Царь желал, чтобы все дворяне прошли школу государственной службы — если не в полках, то по крайней мере в гражданских канцеляриях. Указ о единонаследии (1714) предписывал не дробить дворянские имения, а передавать их только одному из сыновей; безземельные наследники должны были поступать на службу. Этот же закон ликвидировал разницу между поместьем и вотчиной, но одновременно предписывал «не продавать и не закладывать» дворянские земли, за исключением «крайней нужды», то есть ограничивал дворянское право распоряжения своим имением. Другие указы не дозволяли безграмотным недорослям жениться, не разрешали производить в офицеры не служивших рядовыми в гвардейских полках, запрещали таким дворянам покупать земли и крестьян. Власть требовала от дворян тяжёлой повседневной службы, при этом государственное налогообложение в 8—10 раз превышало величину повинностей крепостных в пользу барина.
Образование и «европейский» образ жизни были доступны лишь владельцам более сотни душ. Основная же масса дворян (90 процентов) была мелкопоместной и имела до ста душ, а 60 процентов из них — до двадцати душ. Их имения совсем не были похожи на барские усадьбы пушкинской поры с парками и библиотеками. Дворяне первой половины XVIII века свои «университеты» проходили в походах и баталиях, на воеводской и канцелярской службе, где тянуть лямку приходилось до глубокой старости.
Но и законное «недвижимое имение» в любой момент могло быть отобрано без суда — в языке эпохи отсутствовало само понятие «собственность». В первой четверти XVIII века, по неполным данным, земли были конфискованы у трёх тысяч дворян — за проступки и злоупотребления, например за обычное «огурство» — неявку на службу.
При помощи указов и инструкций царь стремился регламентировать даже личную жизнь и чувства. Замечательный исследователь эпохи М. М. Богословский сформулировал тогдашние представления об идеальном подданном: «...Он должен был жить не иначе как в жилище, построенном по указному чертежу, носить указное платье и обувь, предаваться указным увеселениям, указным порядком и в указном месте лечиться, в указных гробах хорониться и указным образом лежать на кладбище, предварительно очистив душу покаянием в указные сроки». «Отеческий» надзор должен был исключить саму возможность существования сколько-нибудь независимой от государства сферы человеческого поведения. Основным же инструментом для устройства «регулярной» жизни россиян Пётр считал созданную им полицию. В регламенте Главного магистрата содержится настоящий гимн полиции как движущей силе общественного развития:
«...Оная споспешествует в правах и правосудии, рождает добрые порядки и нравоучении, всем безопасность подаёт от разбойников, воров, насильников и обманщиков и сим подобных, непорядочное и непотребное житие отгоняет, принуждает каждого к трудам и честному промыслу, чинит добрых домостроителей, тщательных и добрых служителей, города и в них улицы регулярно сочиняет, препятствует дороговизне и приносит довольство во всём потребном жизни человеческой, предостерегает все приключившиеся болезни, производит чистоту по улицам и в домах, запрещает излишество в домовых расходах и все явные прегрешения, призирает нищих, бедных, больных, увечных и прочих неимущих, защищает вдовиц, сирых и чужестранных по заповедям Божиим, воспитывает юных в целомудренной чистоте и честных науках; вкратце ж над всеми сими полиция есть душа гражданства и всех добрых порядков и фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобности»".
Модернизация государственного механизма привела к увеличению числа чиновников. В 1715 году в центральном аппарате было 1396 подь'ячих, а в 1721-м — уже 3101; на местах появились коменданты, вальдмейстеры, провиантмейстеры, комиссары. Новая система учреждений вызвала к жизни новый — бюрократический — принцип работы взамен старого служебно-родового: любой чиновник независимо от происхождения и статуса мог быть сменён или назначен на должность по усмотрению начальства.
Отныне продвижение по службе, включая получение дворянского звания, определялось личными заслугами, усердием и опытом. Новый порядок был закреплён Табелью о рангах — «лестницей» из четырнадцати основных классов гражданской, военной, морской и придворной службы. Табель о рангах облегчала карьеру неродовитым дворянам, а выходцам из «подлых сословий» давала возможность получить потомственное дворянство (в XVIII веке — по достижении чина VIII класса). Этот закон просуществовал с некоторыми изменениями до 1917 года. Дополнительными «пряниками» для служащих стали представление к орденам (до 1826 года означало получение потомственного дворянства) и пожалование титулами — баронскими, графскими и даже княжескими, на что отныне могли претендовать даже лица «никакой породы».
Реформы сделали общество более мобильным. Царь обладал умением выбирать толковых помощников; его «птенцы» быстро приобретали опыт и делали стремительную карьеру. Будущий кабинет-министр Анны Иоанновны Артемий Волынский в 15 лет начал служить солдатом, в 27 — был полномочным послом в Иране, в 30 — полковником и астраханским губернатором. Поступивший на русскую службу бедный немецкий студент Генрих Остерман благодаря своим способностям и знанию языков в 25 лет стал уже тайным секретарём Посольской канцелярии, а в 40 — вице-канцлером и фактическим руководителем внешней политики России.
Для контроля над растущей администрацией Пётр I создал (1711) государственную корпорацию доносителей-фискалов (по одному-два человека в каждом городе), обязанных «над всеми делами тайно надсматривать и проведывать» и доносить в центр обер-фискалу о замеченных должностных преступлениях. Церковные власти контролировались духовными фискалами — «инквизиторами». Но 500 человек на всю Россию явно не покрывали потребности власти. В 1722 году тайный надзор был дополнен явным — прокуратурой. Первым генерал-прокурором Сената стал Павел Иванович Ягужинский — «наше око и стряпчий о делах государевых», как называл его Пётр. Ему подчинялись прокуроры коллегий и надворных судов в провинции, имевшие право вмешиваться в деятельность всех учреждений и требовать пересмотра в случае нарушения закона.
Жизненной школой для большинства деятелей той эпохи послужила гвардия. Петровские гвардейцы выполняли самые разные поручения: формировали новые полки, проводили первую перепись, назначались посланниками, ревизорами и следователями по особо важным делам. Простой сержант или поручик являлся в провинцию (для набора рекрутов, следствия или «понуждения губернаторов и прочих правителей в сборе всяких денежных сборов»), делал выговор губернатору в генеральском чине, а тот был вынужден оправдываться и исполнять указания, ибо знал, что через пару недель царский посланец будет лично докладывать ему о здешних делах и может повлиять на карьеру куда более знатного администратора.
Многим гвардейцам, находившимся «на баталиях и в прочих воинских потребах безотлучно», только личная храбрость, исполнительность и усердие позволили сделать карьеру. Сиротой из бедных новгородских дворян (на четверых братьев — один крепостной) начал в 1704 году службу солдатом-добро-вольцем Преображенского полка Андрей Иванович Ушаков — и через десять лет стал майором гвардии и доверенным лицом царя по производству «розысков». Проявлением доверия к гвардейцам стало включение в число судей над царевичем Алексеем двадцати четырёх офицеров Преображенского полка: рядом с вельможами подпись под приговором сыну государя поставил прапорщик Дорофей Ивашкин.
Другим рычагом проведения реформ стали Преображенский приказ в Москве и Тайная канцелярия в Петербурге — органы политического сыска, впервые выделившиеся при Петре в самостоятельное ведомство, пресекавшее все попытки сопротивления правительственному курсу. Главный судья Преображенского приказа, жестокий, но честный и неподкупный «князь-кесарь» Фёдор Юрьевич Ромодановский даже замещал царя во время отъездов, коротко и ясно сообщая ему о своей деятельности: «Беспрестанно в кровях омываемся». Процедура следствия по политическим делам заканчивалась массовыми расправами: в 1698 году после подавления выступления стрельцов был казнён 1091 человек; из пятисот привлечённых по делу о восстании в Астрахани (1706) 365 человек были приговорены к повешению, отсечению головы, колесованию.
