Исходя из материально-технических возможностей РККА в 20-е гт., Свечин спасение СССР видел в пространственно-климатических условиях, позволяющих «истощать» возможности противника, втягивая в глубь страны1074 1075. На этой почве и обострились идейные противоречия между Свечиным и Тухачевским. Впрочем, не только с Тухачевским, но и с единомышленником «красного Наполеона» А.Зайончковским и той частью старых «генштабистов», которые придерживались концепции «стратегии сокрушения»1076.
Таким образом, обострившаяся дискуссия по принципиальным стратегическим вопросам корнями своими уходила в дореволюционный период. Однако оказавшийся на вершине одного из полюсов дискуссии Тухачевский придавал академическому спору явно политический смысл. Особенно с 1926 г., когда'была впервые издана книга Свечина «Стратегия». В ней неоднократно прямо и косвенно подвергалась критике «стратегия сокрушения», в частности, и на примерах германского наступления на Париж в 1914 г. и наступления Тухачевского на Варшаву в 1920 г.1
1 мая 1927 г. центральная партийная газета «Правда» поместила статью А.Свечина «Военное искусство в будущей войне», в которой автор, вновь касаясь варшавской операции Красной Армии в 1920 г. оценил ее как «злоупотребление революционными лозунгами»1077 1078. Статья эта появилась как своего рода реакция военного специалиста на переворот Чан Кайши (апрель 1927 г.).
Следует заметить, что военная помощь китайской гоминьда-новской революции многочисленными военными советниками с В.Блюхером (Галиным) во главе — они фактически и осуществляли оперативно-стратегическое руководство китайскими «революционными армиями» — представляла собой не что иное, как реализацию на практике идей Тухачевского, его доктрины «революции извне», ее лозунга — «движение на выстрелы». В перевороте Чан Кайши усматривалось полное крушение этой доктрины: оказание помощи «революционной армии» Китая, доведение этой армии до победы советским «генералом» Блюхером и его товарищами обернулось не торжеством «социальной революции», а ее крушением — «бонапартизмом». Так в самой идеологии «революции извне», в Идеологии «революционной войны», главным пропагандистом и теоретиком которой был Тухачевский, будто и впрямь в соответствии с мнением Л.Троцкого, проявились очертания «бонапартизма», и не только китайского, но и маячившего в глазах советского политического руководства «бонапартизма» в Красной Армии. В этом смысле примечательно и расхождение мнений относительно Чан Кайши и китайской политической действительности, обнаружившееся в позициях
политического советника СССР в Китае М. Бородина и военного советника В,Блюхера (Галина).
В отличие от Бородина, считавшего, что у Чан Кайши весьма незначительная социально-политическая база и нет поддержки «революционной армии», «тов. Галин (Блюхер), как сообщал советский представитель М.Юшкевич, считает, что многие товарищи ошибаются, умаляя значение военного фактора в обстановке на Юге. Массовое рабочее и крестьянское движение — большая сила в развитии национальной революции, но вместе с тем эта сила не решающая. За Чан Кайши, по мнению Галина, большая часть армии»1.
Блюхер считал, что Чан Кайши готов был продолжить сотрудничество с военными советниками из Красной Армии при условии удаления из Китая политического советника РКП (б) Бородина и что на это следовало идти1079 1080. Таким образом, Блюхер, характеризуя политическую ситуацию в Китае, констатировал переход доминирующей роли в ней от «революционной партии» к «революционной армии». Нет необходимости в пространных комментариях, чтобы сделать вывод, особенно в идейно-политической атмосфере тех лет: это было провозглашение «бонапартизма». Хотя, быть может, сам Блюхер и не имел намерения мыслить столь категорично и определенно.
В сущности, это означало, что в Китае возникал политический вариант, в котором доминирующая роль от Российской компартии должна была перейти к Красной Армии, от полити-ков-коммунистов — к «генералам». В этом, видимо, многие в СССР усматривали обстоятельства, благоприятствовавшие «бо-напартизации» советской военной аилы. Таким образом, обстановка, с одной стороны, означала крушение одного из основополагающих положений «революции извне» — о роли классовой борьбы и трудящихся классов, — зато усиливала чисто военный фактор — роль Красной Армии. Пример китайской революционной армии и военно-политической судьбы Чан Кайши демонстрировал политический итог «революционной войны», ее идеологов и «вождей». Одних он пугал, другим мог послужить соблазном. Однако был еще один важный фактор, внутренне органично взаимосвязанный с вышеописанным, один из основополагающих во всей геостратегической ориентации советской военной элиты — польский.
Варшавская катастрофа была сильнейшим ударом для Тухачевского. Понятно, что М. Тухачевский был человеком, не только глубже других «революционных генералов» осмыслившим свой драматичный боевой опыт сражения под Варшавой, но и более других, острее ощущавшим потребность боевого реванша. И ситуации для него подходящие возникали начиная с 1922 г. не раз: летом—осенью 1923 г., в конце 1924 г. Именно тоща в связи с встречным стремлением главнокомандующего рейхсвером генерал-полковника Г. фон Секта сначала на уровне внешнеполитических ведомств в Германии и СССР, а затем ведомств военных была предпринята попытка подготовки совместной войны против Польши. И действительно, уже весной повсеместно на западных рубежах СССР, на съездах Советов, прошедших в мае 1925 г. в Белоруссии, на Украине, в Молдавии, господствовало торжественно-агрессивное настроение и звучали недвусмысленные, вызывающие лозунги и призывы.
«Мы не требуем, — говорил председатель молдавского ЦИК Старый на 9-м Всеукраинском съезде Советов в мае 1925 г., — маневров корпуса Котовского на левом берегу Днестра, но мы выражаем непременное желание, чтобы правительство заявило румынским насильникам, что Бессарабия является неотъемлемой частью Советской республики. Мы должны сказать этим держимордам, что за все свои насилия над молдавским населением они получат воздаяние. Тов. Котовский, командир кавалерийского корпуса, говорит о готовности Красной Армии в любой момент прийти по призыву рабочих и крестьян на по. мощь братскому населению Бессарабии от насилий румынских бояр»1081.
На прошедшем незадолго до 9-го Всеукраинского съезда Советов Первом съезде Общества бессарабцев в апреле 1925 г. Г.Котовский говорил: «Вопрос об освобождении Бессарабии, вопрос о том, чтобы сделать Бессарабию красной, мог бы быть разрешен хорошим ударом нашего корпуса, куда входит и Бессарабская кавалерийская дивизия, или в крайнем случае еще парой наших корпусов... Если рабоче-крестьянское правительство, руководимое коммунистической партией, скажет, что довольно дипломатических переговоров, прикажет нашей Красной Армии броситься к границам Румынии, Бессарабии, на помощь восставшим рабочим и крестьянам, наш кавалерийский корпус будет впереди! Мы уверены, что, если этот исторический момент настанет, наша красная конница перемахнет одним прыжком через Днестр»1.
М.Тухачевский, в то время командующий Западным военным округом, специально приехавший в Минск, в своем выступлении на 7-м Всебелорусском съезде Советов в мае 1925 г. говорил: «Крестьяне Белоруссии, угнетенные польскими помещиками, волнуются, и, конечно, придет тот час, когда они этих помещиков сбросят. Красная Армия понимает, что эта задача является для нас самой желанной, многожданной... Мы уверены, и вся Красная Армия уверена в том, что наш Советский Союз, и в первую очередь Советская Белоруссия, послужит тем оплотом, от которого пойдут волны революции по всей Европе... Красная Армия с оружием в руках сумеет не только отразить, но и повалить капиталистические страны... Да здравствует Совета скал зарубежная Белоруссия! Да здравствует Мировая революция!»1082 1083. .
