— Ну так что же? Получишь зарплату, одолжимся немного — и купим, что надо.
— Нехорошо вроде — одалживаться, — колебался Коваль. — Это ж не такая крайность, что позарез нужно.
— Какой ты смешной, Миша. Ты только подумай. Приемник нам все равно покупать надо, и мы его купим через полгода или через год. Так лучше же сейчас купить: мы эти полгода слушать радио будем. И кровать тоже нужна. Ты же сам говорил, наша — «дохлолягушечья». Так купим лучше сейчас… Лучше даже две кровати, поставим рядом в спальне. И шифоньер. Можно недорогой купить, рублей за триста.
— Правильно все это, только денег сейчас нет.
— Возьми взаймы.
— Где же я возьму?
— Ты попроси, тебе любой даст. Знают ведь, что ты много зарабатываешь и по первому требованию можешь отдать.
— Вот то-то и плохо. Мне каждый одолжит, только неудобно это, я в зависимость от человека попадаю. Нехорошо.
— Глупенький мой, ну разве можно быть таким. У тебя много друзей, ни в какую зависимость ты не попадешь. Любой тебе поможет.
Кредитор оказался совсем неожиданным.
Однажды в воскресенье Шурочка явилась домой не в десять, как обычно, а в шесть вечера. Коваль после обеда спал. Шурочка разбудила его.
— Вставай, Мишка-медведь!
Коваль испуганно вытаращился на нее.
— Ты пришла… Уже поздно?..
Но в комнате было совсем светло.
— В чем дело? Почему ты так рано пришла?
— Библиотеку сегодня закрыли на ремонт. И я свободна.
— Что же мы будем делать?
Шурочка рассмеялась.
— Хорош муж, нечего сказать! Один вечер оба оказались свободными, и он уже не знает, что делать. Ну хоть в кино своди, сто лет уже не были.
— А какая сегодня картина?
— «Кукарача». Все уже видели. Только и слышишь:
Я кукаррача, я кукаррача,
Я о-том-щу…
Шурочка забавно изобразила взъярившуюся от ревности женщину, пытающуюся вцепиться когтями в глаза изменнику. Коваль, смеясь, схватил ее руки.
— Интересная картина? — спросил он.
— Очень интересная. Все говорят. Пойдем.
Коваль представил себе нескончаемую, длиннохвостую очередь у кассы кинотеатра.
— Там, наверное, и билета не достанешь. Сегодня ж воскресенье.
— А ты позвони по телефону и попроси администратора, он отложит. Зайдешь к нему и возьмешь. Так все делают.
Коваль отрицательно покачал головой.
— Неудобно. Что я, барин какой?
— И никакое это не барство, — настаивала Шурочка. — Все знают, что ты день и ночь в цехе. Когда-нибудь нужно и тебе пойти в кино. Коломиец не боится, как ты. Жена его звонит администратору, и им билеты на дом приносят. А ты всего боишься.
— Да не боюсь… а неудобно. И Коломийцу уже досталось от Петровича за проделки жены.
Шурочка надулась.
— Все ему неудобно. Квартиру попросить — неудобно; пока скандал не устроила, молчал. Деньги взять взаймы, мебель купить — неудобно; живем как в сарае… Жену в кино неудобно повести. Зачем мне такая жизнь? Все говорят: вы счастливая, ваш муж такой молодой, а уже начальник цеха… А какая я счастливая? Что я вижу в жизни? День и ночь он в заводе. Я в библиотеке. Другие, так вовсе не работают. А я должна сидеть там, как дура…
Коваль принялся утешать Шурочку.
— Ну что ты, в самом деле… Такие страхи изобразила. Идем в кино. Постою в очереди или на руках билеты куплю.
Билетов «на руках» не оказалось, и Коваль терпеливо стал дожидаться своей очереди. Шурочка стояла рядом. О домашних делах здесь говорить неудобно было, о заводских тоже. Стояли молча, переминаясь с ноги на ногу и прислушиваясь к разговорам других.
Было тоскливо и скучно. Коваль даже обрадовался, когда услышал вдруг знакомый голос:
— Здравствуйте, Михаил Ефимович!
К нему подошла Вера Павловна.
Коваль смущенно пожал ее руку.
— Мстислав Михайлович стоит там сзади. Нам наверняка не достать билетов на этот сеанс. Я говорю ему: посмотрю, — может быть, знакомого увижу, попрошу взять билеты и нам. Это не затруднит вас?
— Нет, нисколько… Я с удовольствием… Знакомьтесь, Вера Павловна: моя жена.
Вера Павловна пожала руку Шурочки и сказала:
— Теперь я понимаю, почему вас никогда не увидишь с Александрой Прохоровной. Такую хорошенькую жену страшно выводить из дому: уж слишком большое искушение для сильного пола.
Шурочка зарделась от удовольствия и в свою очередь сделала комплимент Вере Павловне:
— Вы самая красивая у нас в городе.
Вера Павловна что-то скороговоркой произнесла о своей старости и пошла за Гусевым. Он любезно поздоровался с Шурочкой и Ковалем. Тем временем подошла очередь, и Коваль взял билеты.
До начала сеанса оставалось еще минут сорок, и Вера Павловна предложила прогуляться по скверу.
Женщины сразу нашли общий язык. Узнав, что Шурочка работает в библиотеке, Вера Павловна заговорила о книгах.
— Вы читали Дос-Пассоса? «Сорок вторую параллель»? Божественная вещь! Так своеобразно написано. Эти кинокадры на манер предисловия. Вначале я, откровенно говоря, не разобрала как следует, в чем дело, и готова была уже бросить книгу. Потом увлеклась. Очень оригинально. У нас так не пишут, западный стиль. Правда?
Шурочке «Сорок вторая параллель» не нравилась, но спорить с Верой Павловной не хотелось, и она сказала только:
— Чересчур сложная форма, по-моему, и рядовые читатели берут без особой охоты.
— Пожалуй, вы правы, — поспешила согласиться Вера Павловна. — Это книга на особого читателя. На рафинированного, так сказать… Книги, в известной мере, можно сравнить с женскими модами. Уровню культуры женщины соответствуют и ее представления о фасоне одежды. Вот смотрите, идет девушка. Ее фамилия Иващенко… Вы знаете ее? Я тоже случайно познакомилась. Ее мать прекрасно шьет, но фасона выбрать не в состоянии. Я уверена, что вы такое платье не надели бы… Это сейчас уже не модно. Сейчас шьют косой клеш в талию, рукава «окорок», чтоб пышно было, и недлинные. А вообще, когда я была в Москве, мне сказали, что очень модны троакары. Из любого материала…
Мужчины молчали. Говорить было не о чем, и они прислушивались к разговору жен. Вера Павловна заметила это и переменила тему разговора.
— Что мы всё о модах и платьях! Мы как-нибудь встретимся с вами наедине, — сказала она Шурочке, — и тогда уж вволю наговоримся о наших женских делах… Вы слышали, — обратилась она к Ковалю, — Синицына посадили. Говорят, что он враг народа… Сейчас всех сажают. Ужас!
— Ну что ты говоришь, Верочка? — вмешался Гусев. — Если человек не виновен, его не посадят. Наверное, заслужил.
Коваль искоса взглянул на Гусева и подумал: «Совсем иначе заговорил, чем раньше. Уже не болтает… Сам, небось, боится».
Но Вера Павловна заговорила уже о другом. Она расспрашивала Шурочку о расположении комнат в квартире, о соседях. Шурочка мигом выложила все свои домашние заботы: соседи сварливые, рамы рассохлись, бак в кухне не греет воду для ванной, мебели нет — в квартире хоть в футбол играй, как говорит Миша…
— Почему же вы не купите? — удивилась Вера Павловна. — Сейчас в магазинах появилась мебель.
Не требовалось особой дипломатии, чтобы выяснить, в чем дело. Шурочка старалась избежать щекотливого объяснения, но Вера Павловна быстро докопалась до истинной причины. Она взяла Шурочку под руку и сказала тихо, но так, чтобы слышал и Коваль:
— Вы простите меня, что я осмелюсь предложить вам взаймы… Мы не достаточно близки с вами. Но, поверьте, я от чистого сердца. У нас есть деньги. Мы могли бы дать взаймы две — три тысячи… Или сколько вам понадобится. Со временем возвратите.
Коваль запротестовал, сказав, что поставил себе за правило не залезать в долги.
— Нет правила без исключения, — возразила Вера Павловна. — Ничего худого не вижу в том, что вы в виде исключения возьмете у нас… Ведь это вам нужно!
— Не так уж спешно, — буркнул Коваль.
— Мне кажется, вы ошибаетесь, — настаивала Вера Павловна. — Вы начальник цеха, к вам приходят люди… Наконец, на завод иногда приезжают иностранные делегации. Могут вдруг заявиться к вам на квартиру… Вы же понимаете, как неудобно получится: начальник цеха, советский инженер — и квартира не обставлена.
