авантюрам [...]. Эти начальники умели предвидеть опасности, комбинировать силы, маневрировать». Очень разные внешне, действовавшие на разных боевых участках, Я. Домбровский и В. Врублевский сохранились в памяти коммунаров рядом, так как были одинаково преданными делу революции талантливыми военачальниками, командирами нового типа, возможного только в народных армиях.

4 мая обеспокоенный сильными атаками на Исси член Комитета общественного спасения Ф. Пиа распорядился, чтобы туда немедленно отправились Домбровский и Врублевский Пиа видел в этом единственную спасительную меру и не ошибся: положение в Исси было восстановлено. Однако во время отсутствия Врублевского в штабе армии версальцы, восполь-

зовавшись предательством одного из командиров батальонов Коммуны, заняли редут Мулэн-Сакэ и вырезали весь его гарнизон. Вина за это в первый момент пала на Врублевского, так как Ф. Пиа пытался отрицать, что тот отправился в Исси по его приказу. В конце концов невиновность Врублевского полностью подтвердилась, а Ф. Пиа, лишившись доверия коммунаров, вынужден был подать в отставку.

10 мая версальцы атаковали и заняли форт Ванв, расположенный рядом с фортом Исси. Врублевский поднял два батальона и повел их в штыковую атаку; противник был опрокинут и отброшен на исходные позиции. К 15 мая, однако, положение в целом стало столь критическим, что новый военный делегат Коммуны Делеклюз (Россель, испугавшись трудностей, подал в отставку) собрал военный совет, на котором присутствовали Домбровский и Врублевский. Было решено сделать некоторую перегруппировку сил, пополнить части, назначить к командующим участкам обороны специальных комиссаров Коммуны: к Домбровскому был назначен Дерер, к Врублевскому — Лео Мелье. Но положение было уже безнадежным. Прекрасно понимая это, Домбровский и Врублевский тем не менее оставались на своих постах.

Южная часть Парижа, обороной которой руководил Врублевский, была одним из последних оплотов Коммуны. Когда версальцы заняли Монмартр, он организовал борьбу в районе Итальянского бульвара, площади Жанны д’Арк и на Бютт-о-Кейль. Здесь действовал 101-й батальон, воевавший раньше под командованием Домбровского в районе Аньера и Нейи; с 3 апреля этот батальон не выходил из боя и не отдыхал. 24 мая коммунары на Бютт-о-Кейль под командованием Врублевского отбили четыре яростные атаки версальцев, причем сами неоднократно наносили контрудары. 25 мая, вынужденные отойти, коммунары организовали сопротивление у Аустерлицкого моста и площади Жанны д’Арк. Несколько сот коммунаров во главе с Врублевским отбивали здесь в течение 36 часов атаки целого армейского корпуса. Лишь под угрозой окружения Врублевский согласился

на отступление и в полном порядке вывел свои части на северный берег Сены. Делеклюз предложил Врублевскому принять командование оставшимися вооруженными силами коммунаров. Но Врублевский, зная их малочисленность, не мог взять на себя ответственность за продолжение столь неравной борьбы. Отказавшись от командования, он до последней минуты оставался в строю в качестве простого солдата.

Чудом избежав плена при разгроме версальцами одной из последних баррикад, Врублевский не хотел покидать Парижа. Озверевшие каратели знали прославленного генерала Коммуны и повсюду его искали. А он в костюме парижского пролетария спокойно расхаживал по городу и появлялся в кафе «Ре-жанс», где можно было встретиться с друзьями и знакомыми. Сын Адама Мицкевича Владислав, по его словам, встретив однажды Врублевского, стал уговаривать его немедленно уехать в Лондон. «Кажется, там скверный климат, — отшучивался Врублевский.— А здесь, в Париже, мне очень хорошо. Меня окружают честные рабочие, оберегают меня, приглашают меня на обеды, где так сердечно пьют за мое здоровье».

Однако кровавый террор версальцев все усиливался. После долгих уговоров Врублевский согласился покинуть Францию, воспользовавшись паспортом какого-то пруссака. Только счастливое стечение обстоятельств и замечательное хладнокровие Врублевского предотвратили смертельную опасность. Впоследствии, когда его спрашивали об этом, он в своей обычной полушутливой манере отвечал: «Спросите у тех дураков, которые наводнили Париж. Я там совершенно не прятался, даже не менял одежды, разгуливал по улице, и все. Однако, когда я получил от своих прусский паспорт, то пошел на вокзал, чтобы уехать из Парижа. На вокзале, смотрю, всех пассажиров сгоняют в один зал, где полицейский комиссар проверяет каждого из них, сравнивая с альбомом коммунаров, где мой снимок на первом месте. Показываю жандарму свой паспорт и сержусь, что раздражает меня пустыми формальностями. Тот отдал честь и доложил ко-