10 (22) января 1863 года Временное Национальное правительство призвало польский народ к оружию для завоевания национальной независимости и освобождения от феодального ярма. Повстанческие группы произвели нападение на гарнизоны царских войск. Калиновский указывал, что восстание в Царстве Польском началось неожиданно для Литовского провинциального комитета. В самом конце ноября

1862 года Потебня и Падлевский, возвращаясь из Петербурга, заверили Калиновского, что восстание не начнется ранее весны, что молодежь, подлежащую набору, решено вывести из городов и укрыть от полиции, но восстание не начинать. Однако этому не суждено было осуществиться.

Восстание, по мнению Калиновского, началось преждевременно из-за провокационного набора и нераспорядительности руководства, поддавшегося на царскую провокацию. Руководство, готовя восстание, делало ставку не на крестьянскую революцию, а на заговор. Под знамя, поднятое варшавскими революционерами, отказались стать помещики Литвы и Белоруссии. Не удовлетворил манифест 10(22) января

1863 года и крестьян, мечтавших о получении земли. Программа, выработанная для объединения ради «национального дела» всех классов и сословий, на деле не удовлетворяла ни крестьян, ни дворян. «Самые преданные народному делу помещики, — говорил Калиновский, — имея значительный запас честолюбия, ввиду того, что в них только живет традиция, меру народного правительства об отдаче земли крестьянам старались выставлять своим собственным даром. Крестьянин, видя не обрезанные еще когти своих господ, не мог им довериться и стал смотреть на дело польское как на затею помещичью, органы же правительства такое понятие крестьянина старались поддерживать».

Несмотря на ограниченность январского манифеста и свою многомесячную борьбу с правицей красных в Варшаве, революционные демократы Белоруссии поддерживают восстание. «Польское дело — это наше дело. Это дело свободы», — заявил Калиновский.

1 февраля Литовский провинциальный комитет официально присоединился к программе Временного правительства и призвал революционные силы Белоруссии и Литвы к восстанию. Манифест, изданный в Вильно, провозглашал ликвидацию всех сословнофеодальных привилегий, передачу крестьян без выкупа тех земель, которыми они до этого пользовались ^а повинности, наделение безземельных повстан-цев-крестьян небольшими участками земли. В заключительных строках говорилось: «Кто ослушается этот манифест, будь он или мужик, урядник, или кто иной, будет наказан».

В течение февраля — марта в литовских и бело-* русских пущах возникли партизанские отряды Нарбу-та, Сонгина, Длуского, Станевича, Колышки, Вислоуха, Людкевича и др., состоящие из однодворцев, ремесленников, безземельной и мелкопоместной шляхты, мелких чиновников, отставных офицеров, учащейся молодежи, крестьян.

Это были еще немногочисленные отряды, но они состояли из лучших сынов литовского, белорусского и польского народов. Те, кто первым поднял оружие, знали, что могут скоро погибнуть в неравной борьбе с врагом, но были убеждены, что дело их не пропадет, что их примеру последуют сотни и тысячи добровольцев, что в конечном счете весь народ поднимется на борьбу и завоюет себе землю и свободу.

«Знаешь ли ты, что тебя ожидает? — говорил начальник отряда лицам, прибывшим в лагерь. — Ты будешь ежедневно голодать, спать будешь на жесткой земле, ходить будешь чаще босым, чем обутым. Если будешь ранен — попадешь в руки врага, если струсишь — тебя застрелит свой же начальник. Поэтому еще раз спрашиваю тебя: готов ли ты на борьбу, зная, что в ней погибнешь?» И не было случая, чтобы прибывший отказался.

В Литве восставших возглавили Длуский и Мац-кявичюс, в Западной Белоруссии — В. Врублевский. Попытки организации отрядов, предпринятые сторонниками Калиновского в центральных и восточных районах Белоруссии, не дали результатов. В предше-

ствующие восстанию месяцы в этих районах из-за слабости революционно-демократических групп подготовка населения к восстанию почти не проводилась, и крестьяне настороженно отнеслись к призыву немедленно взяться за оружие, исходившему от неизвестных им лиц.

Общее руководство созданными и формируемыми отрядами должен был принять, как это было предварительно условлено, Сераковский. С извещением о начале восстания и приглашением в Вильно к нему выехал Ян Козелл. Однако ни Сераковский, ни Звеж-довский, с которыми Козелл встретился в Петербурге и Москве, не могли выехать в Вильно раньше чем через месяц. В первые недели восстания Калиновский, по существу, был его единоличным руководителем на белорусских и литовских землях. Он пытался повернуть восстание на путь борьбы не только за национальную свободу, но и за социальную справедливость, придать ему антифеодальный, народный характер. Он разослал по всем отрядам специальную инструкцию, в которой указывалось, что начальники повстанческих отрядов имеют право конфисковать, с выдачей соответствующих квитанций, оружие, продовольствие, лошадей, транспортные средства, одежду и выносить смертные приговоры всем, кто сотрудничает с карателями или ослушивается приказов восставших. Отрядам предписывалось избегать столкновений с превосходящими силами, истреблять небольшие карательные отряды, закалять в боях солдат. В освобожденных районах повстанцы должны были немедленно приводить в исполнение декрет Временного Национального правительства о прекращении феодальных повинностей и наделении крестьян землей, уничтожать повсюду органы царской администрации и вместо них создавать революционную власть. Под страхом смерти никто не И5«ел права уклоняться от участия в восстании.

Начальники отрядов должны были повсюду прекращать сбор налогов в царскую казну. На них возлагалась ответственность за приведение всего населения к присяге на верность революции. Они должны

были осуществлять мобилизацию всех лиц, способных носить оружие.

Инструкция рекомендовала повстанцам, где необходимо портить коммуникации, разрушать телеграфные линии, задерживать курьеров, уничтожать всюду органы царской полиции. Особое значение имел заключительный (восьмой) пункт инструкции, который гласил, что начальник отряда в освобожденных селах должен был собирать крестьян и у них на виду вешать помещиков, известных своим зверским обращением с крепостными. Калиновский боролся за демократизацию восстания, за сдвиг влево. Повстанческие отряды, возглавляемые Мацкявичюсом, Вислоухом и др., сочувственно встретили его намерения и оказали ему активную поддержку. На пепелищах панских усадеб они оставляли «Повстанческие инструкции». Но в рядах повстанцев были лица, не разделявшие стремления Калиновского, считавшие, что репрессии против помещиков раскалывают национальное единство.

Маневры царских властей также осложнили повстанцам задачу вовлечения крестьянства в восстание. Там, где в первые же недели борьбы удалось сформировать отряды и ознакомить население с программой повстанцев, сторонники Калиновского заручились поддержкой масс. Но в районах Могилевской, Витебской, Минской губерний, где контакт революционных демократов с крестьянством был слабым или отсутствовал вовсе, царским властям удалось внушить населению, что восстание — затея сугубо помещичья.

Калиновский был убежден, что с первыми выстрелами повстанцев, как только его сторонники провозгласят крестьянскую собственность на землю, свободу народа от панско-помещичьего гнета, к ним со всех сторон устремятся тысячами толпы крестьян. Но жизнь преподала ему суровый урок в первые же дни восстания.

В этих условиях группе Гейштора — Дюлёрана удалось в конце февраля — начале марта отстранить Калиновского от руководства. Активизация белых в Литве была частью более широкого плана, связанного с установлением диктатуры Лянгевича. Оцени-

вая случившееся, Калиновский в протесте на имя Временного Национального правительства писал: «Провинциальный комитет уступает и слушает главу восстания потому, во-первых, что не желает начинать пагубных для революции раздоров и несогласий, и, во-вторых, потому, что не чувствует себя достаточно сильным, чтобы вырвать руководство дел из рук своих противников.