В мае 1821 года по возвращении Александра I из-за границы генерал И. В. Васильчиков подал ему список наиболее активных членов тайного общества. Рассказывают, что царь якобы бросил список в пылающий камин, не желая знать «имён этих несчастных», ибо и сам «в молодости разделял их взгляды», и добавил: «Не мне подобает карать». При разборе бумаг после смерти царя была обнаружена записка 1824 года, где он говорил о росте «пагубного духа вольномыслия» в войсках, о существовании «по разным местам тайных обществ или клубов», с которыми связаны влиятельные генералы А. П. Ермолов, Н. Н. Раевский, П. Д. Киселёв, М. Ф. Орлов. Эти и другие сведения, поступавшие по разным каналам, послужили причиной кадровых перемещений в гвардии и армии, которые на время выбили почву из-под ног фрондирующего офицерства.

Уже в 1817 году Александр писал сестре Екатерине: «Вы спрашиваете, дорогой друг, что я поделываю. Всё то же, т. е. привыкаю всё более и более покоряться велениям судьбы и даже нахожу уже известное удовлетворение в том полном одиночестве, в каком я нахожусь». Заботы удручали, а отрешиться от них было негде. Семейная жизнь победителя Наполеона не удалась. Елизавета Алексеевна родила ему дочь Марию (1799), но девочка умерла совсем маленькой. Царь охладел к супруге. В течение пятнадцати лет его избранницей оставалась очаровательная Мария Нарышкина (в девичестве княжна Четвертин-ская), красота которой была, по словам одного из современников, «до того совершенна, что казалась невозможною, неестественною». Но отношения законных супругов оставались дружескими — Александр часто приходил к жене пить чай. Подруга императрицы графиня Прасковья Фредро рассказывала:

«В первый же год связи императора Александра с г-жой Нарышкиной, ещё прежде восшествия на престол, он пообещал ей навсегда прекратить супружеские отношения с императрицей, которая должна была остаться его женой только формально. Он долгое время держал слово и вскоре после коронации, движимый одним из тех бескорыстных порывов, что были отличительной чертой его характера, даже решил принести жертву во имя своей любви. Он задумал отречься от престола, посвятил в свои планы юную императрицу, князя Чарторыйского и г-жу Нарышкину, и было единогласно решено, что они вчетвером уедут в Америку. Там состоятся два развода, после чего император станет мужем г-жи Н[арыш-киной], а князь Адам — мужем императрицы. Уже были готовы корабль и деньги, и предполагалось, что корона перейдёт маленькому великому князю Николаю при регентше императрице Марии.

Императрица Елизавета потеряла свою дочь, что облегчало материальные трудности и делало её одинокое и растерзанное сердце доступным для решений, продиктованных отчаянием. Князь Адам, во власти сильнейшей страсти, на мгновение был увлечён такой соблазнительной перспективой; но он же первый осознал её невозможность, почувствовал угрызения совести и привёл императору доводы рассудка. Ему удалось его убедить, всё осталось по-прежнему, и по меньшей мере несколько лет империя наслаждалась покоем, но императрица Елизавета стала ещё более одинокой...

В 1806 г. было объявлено о беременности императрицы: эта новость была встречена с радостью, все ей сочувствовали после смерти её старшей дочери и желали, чтобы эта утрата была возмещена. Но г-жа Нарышкина пришла в ярость. Она требовала от императора верности, на которую сама была не способна, и с горечью осыпала его упрёками, на что он имел слабость ответить, что не имеет никакого отношения к беременности своей жены, но хочет избежать скандала и признать ребёнка своим. Г-жа Нарышкина поспешила передать другим эти жалкие слова»⁶².

От Нарышкиной Александр имел двух дочерей; но фаворитка имела и других любовников. Генерал и военный историк А. И. Михайловский-Данилевский вспоминал:

«Государь, как известно, страстно любил Марью Антоновну Нарышкину, которая, однако же, невзирая на то, что была обожаема прекраснейшим мущиною своего времени, каковым был Александр, ему нередко изменяла. В числе предметов непостоянной страсти её был и граф Ожаровский. ...Государь приблизил к себе сего последнего после Фрид-ландского сражения, в котором убили брата его... государь, чтобы утешить его в сей потере, осыпал его милостями. Граф Ожаровский заплатил за сие неблагодарностию, заведя любовную связь с Нарышкиною. Государь, заметя оную, начал упрекать неверную, но сия с хитростию, свойственною распутным женщинам, умела оправдаться и уверить, что связь её с Ожаровским была непорочная и что она принимала его ласковее других, потому что он поляк и следственно её соотечественник и что она находится в самых дружеских отношениях к его матери. Вскоре, однако же, измена обнаружилась, ибо по прошествии малого времени государь застал Ожаров-ского в спальной своей любезной и в таком положении, что не подлежало сомнению, чтобы он не был щастливым его соперником. Кто бы на месте государя не отмстил дерзкому и удержал бы порыв своего гнева? Посмотрим, что сделал Александр.

Он призвал к себе своего соперника, им облагодетельствованного, и сказал ему: “Ты знаешь, сколь нещастий я имел в жизни, но у меня оставалась одна отрада, единственное утешение в свете — в любви Марьи Антоновны, и ты, похитив её сердце, лишил меня моего благополучия, но мстить я тебе не стану; дружеская связь, до сего времени между нами существовавшая, прерывается; ежели ты желаешь, то ты можешь оставаться по-прежнему при мне генерал-адъютантом. Я тебе не буду ни в чём отказывать и позволяю тебе отныне впредь просить всего, что ты ни пожелаешь. Вот моё мщение”».

24-летняя императрица замкнулась во дворце, появляясь лишь на официальных церемониях. Неожиданно для самой себя она увлеклась кавалергардским офицером Алексеем Охотниковым. Недавно найденный дневник императрицы показывает, как зарождалось и росло её чувство: «Воскресенье 6 декабря 1803... Невыразимое счастье после томительной неуверенности. Портрет. Я его видела, прикасалась к нему, упивалась им, осыпала его поцелуями. О, если бы этот портрет умел говорить, он поведал бы тому, с кого он писан, о вещах, в которых тот, быть может, не сомневается». Скорее всего, именно этот миниатюрный портрет Охотникова был найден и сожжён Николаем I после смерти Елизаветы Алексеевны вместе с её письмами. У неё недостало сил противостоять этой любви — 3 ноября

1806 года она родила дочь Елизавету, которую Александр признал, но не любил. Возлюбленный государыни умер в январе

1807 года от «грудной болезни» — скоротечного туберкулёза; в следующем году умерла и рождённая от него дочь.

В июне 1824 года, во время воинского смотра узнав о смерти своей любимой семнадцатилетней внебрачной дочери Софии, император страшно побледнел; однако не прервал занятий и только сказал: «Я наказан за все мои прегрешения». Приближённые Александра отмечали, что он становился всё мрачнее, стал чаще уединяться. «Возносясь духом к Богу, — писал император в 1818 году графине Софье Соллогуб, — я отрешился от всех земных наслаждений. Призывая к себе на помощь веру, я приобрёл такое спокойствие, такой мир душевный, какие не променяю на любые блаженства здешнего мира. Если бы не эта вера, святая, простая, чистая, которая только одна вознаграждает меня за все тяготы, сопряжённые с моим званием, что другое могло бы дать мне силы к перенесению его бремени? Обязанности, налагаемые на нас, надо исполнять просто...»

Одно время царь увлёкся мечтами об «общеевропейской религии» и проявлял интерес к христианским объединениям (чешским «моравским братьям», английским квакерам) и учениям мистиков вроде И. Г. Юнга-Штиллинга, предвещавшего конец истории в 1836 году. С 1813 года под покровительством государя развернуло свою деятельность Библейское общество, целью которого было распространение христианского учения и обеспечение «всякого христианского вероисповедания Библиями тех самых изданий, которые почитаются исправнейшими; доводить Библию до рук азиатских в России народов из магометан и язычников состоящих, каждому равномерно на его языке...». С 1813 до 1826 года было издано свыше полумиллиона экземпляров Ветхого и Нового Завета на сорока одном языке. Министерство духовных дел и народного просвещения руководило одновременно делами всех конфессий в России, школами и университетами. Однако православные иерархи были недовольны присутствием в Обществе католических и протестантских проповедников. В 1824 году близкие к Александру архимандрит новгородского Юрьева монастыря Фотий и Аракчеев уговорили его остановить деятельность Библейского общества и ликвидировать необычное министерство.