Свою роль сыграли в совокупности прежде всего следующие обстоятельства: продолжавшаяся с обострением внутрипартийная борьба, сложная социально-политическая обстановка внутри страны и, наконец, так называемая «военная тревога» 1926—1927 гг.
3
Революционная геополитика, стратегия и «военная тревога* 1926—1927 гг.
1923 г. являлся своеобразным рубежом, которым фактически завершался период некой эйфории в ожидании грядущей Мировой революции и начиналась длительная эпоха, наполненная драматизмом поисков и частых смен новых парадигм внешней политики СССР.
«Неудача германской революции ударила по «индустриали-стам», — вспоминал эту ситуацию находившийся в гуще проблем и персон советского внешнеполитического ведомства Г.Бе-седовский. — Снова начались разговоры о том, что правильным путем социальной революции в Европе является путь через аграрные Балканы в Италию и что надо революционизировать крестьянские массы. Появилась идея организации и расширения «крестинтерна», то есть крестьянского Интернационала как впо-могательного орудия Коминтерна, Но это «аграрное» напраале-ние продолжалось недолго. Оно было отодвинуто на задний алан открытием нового слабого пункта в европейской капиталистической системе — Англии... Коминтерн срочно разрабатывал новые маршруты революции. Англии отводалась в них централь-пая роль. Основное направление удара намечалось по английским колониям и Китаю»1.
Крупнейший специалист по истории и географии Востока генерал-лейтенант Андрей Евгеньевич Снесарев1060 1061 1062 на своих лекциях в Военной академии РККА еще в 1920 — 1922 гг. будущим «красным генштабистам» говорил: «Со времен Петра Великого Россия неуклонно продвигалась к теплым морям и Индийскому океану, — объяснял «краскомам» генерал А.Сиесарев жизненно важнейшие, по его мнению, геополитические и геостратегические задачи России. — На пути у русских всегда стояли англичане... В XIX веке путь к Персидскому заливу и теплым морям, имеющий для нас большое значение, снова постоянно преграждали англичане. Чтобы открыть этот путь, мы вели несколько войн в Персии и Центральной Азии, но за нашими противниками всегда стояла Британская империя. Точно так же Британия старалась лишить нас плодов наших побед на Балканах.
Вы спросите меня, почему я говорю вам все это, когда советская революция отбросила идею империализма. Это верно, что Советская республика не имеет империалистических целей. Цель советской революции в мировом масштабе — освободить угнетенные народы от империалистической эксплуатации, и особенно — принести свободу народам Востока. Самым серьезным прпятствием на этом пути остается британский империализм. Если мы хотим принести свободу народам Азии, мы должны подорвать власть британского империализма. Он по-прежнему остается смертельным врагом этих народов, так же, как и нашим врагом. В этом заключается ваша задача»’.
Совершенно очевидно, что высказанные Снесаревым соображения перекликаются с рассуждениями пленного гвардейского офицера Тухачевского, его идеями «революционной войны» и четко выраженными им (о чем далее в тексте) геостратегическими представлениями. Они перекликаются и с мыслями полковника Генштаба Н.Какурина. Все эти офицеры старой Русской армии так или иначе видели в идее Мировой социальной революции мощное оружие, с помощью которого России (не имеет значения, какой России) удастся, наконец, разрешить давние русско-британские геополитические и геостратегические противоречия в свою пользу.
Международная ситуация, характеризовавшаяся крушением надежд на скорую революцию в Германии и Европе; геостратегическая обстановка, обусловленная необходимостью развития тесных и всесторонних связей СССР с Германией; неизбежность в этих целях победоносной войны против Польши; напряженная настороженность в отношении «главного врага» Мировой революции — Великобритании — все это требовало от советской военной элиты выработки общей геостратегической и геополитической концепции, военной доктрины, учитывавшей все вышеуказанные и иные факторы.
С 1923 по 1924 г. фактически официальной стратегической доктриной Красной Армии являлись геостратегические и оперативно-стратегические взгляды и позиции Тухачевского. Это его теория «революции извне» и «стратегия сокрушения», а также теория «таранной стратегии» на основе «последовательных операций» (на опыте германского наступления на Париж в 1914 г. и советского наступления на Варшаву в 1920 г.). Однако крушение надежд на германскую революцию 1923 г. и обнаружившаяся небоеспособность Красной Армии, требовавшая серьезных ее реформ, вынуждали политическое и военное руководство СССР оставить надежды на ближайший революционный кризис на Западе и разработать общую геостратегическую концепцию. Тухачевский и его сторонники следующим образом определяли основные очертания этой концеции.
В основу ее была заложена определенная Тухачевским уже в 1924 г. «стратегия организации». Она разрабатывалась им на основе итогов 1-й мировой войны, с учетом тех выводов, которые делались в зарубежной (в частности, немецкой) военной мысли, и переносила акцент в решении оборонных и геостратегических проблем на так называемую «маневренную» организацию использования военного потенциала страны. При этом предполагалось исходить из тех геостратегических целей, которые последовательно вставали перед государством. Обращалось внимание на органическую связь геополитического положения государства и страны (в данном случае СССР) и геостратегических задач и целей, которые должны и могут из этого положения вытекать.
Анализируя причины поражения России в 1 -й мировой войне, как и поражения Германии, Тухачевский ссылался и на исследования генерала Тренера. Он считал, что «Англия, несмотря на весь блеск германской сухопутной стратегии, показала себя более дальновидной в военном отношении», определив, исходя из своего островного положения, свои главные усилия на «создании мощной морской организации». Она приняла, таким образом, такую стратегию организации, которая «вполне соответствовала тем задачам, которые перед Англией вставали и которые она в конечном счете блестяще разрешила»1. Германия же и Россия допустили в этом отношении фундаментальный просчет. Их геополитическое положение порождало стратегические цели континентального, а не морского характера. Для их достижения и Германии, и России нужна была мощная армия, а не флот, выполнявший второстепенную, вспомогательную роль.
Ссылаясь на мнение германского военного министра Тренера, Тухачевский считал, что «Вильгельм сделал крупную ошибку, что такие громадные средства истратил на морской флот, а не на сухопутную армию»1063 1064. Если бы эта ошибка не была допущена, «если бы мощь сухопутной германской армии была подготовлена в большем масштабе, а это было вполне возможно, то исход осенней кампании 1914 года во Франции мог бы Окончиться для последней полным крахом, что предрешило бы и исход войны»1065.
По мнению Тухачевского, «царская Россия шла по пути Германии... Империалистические мечтания заставили ее строить непомерно сильный флот, в то время как армия, которой предстояло решать основные задачи войны, была недостаточно вооружена и совершенно не обеспечена промышленностью в военном отношении»1. Исходя из этого опыта, Тухачевский считал, что и для СССР как континентальной державы следует определить в качестве основополагающей «континентальную» геостратегическую концепцию.
«Мы находимся в положении прямо противоположном Японии и Англии. Морскими операциями даже самых мощных мировых империалистов нельзя нарушить ни нашей экономической, ни политической целостности. У нас нет такой внутренней коммуникации, которой могли бы угрожать морские флоты противника... Морской флот (для СССР) играет чисто вспомогательную роль при выполнении наших операций. Сухопутная ар-мйя и Воздушный флот — вот основные киты, на которых фактически зиждется наша оборона страны»1066 1067. Вот концепция Тухачевского. В сущности, это был радикальный поворот в геостратегической ориентации: со времен Петра Великого Россия была определена как «морская держава» и безуспешно пыталась бороться с Британией за «владение морем», обрести выход на просторы Средиземноморья и Атлантики.
