И вот теперь идея понравилась Гитлеру. Диктатор спокойно выслушал все аргументы Канариса, ибо был в благодушном настроении. В те дни фюрер выбирал, каким путем двигаться дальше. Англию, как он ни пытался, пока не удалось сломить. Быть может, надо выбрать новый курс и новую цель?

У него было несколько вариантов. Можно, конечно, усилить войну против англичан и сражаться с ними во всем Средиземноморье. Однако Гитлер боялся морской войны — в памяти были еще свежи уроки первой мировой, преподнесенные британцами. Лучше создать мощную антибританскую коалицию с участием СССР; надо только направить его активность подальше от восточных границ Германии — пусть себе воюет на Ближнем Востоке и в Индии. А еще лучше — нанести удар по самому Советскому Союзу; территория его станет жизненным пространством для немцев. Англичан же катастрофа России сделает сговорчивыми, ведь они всерьез рассчитывают на его поддержку.

Фюрер все больше склонялся к этой мысли. Но тогда совсем не нужны ни итало-греческая война, ни операция «Марита»: тогда вместо похода на Восток вермахту придется отвлечься на очередную балканскую войну.

Адмирал оказался в трагичной ситуации: пытаясь остановить войну на Балканах, он невольно готовил новую, более страшную и кровавую войну — с Советским Союзом.

ответ, который готовился дать Франко. Оставалось лишь сберечь свою репутацию и не вызвать гнев фюрера. Поэтому, готовясь к аудиенции, Канарис попросил Вигона составить подробный протокол предстоящей беседы. Он собирался отвезти его фюреру в свое оправдание.

Появившись в кабинете Франко ровно в 19.30, Канарис передал приветствия фюрера и заявил, что Германия хотела бы «в скором времени напасть на Гибралтар, причем немецким войскам надо войти на территорию Испании уже 10 января». Фюреру пришлось выбрать этот срок, потому что войска, штурмующие крепость, позднее будут использованы для других операций. Как только начнется ввод войск, рейх примется оказывать Испании экономическую помощь.

Франко был готов к ответу. «Генералиссимус отвечал адмиралу, что по изложенным в свое время причинам Испания не сумеет в указанные сроки вступить в войну», — записывал Вигон. Причины: неминуемое нападение британского флота, плохое вооружение испанской армии и перебои с продовольствием.

Канарису не оставалось ничего другого, как откланяться. Напоследок адмирал поинтересовался, можно ли ввести немецкие войска в какие-то более поздние сроки? Генералиссимус отвечал, что он не может назвать точной даты, поскольку устранение указанных трудностей зависит не от одной только воли Испании.

Канарис уехал в немецкое посольство. В ту же ночь он отправил телеграмму в Берлин. Бюркнер передал телеграмму Йодлю, тот — Кейтелю. Так весть достигла фюрера. Диктатор не поверил, что испанский «собрат» бросает его в трудную минуту.

Кейтель шлет срочную телеграмму Канарису, требуя «узнать у генерала Франко ближайший возможный срок проведения операции в Гибралтаре». Ляйсснер, которому вручили телеграмму, пытался отыскать адмирала, но тот оказался неуловим.

Лишь 10 декабря он прислал Кейтелю ответ: сообщил, что еще 7 декабря «несколько раз настойчиво спрашивал» у Франко, «может ли тот вступить в войну в какой-либо другой срок или назвать точную, более позднюю дату». Франко отвечал на вопросы отрицательно. Он пояснил, что точная дата «зависит от дальнейшей экономической ситуации в Испании, а также от дальнейшего хода войны с Англией».

Эта справка наконец убедила Гитлера. В тот же день он отказался от захвата Гибралтара. Развеяна была мечта о том, что немцы изгонят британский флот из Средиземного моря.

Канарис ждал, что Гитлер придет в бешенство, но тот остался удивительно спокоен. Диктатор по-прежнему верил: лучше Канариса никто не мог бы справиться с миссией в Испании, и не его вина, что Франко отплатил фюреру черной неблагодарностью.

Поэтому Канарис попытался прямо из Мадрида хотя бы остановить войну на Балканах. Венгерским посланником здесь был полковник Рудольф Андор-ка, бывший шеф спецслужбы. Канарис хорошо его знал и попросил помочь.

В свою очередь, полковник был знаком с греческим адмиралом и посланником Периклом Аргиропу-лосом, жившим в Мадриде. 17 декабря Андорка встретился с ним и попросил передать в Афины предложение немцев о перемирии. Правительство рейха выступит посредником. Греция сохранит завоеванную часть Албании. Единственное, что требуется от Афин, — строго держаться нейтралитета и настоять, чтобы британские войска покинули занятые ими районы Греции.

Аргиропулос был удивлен услышанным и успокоился, лишь узнав, что за предложениями стоит Канарис. Посланник вспомнил о «греческом» адмирале Канарисе и усмехнулся: пусть теперь немецкий адмирал Канарис несет мир на землю Эллады. В тот же день диктатор Метаксас узнал о предложениях немцев и немедленно с ними согласился.

Правда, генерал боялся протестов внутри страны, а потому попросил, чтобы Канарис еще раз повторил свои предложения — на дипломатическом уровне. Для этого нужно было согласие фюрера, а тот не торопился. Ведь если итальянцы узнают, что Гитлер дарит грекам часть Албании, они могут и расторгнуть союз с Германией.

В свою очередь, британцы убеждали греческих министров не поддаваться ни на чьи уговоры. Мы сами пришлем вам войска и защитим Элладу! Метаксас противился всеми силами. Он знал, что Черчилль готов вовлечь в итало-греческую войну все Балканские страны: Югославию, Болгарию и даже

Турцию — открыть здесь второй фронт против Германии.

В это время в Афинах объявился полковник Уильям Донован, специальный представитель Рузвельта (вскоре он станет главой американской спецслужбы). Объявился, дабы расстроить немецкий план мира. Донован был из тех, кто добивался, чтобы США вступили в войну. Однако пока Америка не вмешивалась в европейские события, полковник приехал на Балканы, чтобы помочь англичанам. За спиной «дикого Билла» (так прозвали Донована) стояла британская разведка.

Где бы он ни находился на Балканах, Донован призывал к крестовому походу против нацизма. Всем, кто готов был встать под его знамена, обещал поставки оружия из США. Он являлся в греческие войска, что сражались в Албании; вел переговоры с Метаксасом и его генералами; навещал болгарского царя Бориса.

За этими действиями внимательно наблюдал Ка-нарис. Он приказал своим агентам тенью следовать за Донованом. Когда тот встречался в Софии с царем Борисом, агенты обшарили карманы пальто, оставленного американцем, и вытащили его паспорт. «Восточный экспресс» на Белград задержали на 20 минут, ожидая полковника, который с новым — временным — паспортом покидал неприветливую страну. Этой поездки немцы опасались не случайно: для них были очень важны отношения с огромной, многонациональной Югославией.

Долгое время она ловко уклонялась и от германских объятий, и от британских авансов. Страна четко придерживалась нейтралитета, к тому же сложным было положение и внутри нее. Ее президент, Цветко-вич, проницательно сказал: если Югославия присоединится к державам «оси», то «взбунтуются сербы; если же начнется война с немцами, беды жди от хорватов».

Тем временем Гитлер, решившись на войну с Россией, устраивал смотр своих сил. Ждал он помощи и от Югославии и потому торопил Цветковича. Тот не видел для своей страны другого выхода и готовился воевать с Россией.

Этот альянс и хотел разрушить полковник Донован. Немецкие шпики, следовавшие за ним, продолжали информировать о всех шагах «дикого Билла». От них ускользнула лишь одна деталь. Донован связался с генералом ВВС Душаном Симовичем и группой сербских офицеров. Они готовы были тотчас поднять мятеж и свергнуть правительство, заключи оно союз с немцами. В Семлине, на квартире Симо-вича, Донован обещал ему «полную моральную и материальную поддержку» Америки.

Донован сыпал деньгами. Позднее он будет хвастать, что «купил» путч генерала Симовича. Падок на его уверения был и другой генерал— Метаксас. В середине января он все-таки отверг руку, протянутую немцами, и встал на сторону англичан. Согласно их договору, британское командование на Ближнем Востоке втайне соберет войска, и, как только немцы вступят в Болгарию, англичане, опережая их, высадятся в Салониках.