дированием, снабдить информацией. Мы вступаем на путь бешеной энергии... Дворянство сторонится работы в деревне, бежит от вас, так как страшится муравьев-ских виселиц и дрожит за имения. Поставим же его так, чтобы ему пришлось выбирать между нашей петлей, пучком смолистой лучины — и царской карой. Когда тысячи голодных, ослабевших и раздетых льют в битвах благороднейшую кровь, ты, живой дворянин, как ты можешь оставаться безучастным зрителем этих бешеных схваток ради спасения поместий, нажитых трудом крестьян.

Мы вешаем крестьян, когда они по неразумности, не понимая своего положения и цели борьбы, шпионят, доносят, вредят сами себе же. Какие же мучения и казни должны мы обрушить на виновников стольких жертв, стольких поражений и страданий — на помещиков, которые предают вас на каждом шагу, бегут в города, прячут от вас свои запасы по амбарам.

Вам, олицетворению сил народа, искренне вам сочувствующего, нельзя, если вы понимаете важность настоящего момента и свое влияние на народное сознание, ограничиваться сетованиями на подлость и трусость дворянства. Пусть хотя один или два недоброжелательных пана заболтаются тучными телами на дереве, пусть хотя бы один угнетатель крестьян захрипит на виселице перед прежними своими неграми за донос, за невыполнение приказа и долга, за неизгладимые и невознаградимые обиды, причиненные народу или вам, а потому и общему делу, и народ вас поймет. Он не назовет вас «барчуками», а будет считать вас вдохновенными трибунами свободы, о которой он мечтал с колыбели, защитниками всеобщей вольности. Он окружит вас доверием и верой... В родной стране вы не должны получать ответа — «не дают». От вашего успеха зависит судьба отечества — как же можете вы терпеть горести или нужду, боясь оскорбить нервы дворянки грубым приказом или нарушить покой дворянина, смердящего, подобно улитке, в гнусной праздности».

Основными задачами, решение которых обеспечит успех восстания, Малаховский считал создание энер-

гично действующей гражданской администрации, способной обеспечить всем необходимым вооруженные отряды и повести решительную борьбу с дворянством, саботаж которого был основной причиной неудач. Он предлагал, исходя из опыта гродненских повстанцев, создавать небольшие конные группы в десять-двенадцать всадников, которые, тревожа врага, истребляя его пикеты, вешая шпионов, уничтожая царские власти, смогли бы с успехом вести борьбу против превосходящих сил карателей.

Письмо Малаховского заканчивалось призывом к стойкости. Вера в святость и непобедимость правого дела восставших слышится в его заключительных строках: «Мы чувствуем в себе новые силы, видим позорный конец царского могущества. После каждой казни у нас идет еще лучше. Молодость берет верх...»

Программа действий, изложенная в этом письме, была поддержана большинством повстанцев. В конце июня — начале июля Калиновский сосредоточивает в своих руках все руководство повстанческой администрацией в Литве и Белоруссии, привлекая к сотрудничеству молодые революционные силы: университетских товарищей, уцелевших соратников Сераковского и Домбровского. В состав реорганизованного Виленского повстанческого центра Калиновский вошел как его глава и комиссар Национального правительства. Военным отделом заведовал Юзеф Калиновский, сын директора Виленского дворянского института, отставной инженер-капитан. Отделом внутренних дел ведал Титус Далевский, брат жены Сераковского. После ареста Гейштора 31 июля (12 августа) Далевский был назначен председателем отдела. Финансовыми вопросами занимался Игнаций Зданович, товарищ Калиновского по университету. После вынужденного отъезда Малаховского из Вильно в начале августа Зданович заменил его на посту начальника города.

Энергичная деятельность молодых вождей восстания енискала им любовь и уважение демократических кругов. Особенной популярностью пользовался пан Константин (фамилию Калиновского знали немно-

гие). Одно имя его, как свидетельствуют современники, наводило ужас на помещиков, но зато с какой любовью произносилось оно молодежью!

Новое руководство занялось укреплением нелегальной организации, устройством системы явочных пунктов и квартир, упорядочением службы связи, системы паролей и отзывов. В Вильно были взяты на учет все дворы и дома с двойными подъездами, устроены нелегальные склады и типографии. Калиновский, скрывавшийся в городе, был помещен в квартиру преподавателя гимназии, в здании бывшего университета. Кто мог подумать, что глава восстания проживает рядом с дворцом генерал-губернатора? Доступ на квартиру Калиновского имело всего несколько надежных членов организации. Для встреч же с прибывающими представителями служили явочные квартиры. Одна из явок находилась на квартире вдовы поэта Сы-рокомли. При малейшем подозрении явки менялись. Часто Калиновский назначал встречи с нужными ему лицами в Ботаническом саду, раскинувшемся у подножья Замковой горы, увенчанной руинами башни Гедимина. Прибывший на свидание произносил пароль: «Кого любишь?» Отзыв: «Люблю Беларусь!»— «Так взаимно».

Условия, в которых протекала летом и осенью 1863 года деятельность Калиновского, были исключительно трудными. Необходимо было сорвать маневры царских властей, которые изображали руководителей восстания агентами польских панов. Продолжать борьбу можно было, только подняв знамя, под которое могли стать крестьяне. Калиновский развернул это знамя. В обращении «К народу земли литовской и белорусской» он писал, что Муравьев «дурачит народ, толкуя, что это помещики поднялись, чтобы возвратить барщину, — он хочет замутить воду, чтобы в мутной воде по-прежнему рыбку ловить. Но дело наше не дело панское, а справедливой вольности, какую ваши деды и отцы издавна желали. Но миновала уже барщина, миновала кривда, и никакая сила ее не вернет... Никто не сможет обижать простого человека... Чиншей, оброков, податей в казну и панам бо-

лее не платить, земля уже ваша...» Калиновский призывал народ отстаивать свои права и интересы, устраивать жизнь по-своему. Сами крестьяне должны на сходках решать, как жить, что делать, как перестроить порядки в соответствии с правдой мужицкой. «Пан будет злым, пана повесим как собаку! Мужик будет плохим, так и мужика повесим, а дворы их и села пойдут с дымом, и будет справедливая вольность. Мы люди вольные, а кто хочет неволи, тому дадим виселицу... А кто этому приказу противен будет, будь он или поп, или ксендз, мужик или пан, обо всяком доносить польскому правительству... или, собравши сход и сделав справедливый суд, без оговорок вести на виселицу! Ибо кто хочет кривды людской, тот пусть лучше сам пропадает!»

Энергичные действия обновленного повстанческого центра в Вильно, его внимание к нуждам повстанческих отрядов, стремление широко вовлекать в борьбу народ не пропали даром. Восстание несколько оживилось, в июне — июле повстанцы провели ряд успешных боевых операций против карательных войск. Наибольший успех сопутствовал Яблоновскому (Длу-скому) — верному соратнику Калиновского, возглавлявшему один из наиболее крупных и боеспособных отрядов. Уже в течение нескольких месяцев он успешно противостоял карателям, искусно маневрировал, наносил неожиданные ударны и исчезал в лесисто-болотистой местности. В июне отряд занял хорошо укрепленную позицию в густых малопроходимых лесах у местечка Попеляны в приморской части Литвы. По окрестным селам были разосланы подвижные группы для сбора информации и претворения в жизнь аграрных декретов. На рассвете 10 (22) июня разъезды донесли о приближении гвардейских стрелков, которых проводники выводили прямо на позиции повстанцев. Первая атака гвардейцев была отбита метким прицельным огнем. После долгой перестрелки гвардейцы вновь под барабанную дробь и с криками «ура» бросились в штыки. В острейший момент сражения на завалах, проведя перегруппировку отряда, Яблонов-ский ударил во фланг и тыл карателям. Под ударами

с двух сторон они дрогнули, а затем обратились в бегство. Так гвардейский стрелковый имени императорской фамилии батальон перестал существовать как боевая единица.