С юности он ежедневно принимал холодные ванны и ранним утром гулял по столице пешком по набережной до Фонтанки, затем поворачивал, выходил на Невский проспект и возвращался в Зимний дворец. На завтрак он предпочитал чай «всегда зелёный, с густыми сливками и поджаренными гренками из белого хлеба», «землянику... предпочитал всем прочим фруктам».
С весны до глубокой осени новый государь проживал в Царском Селе и в любую погоду по утрам прогуливался по парку: «Утро прекрасное; какое благотворное солнце! Какое благодатное небо! Бог даровал мне это место для моего успокоения и наслаждения его богатыми милостями и дарами природы! Здесь я удалён от шума столицы, неизбежного этикета
фамильного, здесь я успеваю сделать в один день столько, сколько мне не удаётся сделать в городе во всю неделю».
Александр был необыкновенно обаятельным собеседником — «сущим прельстителем», как называл его М. М. Сперанский. Царский гардероб был безукоризнен, а в умении носить и менять одежду ему мог позавидовать любой профессиональный актёр. В 1815 году во время пребывания в Вене, где тогда шёл международный конгресс, у императора с австрийскими аристократками зашёл разговор о том, кто может быстрее одеться — мужчина или женщина: «Ударились об заклад и положили сделать испытание в доме одной из графинь Зичи, куда отправлен был камердинер его императорского величества с платьем. В назначенное время государь вышел в одну комнату, а графиня в другую, чтобы переменить одежду; император выиграл заклад».
Современников покоряло в Александре сочетание скромного изящества и «солнцеподобного» величия, благородного монаршего блеска. Он мог путешествовать по стране в потёртом офицерском мундире без знаков различия, так что сельские старосты принимали государя за нечиновного отставника, зато его ослепительная фигура в генеральском мундире у трона вызывала благоговейное молчание членов Польского сейма, отнюдь не симпатизировавших России. Даже с Елизаветой Алексеевной, «супругою покинутою, бездетною и безнадёжною», Александр был любезным и порой общался с ней «с пленительною простотой и нежностью».
От него многого — может быть, даже слишком многого — ожидали. И поначалу ожидания оправдывались. Началось, говоря словами Пушкина, «дней Александровых прекрасное начало». Император восстановил урезанные Павлом I «жалованные грамоты» дворянству и городам, освободил дворян от телесных наказаний, упразднил Тайную экспедицию Сената, освободил около тысячи заключённых и ссыльных, вернул на службу изгнанных при Павле чиновников и военных.
В сентябре 1801 года именным указом было возвещено об уничтожении пытки. К этому шагу Александра побудил один ставший ему известным случай, когда в Казани «взят был по подозрению в зажигательстве один тамошний гражданин под стражу, был допрошен и не признался; но пытками и мучениями исторгнуто у него признание и он предан суду». Несчастный во время наказания кнутом «призывал всенародно Бога в свидетели своей невиновности и в сём призывании умер». Государь потребовал, «чтоб нигде ни под каким видом ни в вышних, ни в нижних правительствах и судах никто не дерзал ни делать, ни допускать, ни исполнять никаких истязаний под страхом неминуемого и строгого наказания... и чтобы наконец самое название пытки, стыд и укоризну человечеству наносящее, изглажено было навсегда из памяти народной». Помимо того, царь отменил порку лиц духовного сословия и членов их семей.
Пятого апреля 1801 года был создан Непременный совет — законосовещательный орган при государе из двенадцати старых и опытных сановников его бабки (Н. И. Салтыкова, А. Р. Воронцова, братьев П. А и В. А. Зубовых, П. В. Завадов-ского, Г. Р. Державина и пр.). К коронации, состоявшейся в сентябре 1801 года, были подготовлены проект «Всемилостивейшей грамоты, Российскому народу жалуемой», с гарантиями основных гражданских прав подданных (свободы слова, печати, совести, личной безопасности, частной собственности и т. д.), проект манифеста о запрете продажи крестьян без земли и порядке выкупа крестьян у помещика и проект реорганизации Сената. В ходе их обсуждения выявились противоречия между членами совета, особенно по крестьянскому вопросу; сановники дали понять императору, что принятие подобного указа вызовет брожение среди дворян и может привести к новому перевороту. После этого Александр предпочитал обсуждать реформы в Негласном комитете.
Государь уважал «внешние формы свободы», но теперь уже отнюдь не отказывался от самодержавного правления. Когда Сенат на основании нового закона 1802 года «О правах и обязанностях Сената» осмелился возразить против запрета Военной коллегией увольнения унтер-офицеров из дворян ранее истечения двенадцатилетнего срока службы, как император указом от 21 марта 1803 года разъяснил: право делать «всеподданнейшие представления» относится только к актам, опубликованным до 1802 года, а все последующие указы должны приниматься Сенатом к безусловному исполнению. С учреждением министерств реальная власть перетекла в Комитет министров; министрами и их заместителями были назначены как представители екатерининской знати, так и члены Негласного комитета: министром внутренних дел стал Кочубей, а Строганов — его товарищем (заместителем); пост товарища министра иностранных дел Воронцова получил Чарторыйский, а товарища министра юстиции Державина — Новосильцев; Министерством просвещения руководил Завадовский. Поскольку «молодые друзья» теперь занимали важнейшие государственные посты, в 1803 году Негласный комитет прекратил свои заседания, а в Непременный совет поступали лишь второстепенные дела.
Острота крестьянского вопроса ещё не была осознана властью. В этом направлении она пока двигалась очень мелкими шагами. Указ от 12 декабря 1801 года предоставлял купцам, мещанам, казённым крестьянам право покупать землю, а ещё один, подписанный четырьмя днями ранее, разрешал крестьянам заниматься торговлей «с тем только, чтоб они не заводили в городах для торговли сими припасами ни магазинов, ни лавок, а производили бы продажу на рынках и других установленных для сего местах». В 1804 году было издано Положение о крестьянах Лифляндской губернии: «дворохозяева» объявлялись наследственными владельцами своих земельных наделов, за которые теперь обязаны были отбывать барщину или платить оброк в зависимости не от желания владельца, а от качества и количества земли.
Александр запретил публиковать объявления о продаже крестьян (хотя сама продажа не запрещалась), торговать крепостными на ярмарках «в розницу», ссылать их в Сибирь за маловажные проступки. Он же прекратил практику массовых пожалований казённых крестьян в частные руки, отвечая на просьбы о «деревнях»: «Русские крестьяне большею частью принадлежат помещикам; считаю излишним доказывать унижение и бедствие такого состояния, и потому я дал обет не увеличивать число этих несчастных и принял за правило не давать никому в собственность крестьян». Правда, их можно было передать на время — в аренду, что в первой половине XIX века являлось обычной наградой.
Указ о «вольных хлебопашцах» 1803 года предусматривал возможность выкупа крестьян на волю по обоюдному согласию с помещиками. Правда, в александровское царствование таким образом получили свободу 47 тысяч крестьян — совсем немного. Однако впервые в истории России за крестьянством было признано законом право на владение землёй (ранее бывшее исключительной прерогативой дворянства). «Я желал бы вывести наш народ из дикарского состояния, при котором дозволена торговля людьми, — говорил в 1807 году Александр французскому генералу Савари. — Добавлю даже, что если бы гражданственность стояла на более высокой ступени, я уничтожил бы рабство, даже если это стоило бы мне головы».
Цензурный устав 1804 года, самый либеральный в дореформенной России, рекомендовал цензорам руководствоваться «благоразумным снисхождением для сочинителя... толковать места, имеющие двоякий смысл, выгоднейшим для сочинителя образом, нежели преследовать».
В 1803 году были образованы учебные округа, а в следующем принят устав учебных заведений России, делившихся на четыре ступени: приходские училища, уездные училища, гимназии, университеты. В стране появилась система высшего образования — к Московскому университету добавились университеты в Дерпте, Вильно, Казани, Харькове, Петербурге; открылись Институт инженеров путей сообщения и привилегированные гуманитарные лицеи — Царскосельский (1811), Демидовский в Ярославле (1803) и Ришельевский в Одессе (1817).
