14 ноября. Всё очень нехорошо, хотя у него нет бреда. Я намерен был дать соляной кислоты с питьём, но получил отказ по обыкновению: “Уходите прочь”. Я заплакал, и, видя это, он мне сказал: “Подойдите, мой милый друг. Я надеюсь, что вы не сердитесь на меня за это. У меня свои причины”.
15 ноября. Сегодня и вчера, что за печальная моя должность объявить ему о близком его разрушении в присутствии её величества императрицы, которая отправилась предложить ему верное лекарство. Причащение Федотовым. Его слово после того.
16 ноября. Всё мне кажется слишком поздно. Только вследствие упадка сил физических и душевных и уменьшения чувствительности удалось дать ему некоторые лекарства после святого причастия и увещаний Федотова.
17 ноября. От худого к худшему. Смотрите историю болезни...
18 ноября. Ни малейшей надежды спасти моего обожаемого повелителя. Я предупредил императрицу и кн. Волконского и Дибича, которые находились, первый у него, а последний внизу у камердинеров.
19 ноября. Её величество императрица, которая провела много часов вместе со мною одна у кровати императора все эти дни, оставалась до тех пор, пока наступила кончина в 11 часов без 10 минут сегодняшнего утра»63.
Последним распоряжением Александра I был отданный начальнику военных поселений Витту приказ арестовать П. И. Пестеля и других руководителей заговора.
«Наш ангел на небесах, а я, несчастная, на земле», — писала Елизавета Алексеевна о кончине супруга. Жизнь императрицы закончилась в Белёве через несколько месяцев после смерти Александра на обратной дороге из Таганрога в Петербург. Кончина ещё не старого государя (ему шёл 48-й год), ранее не болевшего, породила различные слухи и предположения. Наиболее распространённым стало предание о том, что Александр скрывался в Сибири под именем «таинственного старца» Фёдора Кузьмича.
Глава тринадцатая ОТЕЦ-КОМАНДИР
Он строг, суров и непреложно следует принципам и собственному пониманию долга — ничто на свете не может заставить его этим принципам изменить.
Королева Виктория
«Что он для меня создал»
«Самый красивый мужчина Европы» при жизни и «незабвенный» по смерти вскоре стал в глазах общества символом косности, формализма и деспотизма. Однако царствование Николая I, традиционно воспринимаемое как эпоха застоя, поражает внутренней противоречивостью: золотой век русской культуры — и вопиющее крепостничество, систематизация законов — и неприкрытый произвол власти, высокий международный престиж — и позорный проигрыш в Крымской войне.
Третий сын великовозрастного наследника Павла Петровича и его супруги Марии Фёдоровны родился 25 июня 1796 года. Екатерина II ещё успела понянчить очередного внука и писала своему корреспонденту барону Гримму: «Мамаша родила огромного малыша. Голос у него бас... длиною он аршин без двух вершков (62 сантиметра), а руки немного поменьше моих. В жизнь мою в первый раз вижу такого рыцаря». Однако этого «рыцаря», в отличие от его старших братьев Александра и Константина, она к великим делам не предназначала. Ему предстояло стать военным; в 1799 году он впервые надел мундир лейб-гвардии Конного полка как его шеф и генерал-лейтенант по чину, в 1800-м стал командиром лейб-гвардии Измайловского полка и с тех пор постоянно носил зелёный измайловский мундир.
Образование Николая было домашнее с военным уклоном, которое сам он впоследствии считал совершенно неудовлетворительным. Много лет спустя он вспоминал: «В учении я видел одно принуждение и учился без охоты. Меня часто и, я думаю, не без причины, обвиняли в лености и рассеянности, и нередко граф Ламсдорф меня наказывал тростником весьма больно среди самых уроков».
Однако военный порядок и дисциплина всегда были Николаю по сердцу. В воспоминаниях он писал: «Одни военные науки занимали меня страстно, в них одних находил я утешение и приятное занятие». Юриспруденцию, философию и прочие гуманитарные «рассуждения» Николай не любил («Лучшая теория права, — говорил он, — добрая нравственность, и она должна быть в сердце независимо от этих отвлечённостей и иметь своим основанием религию»), зато прекрасно разбирался в артиллерии и фортификации; но больше ему нравилось инженерное дело. «Мы — инженеры!» — любил повторять будущий царь. Повоевать он не успел: молодых великих князей Николая и Михаила выпустили из России только в 1814 году, под занавес долгой войны с Наполеоном. Зато по дороге, в Берлине, произошло его знакомство с дочерью союзника, прусского короля Фридриха Вильгельма III, и в октябре 1815 года последовало официальное извещение о помолвке. В 1817 году Николай женился на своей избраннице, принцессе Шарлотте Каролине Фредерике Луизе, ставшей в православии Александрой Фёдоровной.
Николай был не только счастливым мужем и отцом, но и бравым служакой — он стал генерал-инспектором по инженерной части и шефом лейб-гвардии Сапёрного батальона, затем командиром бригады 1-й гвардейской дивизии. В этом качестве он постоянно проводил смотры и учения, посещал находившуюся под его началом школу гвардейских подпрапорщиков, наблюдал за строительством укреплений в Кронштадте. К своим обязанностям великий князь относился серьёзно, начальником был строгим, вникал в мелочи и стремился во всём навести порядок. Однако в гвардии его не очень уважали по причине отсутствия боевого опыта и не любили за придирчивость и порой пренебрежительное отношение к офицерам. От тягот службы великий князь отдыхал в кругу семьи: рисовал, изредка музицировал, читал — часто в комнатах жены, а то и спал днём у неё. Гости у четы были немногочисленными. Николай и Александра редко наносили визиты и посещали балы.
Так бы и тянулась жизнь любезного мужа и генерала-стро-евика, но летом 1819 года император Александр объявил, что следующий из братьев, Константин, не желает царствовать и престол переходит к Николаю. В 1823 году Александр I подписал манифест, объявлявший великого князя Николая Павловича наследником престола. Николай о нём знал, но едва ли был знаком с текстом строго секретного документа. А сам Александр по-прежнему не привлекал брата к делам, даже не ввёл его в состав Государственного совета и других высших учреждений — то ли показывал, что может передумать, то ли опасался какого-либо «движения» в пользу великого князя. Так старший брат, возможно, и не желая того, «подложил свинью» младшему: великий князь не был допущен к государственным делам, не общался с сановниками и не воспринимался обществом как будущий государь.
Узнав о смерти Александра, 27 ноября 1825 года взволнованный Николай записал в дневнике: «...конец всему, нашего Ангела нет больше на этой земле! — конец моему счастливому существованию, что он для меня создал!» — и немедленно принёс присягу Константину: «...все делают то же, я подписываю и иду созвать караулы сделать то же, начал с пикета гренадер, рота Ангела Преобр[аженского], рыдания и повиновение, также с кавалергардами». Присягнули поспешно, не следуя законному порядку и без торжественной благопристойности церемонии.
Эта странная присяга, игнорировавшая секретные документы об отречении Константина и переходе престола к Николаю, стала началом династического кризиса. Причины её до сих пор вызывают споры. Одни историки говорят о великодушии Николая, не пожелавшего обойти старшего брата; другие — о том, что Николай не мог поступить иначе, ибо не видел документов, обосновывающих его права, и не был уверен в их существовании; третьи настаивают, что молодой великий князь сделал это под давлением гвардейских командиров, сторонников Константина. Однако не стоит забывать и о том, что после внезапной смерти Александра в Таганроге для большинства подданных императором стал Константин. К тому же нужно учитывать и двадцатилетнюю разницу в возрасте между старшими и младшими сыновьями Павла. 29-летний Николай никогда в управлении страной не участвовал и мог быть просто растерян — на него свалился не подарок, а тяжкое бремя. Сам он писал об этом во вступлении к своим запискам: «...Я себя спрашивал, кто большую приносит из нас двух жертву: тот ли, который отвергал наследство отцовское под предлогом своей неспособности и который, раз на сие решившись, повторял только свою неизменную волю и остался в том положении, которое сам себе создал сходно всем своим желаниям, — или тот, который, вовсе не готовившийся на звание... и который должен был жертвовать всем, что ему было дорого, дабы покориться воле другого? Участь страшная».
