Было это не так уж и давно, но и не так уж и недавно. Многие еще помнят время, когда в магазинах не было ни вещей, ни продуктов. Зато в бесплатных городских туалетах можно было прикупить все, что хочешь, – от импортного свитерка до солнечных очков. Правда, был страх – как нагрянет милиция, как заберет всех – кто продает и кто покупает.

В общем, мечтой каждого москвича были валютные «Березки». Окна этих магазинов были плотно зашторены, и тем, у кого не было бумажек, странно называвшихся сертификатами, узнать, что же продается в этом зашторенном раю, было невозможно.

У меня была подружка Люська, а у Люськи эти сертификаты откуда-то были. Иногда она брала меня с собой за покупками. Я никогда не была особенно завистливой, но импортную кофточку, конечно, ужасно хотелось. Да что там кофточку, хотелось всего на свете, потому что ничего тогда у меня не было.

В нашей с Люськой школе обучали машинописи и стенографии, я уже умела очень быстро и грамотно печатать и устроилась работать машинисткой в редакцию толстого литературного журнала.

Каждое утро я приходила в машбюро. Начальница Варвара Васильевна уже резала ломтиками антоновское яблочко, заливала его кипяточком и пила этот кисленький напиток, чтобы после вчерашней серьезной выпивки голова не болела. Себе на перепечатку Варвара обычно брала стихи – там строчки коротенькие. А мне давала романы без абзацев.

Мне работа очень нравилась, потому что в машбюро постоянно заходили настоящие писатели и поэты. Когда материал был нужен срочно, они сами диктовали, а потом еще шоколадку оставляли.

Однажды смешно получилось. Я под диктовку печатала большую повесть. И пока печатала, героев этой повести всем сердцем полюбила и за судьбы их переживала. А писатель диктовал и радовался, что из глаз машинистки слезы на клавиши капают – значит, трогает материал, забирает.

И вдруг события повести приводят к гибели одного из героев. У меня прямо сердце упало, я перестала печатать, замотала головой.

Писатель сразу не понял, что со мной, говорит: «Ларисочка, ты что? Давай, давай, детка! Времени мало. Материал надо срочно в номер сдавать».

А я ему: «Не буду я дальше печатать, если Олега (так звали того героя) в живых не оставите».

Писатель сначала засмеялся, а потом рассердился: «Не выдумывай, пиши, как я говорю. Так надо, Иначе не интересно».

Я стала снова печатать. Писатель ходил по машбюро, диктовал, посматривал на часы. Осталось совсем немного – четыре всего странички. Как раз успеют сдать в набор. Печатала я очень быстро, странички получались чистенькие, без ошибок и опечаток. Наконец последний абзац, точка, шоколадка – спасибо, Ларисочка, – и бегом побежал писатель по коридору, – за подписью к главному редактору.

Я сидела и размышляла – рассказать или нет Варваре Васильевне, что не стала я печатать, что Олег погиб. И вообще, с какого-то момента писателя не слушала, а печатала сюжет, который придумывала сама – что Олег остался жив, и вообще жизнь его сложилась очень счастливо – женился он на любимой красавице, и стал журналистом-международником, и купил себе «Волгу», и пошел однажды вместе со своей красавицей в «Березку», и купил ей там свитер импортный и солнечные очки.

Как раз к концу диктовки я успела все это насочинять.

Рабочий день кончался. Варвара опять пила свою кислятину – наверно, за весь день голова так и не прошла. А уже новая четвертинка из сумки выглядывала.

Я закрыла машинку, чтоб не запылилась, и так, ничего не рассказав, собралась и поехала в институт.

Я училась в педагогическом на учительницу русского языка и литературы. Никакой учительницей я быть не собиралась, просто в педагогический было поступить полегче. В школе я училась плохо – в аттестате зрелости не было ни одной четверки – только тройки. До сих пор у меня дома хранится школьная характеристика, в которой написано, что Лариса Рубальская обладает средними умственными способностями, занималась нерегулярно и с трудом окончила одиннадцать классов.

Правда, сочинения мои всегда читали всему классу вслух, но все равно ставили тройки за неправильный подход к теме.

На следующее утро я, как всегда, пришла в машбюро и попросила у Варвары ее кислятинки попить – у меня тоже болела голова – боялась, что за вчерашнюю проделку меня с работы выгонят.

В середине дня с машбюро вошел тот писатель. Я замерла. Он подошел и положил передо мной узенькую серую коробочку: «Это тебе». Я открыла – заграничная авторучка с золотым перышком. И тут писатель сказал такие слова: «Ты, Лариса, будешь писать. У тебя литературный дар. Конечно, я должен был бы попросить главного, чтоб он тебя наказал. Ты сорвала номер. Но то, как ты это все придумала, остановило меня. Понимаешь, ты усвоила стиль, лексику, манеру. Если бы кто-то посторонний читал, ни за что бы не догадался, что этот кусок написан не мной. Я читал это жене, она не поверила, что девочка-машинистка могла так написать. И, самое смешное, она была рада, что ты изменила судьбу героя. Ведь я так и оставил. Только про „Березку“ выкинул. Пиши, у тебя получится».